Ничья его девочка

Какой же он… взрослый, такой властный и опытный, и я слабая, глупая, рассыпавшаяся перед ним в кусочки сгоревшей в его руках бумаги. Невольно кусаю губы, подрагивая от изысканного удовольствия и сгорая в ничто под его взглядом.

Я знаю… это я там в его руках и на кончиках его пальцев. Там мои сердце и душа… и скоро он завладеет всем моим существом безраздельно.

— Близко… считай со мной, — растирает сильнее, требовательнее, — раз…, - палец скользит к самому входу дрожит там и возвращается обратно, размазывая влагу и натирая самый кончик узелка, который кажется взрывается от диких ощущений, — дваааа, — наклоняется к самому моему рту и второй рукой сжимает грудь поглаживая сосок, — триии… сейчас.

Сжимает меня двумя пальцами, усиливая ощущения, делая их невыносимыми настолько, что меня словно разрывает от них на куски, сбрасывая в точку невозврата, и я замираю от ужаса и паники, широко распахнув глаза, глядя ему в лицо и чувствуя, как покалывает все тело и захлестывает мощью, ослепительной похожей на боль, но настолько сладкой и чудовищно остро-прекрасной, что я слышу собственный вопль, ощущаю, как исказилось мое лицо и забилось в судорогах все тело, паутина электрических разрядов разошлась волнами под кожей и меня бьет самым ослепительным наслаждением в моей жизни.

Под адское ощущение проникновения его пальца внутрь и я сжимаю его плотью так сильно, так невыносимо туго, чувствуя раскаленными и чувствительными стенками как толкается не грубо и в тоже время очень ощутимо, продлевая волны удовольствия, все еще перекатывающиеся по моему телу.

Собирает мое дыхание, перехватывает губами губы и снова отпускает. Пока я не затихаю в его руках со слезами на щеках и почти не чувствуя своего тела. Слышу его шепот у самого уха.

— Теперь ты знаешь… Ты моя девочка, ты принадлежишь мне.

Да, теперь я знаю. Я его. Все он верно сказал…

Барский отнес меня на диван, а сам уселся у изголовья и гладил мои волосы, перебирал их, наматывая на пальцы, пока я смотрела в темноту и не понимала, что между нами происходит, и боялась спросить. Я знала, что это еще не секс. Да… он меня пометил своими руками и губами, но не взял и сам ничего не получил. Я боялась спросить почему и не смогла бы этого сделать. Я была слишком потрясена, и моя наивная душа рисовала розовые картинки того что будет завтра, перемен, рисовала любовь Барского ко мне … как в кино, как в книгах, которые я собиралась писать.

Надо было представлять себе кошмары… потому что любовь Барского не имеет ничего общего с девичьими грезами. Его нежность мимолетна, как и вспышка молнии. Он ушел в ванну, потом вышел оттуда уже с сотовым в руках. Пока говорил застегивал штаны, ремень, набросил пиджак и поправил у зеркала воротник рубашки. Когда вышел из номера я думала, что он вернется. Ждала… долго. Час. Два. Три. И под утро уже рыдала в ванной, понимая, что он уехал, не сказав мне ни слова и даже не попрощавшись. Я как была для него никем. Так никем и осталась. Он лишь показал мне какую власть имеет над моим телом и мое место в его жизни. Захочет приласкает, а захочет исполосует ремнем. Но ни на что больше я рассчитывать не могу.

Ненавижу его! Проклятый равнодушный монстр! Как же я его ненавижу!

Утром за мной пришли и отвезли обратно в школу. Барский даже не позвонил… но. Да, проклятый и ненавистный монстр был прав. Теперь я знаю, что он может мне дать… но еще совершенно не знаю, как много он может у меня отнять.





ГЛАВА 17




Конец года прошел как во сне. В окружении сплошного молчания и отдаления всех тех, кто раньше прыгали вокруг меня, как клоуны, а теперь сговорились игнорировать дрянь из-за которой погиб Барат. Что ж я их не осуждала я сама себя ненавидела за его смерть. Но я так же и слишком себя любила, чтобы зациклиться на этом и на их никчемной ненависти. Они мне никто и мне с ними детей не крестить. Я все равно уеду отсюда и никогда их не увижу. Обидно было только из-за Агнешки, которая отдалилась вместе с остальными, но и черт с ней. Каждый делает свой выбор и если она выбрала не меня, то ценности для меня с этой секунды уже не представляет. Я привыкла к внутреннему одиночеству. Люди не представляют для меня смысла жизни и мне срать на их мнение.

Школу я заключила прекрасно. Барский мог бы мною гордиться… Мог бы если бы хотел. Но с той ночи я больше его не видела и ничего от него не слышала, как и раньше. Словно ничего между нами не произошло. Да и вряд ли для него имело хоть какое-то значение то что он со мной делал. Так перекусом даже назвать нельзя. Это для меня значение было более чем огромным… и я буквально каждой клеточкой своего тела ощущала принадлежность ему. Его слова обрели для меня объем и имели четкие грани… моего личного помешательства на том, кому я была совершенно не нужна. Я каждый день вспоминала его губы на моих губах и руки на моем теле и казалось, что на коже остались невидимые следы пальцев и они по-прежнему продолжают ее обжигать. И это странное послевкусие, не отпускающее месяцами, осевшее горько-сладким осадком. Все мом сны о нем, мечты о нем и вся моя адская ненависть тоже о нем. Я больна этим человеком и самое ужасное, что он мною не просто не болен, а даже не думает обо мне.

Боже! Как иногда надо мало для счастья. У меня воспоминания… словно я за одну ночь прожила десять жизней. И в тот же момент эти же десять жизней и причина моего несчастья. Но я осознала одну неоспоримую вещь — Барский меня хочет. Как женщину. Это уже осознается на уровне инстинктов. Он набросился на меня голодным волком терзающим свою добычу с рыком и особой алчностью, и я этого никогда не забуду…, пожалуй, это единственное что заставляло меня ликовать. С каким бешеным рвением он дал мне это ощущение бешеного наслаждения, подсадил на себя, заставил почувствовать то, что никогда и ни с кем уже никогда не испытаю. И это не просто пафосные слова девчонки малолетки. Я точно знаю, что не испытаю. Невозможно чувствовать острою потребность в человеке, а потом испытывать такую же в другом… А для меня Барский стал смыслом жизни при всем моем эгоизме это было чем-то непостижимым. Он был для меня важнее меня самой, он был кем-то, кто и являлся мною, частью меня. С ним я всегда настоящая.

И у меня до сих пор стоят в ушах собственные стоны наслаждения и его хриплые команды от которых натягивается струной все тело. Я пыталась воспроизвести и не могла. Сама не могла. Мне были нужны его пальцы, его голос и взгляд.

С ужасом ожидала окончания года. Стало страшно, что все его слова были пустым звуком и он вышвырнет меня на улицу. Но я тогда еще плохо знала Барского. Нееет, он никогда не вышвырнет то, что считает своим. Свое он бережет пока оно ему не надоест, а потом он его безжалостно ломает на такие осколки, чтобы никому не досталось даже самого мелкого. То, что принадлежит Барскому уже никогда не будет принадлежать никому.

И мне это показали сразу же после окончания. На выпускной бал меня не допустили. Барский посчитал, что это слишком для его вещи выплясывать не под его присмотром. Мне так и сказали, что кордебалета не будет. Захар Аркадьевич велел собирать вещи. За мной приехали его люди и повезли в аэропорт. Они у него немногословные истуканы и добиться ответов куда именно меня везут я так и не смогла.

Но предвкушение встречи жгло мне легкие и наполняло невесомостью самого глупого и оглушительного детского счастья. Я ужасно хотела его увидеть. Это оставалось неизменным. Мне было нужно, необходимо насытить свою потребность в его присутствии… а еще я надеялась, что именно при встрече я пойму, что он скучал по мне и что у нас связь. Да, я думала о том, что мы любовники, что у нас есть своя тайна. Но тайна оказалась только у меня, а Барский… Барский сделал вид, что я пустое место.

Меня привезли в их логово. Обратно. Даже устроили вечеринку в честь возвращения. Приемчик с домашней выпечкой, над которой так пыхтела Светлана и с гордым видом улыбалась, когда гости нахваливали ее стряпню в честь приезда племянницы или кем они меня там всем представляли. Чуть ли не приемной дочерью. Журналисты расписывали какой милый и благородный Барский и как заботится о сиротке, а я смотрела на это сборище лицемеров и чувствовала, как мне нечем дышать от понимания — а ведь ничерта не изменилось. Все те же лица и все та же я… только уже другая. Барский начал меня менять и эти перемены выжигали на мне клейма принадлежности этому страшному человеку. Я ощущала, как ни выбиваются под моей кожей и ничего не могла сделать. Даже сбежать.

— Сенечка, как прошли эти два года? Тебе не было грустно там одной?

Спросила Светлана, подкладывая мне кусок торта в тарелку. Он осветлила волосы сделала новую прическу. Холенная. Пахнущая дорогими духами, ухоженная до оскомины на зубах. Я бы даже назвала ее красивой несмотря на лишний вес, но я не была объективной, и Светочка мне не нравилась.

— Нет, мне не было грустно, — улыбаясь ответила я, — у меня был парень.

— Как интересно, — всплеснула полными руками Света и отпила из бокала вино, — парень? И где он сейчас? Мы ведь можем с ним познакомиться?

Отчего-то подумалось, что она совершенно некрасивая, старая и у нее наверняка есть целлюлит на бедрах и груди ее обвисли. Он ведь не спит с ней. Они просто друзья. Я читала, что так бывает в семьях олигархов. Мне от чего-то так хотелось в это верить. Как и многим наивным дурочкам у которых молодость и внешняя красота стоит на первом месте. Я еще не была его любовницей… но я мыслила я именно так, как и все они, которые на что-то надеются и тешат себя глупыми иллюзиями, связавшись с женатым мужчиной.

— Конечно вы можете познакомиться на городском кладбище. — улыбаясь ответила я и с наслаждением улыбнулась еще шире, когда Светлана уронила вилку, — Он погиб. Его забили до смерти на одной из вечеринок.

— Какой ужас. Бедный мальчик!

— Да, бедный мальчик. Я долго не могла прийти в себя после его смерти. Он был мне очень дорог.

Посмотрела на Барского, но тот с невозмутимым видом поглощал свой кусок пирога. С момента моего возвращения он ни разу на меня не взглянул. Так, мимолетно скользнул своими волчьим глазами, когда я приехала с чемоданом, а он как раз спускался по лестнице в офис. В черном костюме, светло-голубой рубашке. Властный, недоступный и до сумасшествия красивый этим своим невероятным истинно мужским шармом, в котором чувствуется влияние, большие деньги и такие же огромные возможности.

— С возвращением, — бросил сухо и не глядя последовал быстрым шагом к двери, за ним скакали два его помощника едва успевая. У Барского быстрая и очень энергичная походка. Он всегда так ходит, обгоняя всех и вынуждая пыхтеть и плестись сзади. Потом я пойму, что и это продуманная манипуляция, потому что Барский прекрасный знаток психологии. Глядя на этого холодного, ледяного деспота с трудом можно себе представить, что он разорвал на мне блузку и стонал мне в губы чтобы я кончала для него. И именно от этого контраста бросало в дрожь.

— А пусть Сенька нам станцует. Не даром же батя вываливал за нее такое деньги на учебы заграницей и на ее кардебалет.

Голос Игната заставил вздернуть подбородок и найти это слизняка взглядом. Значит все по-прежнему и за это время он не изменился. Ни он, ни его сестрица, которая приподняла одну бровь и уставилась на меня взглядом полным презрения:

— Как она станцует? Здесь нет шеста.


Они оба заржали, не сдержали усмешку и другие гости. Я посмотрела на Барского, но тот промокнул рот салфеткой и совершенно не отреагировал на издевательские реплики своих отпрысков. Я знала, что ему не нравилось мое увлечение танцами… мне несколько раз говорили, чтоб я их бросила, но все же не настаивали. Усмехнулась… значит станцевать для барской семейки. Почему бы и нет. Меня кормят и поят, и ожидают, что я буду развлекать хозяев. Надо ж быть благодарной и таки развлечь.



Встала из-за стола, и Игнат откинулся на спинку стула в наглом ожидании с противной усмешкой на губах. Я снова посмотрела на Захара и вздрогнула, когда увидела, что теперь он смотрит прямо на меня. Впервые с момента моего возвращения. Пронзительный взгляд. Убийственный и тяжелый до невоносимости. Кажется, я сейчас прогнусь под этой тяжестью. И понять емогу он тоже желает, чтоб я танцевала или нет?

— Может разденешься? А то костюм не подходящий.

— Может выйдешь, а то твой тон неподходящий? — спокойно спросил Барский и отпрыск тут же поутих, но продолжил сверлить меня мерзким взглядом, который мне совершенно не нравился. Он претерпел изменения с момента моего отъезда и теперь в нем появился легко узнаваемый блеск похоти. Но сейчас мне было на него более, чем плевать. Меня трясло от понимания, что Барский так же, как и все эти богатенькие сволочи хочет увидеть мое унижение, увидеть, как я танцую для его сына и для гостей. Интересно, своей дочери он бы тоже позволил танцевать? Ответ я знала сама. Я — никто. И лишь сам Барский делает меня кем-то пока ему это интересно.

Я прошла мимо Светланы, достала свой смартфон и нашла подходящую песню… ту самую с которой мы взорвали зал и заняли первое место, только там я была с труппой, а здесь конечно же соло. Но именно тогда я влюбилась в этот текст, как и в исполнение, казалось это мое внутреннее я рвется от отчаяния и молит о чем-то монстра, который никогда надо мной не сжалится.

Притаились гости и кто-то уже приготовил сотовые для съемки. Ну что ж за все в жизни надо платить. Посмотрела на Барского и тот откинулся назад. Потягивая вино и склонив голову к плечу. Ждет моего унижения… сволочь. Как был ублюдком, так и остался. Да, при всей моей любви к этому человеку я ясно представляла себе, что он за зверь. Хотя нет, я всего лишь могла думать, что представляю. Узнаю я это намного позже…

Заиграла музыка… и я глубоко втянула воздух, закрыла глаза и снова открыла, глядя на Захара, в воздух взметнулись первые аккорды и сбросив туфли взметнулась и я.

Верните мне меня:

Я больше не играю.

Верните мне меня —

Зачем я вам такая?

Верните мне меня —

Хотя бы по частицам,

Пока не до конца

Меня склевали птицы.

Из частей да в целое

Себя я снова сделаю…



И все вокруг исчезают, растворяются довольные и вытянувшиеся от удивления лица, они тают и растворяются на фоне стен. Все бесполезные и совершенно ненужные мне пятна с глазами и губами, кроме одного… ЕГО лица. Оно становится все отчетливей и я вижу его пока скольжу, по мраморному полу залы, вскидывая руки и взлетая в прыжках, приземляясь и глядя в волчьи глаза, которые смотрят на меня так….словно и для него все они растаяли…..

Верните мне меня:

Я всё равно сломалась…

Верните мне меня,

Пока чуть-чуть осталось…

Верните мне меня —

Хотя бы попрощаться…



И перед глазами мелькают кадры, как увидела его впервые. Как смотрит на меня, подняв воротник, словно на насекомое, а я еще счастливая идиотка, которая совершенно не понимает, что только что попалась сама в капкан возле самого опасного и лютого хищника и теперь мне остается только судорожно биться и корчится от боли, когда он будет жрать меня кусочками на живую, глядя как я беспомощно трепыхаюсь и истекаю кровью…

Оно ни до кого

Не может достучаться…

Его нужно убедить,

Чтоб опять хотелось жить… *1

Тяжело дыша опустилась на пол, накрывая себя руками и склоняя голову. Раздались аплодисменты и восхищенные возгласы, а я поднялась на ноги, откланялась в разные стороны, делая реверансы, подобрала туфли и пошла к себе в комнату.

Сидеть с ними со всеми за одним столом мне сейчас не хотелось. Пока шла по коридору размазывала слезы по щекам. Услышала шаги, но не обернулась, а когда кто-то схватил за руку вздрогнула, но не успела даже слова сказать — Барский затолкал меня в какую-то подсобную комнату и закрыл дверь на ключ.

Придавив к стене и закрыв рот рукой прошептал мне в лицо.

— Не верну. И не мечтай!

Жестоко поцеловал в губы быстрым, сильным поцелуем и тут же отпрянул. Заставив задрожать и коснуться пальцами губ, тяжело дыша и чувствуя, что слезы все еще дрожат на ресницах. Вытер их одним движением.