Ничья его девочка

Я решила, что не хочу больше туда в эту толпу. Хочу где-то пересидеть все это веселье и потом спокойно поехать домой. Пошла по коридору в поисках комнаты, где можно укрыться от толпы. Я так и не поняла, кто хозяин вечеринки и к кому мы приехали. Я толкала каждую из дверей, но они не поддавались, пока не толкнула одну из них и не замерла. Увидела Захара. Он стоял, облокотившись о стену, без пиджака и галстука, манжеты рубашки завернуты до локтей и меня тут же повело от вида его сильных рук. Широких запястий и выпирающих вен порослью волос.

Пуговицы его рубашки расстегнуты и мне хочется выматериться вслух. Какие же холодные и жесткие у него черты лица. Притягивают и отталкивают одновременно. Особенно его взгляд и эти поджатые губы. Узкая верхняя и полная нижняя Я вспомнила какие они на вкус и невольно тихо выдохнула. Какой же он опасный и притягательный. Сильный, мощный и в тоже время изысканно утонченный. Энергетика бешеная без шанса не попасть под его воздействие. Ужасно захотелось коснуться его. Ощутить эту мощь под ладонями. По всему телу прошла волна горячей дрожи, как кипятка. И в эту же секунду появилась какая-то телка. Словно из ниоткуда. Она стояла ко мне спиной, покачиваясь на высоких каблуках и тряхнула длинными темными волосами. Фигура, точенная как у модели. Она судя по всему расстегивала свою блузку и Барский смотрел на нее горящим взглядом… а меня окатило волной ядовитой ревности и злости. Что за дрянь? Он что прямо здесь с ней? Его ж жена в зале. Совсем рядом.

Девка медленно, покачивая бедрами, подошла к Барскому, а он рывком привлек ее к себе. Я увидела, как его сильные ладони погладили ее спину, потом он снял с нее блузку и щелкнул застежкой лифчика. Сволочь! На пальце сверкает обручальное кольцо! И я… тут же я стою. Да кто угодно может войти! Но ему было плевать. Я за это его и ненавидела, и восхищалась. Он не отказывал себе ни в чем и ему плевать на остальных. Уверенный в себе, позволяющий себе что угодно хищник. Барский гладил ее голую спину, потом спустился к ягодицам, слегка ударил и резко развернулся вместе с девушкой, впечатывав ее в стену. Она жалобно застонала, обвила его бедро стройной ногой, зарылась руками в его волосы, а я лишь видела, как его рука скользит по ее груди, большой палец гладит вытянутый сосок, как он задирает на ней юбку. Я вся тряслась и клокотала от ненависти к ним обоим. Особенно к ней… потому что мне до боли в каждой клеточке тела захотелось, чтоб это ко мне он так прикасался. Чтоб я стояла там на ее месте.

Наверное, я выпила слишком много шампанского. Я ведь не могу вот так думать. Не могу его… его хотеть? Это ведь так называется? Хотеть. И я не могла двигаться, не могла сделать ни единого вздоха, грудь сдавило, стянуло и низ живота разболелся, а там, где сердце стало невыносимо больно. Меня трясло, и я не знала от чего именно: от злости, ревности или от вот этого желания быть там, где она. Чтоб он ласкал не ее, а меня, чтоб я вот так же стонала и запрокидывала голову, чтоб я шептала его имя. Захар делал с ней что-то немыслимое, он сводил ее с ума каждым прикосновением, заставлял извиваться и хватать широко открытым ртом воздух. И я даже не представляла, что вытворяли его руки у нее под юбкой. Но меня трясло от этого зрелища и хотелось орать, чтоб они оба прекратили. Барский развернул девушку спиной к себе и придавив к стене, потянул за бедра к себе, поднимая юбку ей на поясницу. Я больше не могла на это смотреть. Бросилась оттуда прочь на дрожащих ногах, с пульсирующей в висках кровью и кипящим адреналином.

Мне нужно было выскочить на улицу. Куда угодно. Вдохнуть свежего воздуха и успокоиться. Меня продолжало трясти от увиденного. Я бросилась к веранде, дернула на себя дверь и в ту же секунду меня схватили за руку. С раздражением обернулась и увидела Яна. Он с восхищением смотрел на меня и громко, стараясь перекричать музыку, сказал:

— Эй, там холодно. Заболеешь. Ты курить?

Я не знаю зачем кивнула.

— На, надень мой пиджак и пошли вместе покурим.

Я смотрела ему в глаза, а перед моими Барский с той девкой и мысли… мысли, что они сейчас там делают вдвоем. Ведь я прекрасно знала, ЧТО именно он с ней делает и от этого болело в груди и раздирало внутри огнем. Хотелось что-то сделать. Что-то, чтоб унять этот огонь. Ян набросил мне на плечи свой пиджак. Прикурил одну сигарету мне, одну себе. Протянул… а я забрала ее, затянулась. И вдруг схватила его за затылок и, притянув к себе, поцеловала в губы. Он вначале отпрянул.

— Ты чего?

— Ничего…

— Ни хрена себе ничего…

И сам впился в мой рот, а я все еще видела перед глазами руку Захара, шарящую по груди брюнетки. Целовалась я впервые. И… мне было никак. Не то чтобы противно. Но непонятно. Мокро, скользко и как-то странно. И его язык похож по вкусу на тряпку. Ян постанывал и тяжело дыша прижимал меня к себе дрожащими руками.

— Обалдеееть, — выдыхал мне в губы, — ты мне сразу понравилась. Я и не мечтал даже… что так быстро.

Но едва его руки принялись шарить у меня впереди, пытаясь накрыть мою грудь, я пнула его в плечи, но он еще сильнее прижал меня к себе. И в ту же секунду почему-то отлетел назад. Я даже не успела отреагировать, когда увидела, как Захар впечатал Яна лицом в стену и за шкирку оторвал от нее, разворачивая к себе. У парня из носа текла кровь и была счесана щека.

— Чтоб я тебя возле нее не видел! Поняяял, сопляк?! Увижу — яйца оторву!

Открыл дверь и вытолкал пацана в темноту коридора, а потом развернулся ко мне. Глаза, налитые кровью. Рот скривился. Руки в кулаки сжаты, так что кажется у него жгуты вен сейчас трещать начнут. Расстегнул ремень и резко вытащил из штанов… а мне стало страшно. Я шарахнулась к стене и всхлипнула, глядя на то, как он щёлкнул ремнем, сделав удар в воздухе.





ГЛАВА 14




Вдруг в глазах моих совершилось невероятное дело: отец внезапно поднял хлыст, которым сбивал пыль с полы своего сюртука, — и послышался резкий удар по этой обнаженной до локтя руке. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть, а Зинаида вздрогнула, молча посмотрела на моего отца и, медленно поднеся свою руку к губам, поцеловала заалевшийся на ней рубец…

(с) Тургенев. «Первая любовь».



Я втиснулась спиной в стену, глядя на него расширенными от страха глазами и чувствуя, как адреналин запульсировал в венах еще сильнее. Никогда не думала, что вместе со страхом испытаю вот это завораживающее чувство… это странное предвкушение чего-то неизведанного. Чего-то темного и очень мощного. Я не боялась его и в тоже время боялась невыносимо сильно всего-что было связано даже с его именем. Захар силой захлопнул за собой дверь и щелкнул задвижкой. Я перевела взгляд на ремень в его ладони и снова на бледное лицо Барского. Он был в ярости в какой-то дикой и исступленной ярости. Наверное, заметил, что я подглядывала и психанул…, наверное, помешала ему. И злорадно была этому рада. Сделал шаг ко мне по сверкающей белоснежной плитке. И я то на его отражение смотрю, то снова в лицо и дух захватывает от его величественности от какой-то совершенно запредельной возвышенности надо мной. А ведь я всего лишь какие-то несколько месяцев назад не могла даже подумать о том, что смогу к нему приблизиться хотя бы на пятьдесят метров.

— Я ничего не успела увидеть. — жалкое оправдание.

Он меня даже не слышал. Еще пару шагов и удар ремня в воздухе рядом с моим лицом заставил вздрогнуть и зажмуриться еще раз.

— Чего не видела? С кем шла на балкон? Или не видела, что тебя б здесь сейчас трахнули как последнюю шлюшку? Чего ты не видела, Есения? Своего разукрашенного лица или этого платья, в котором ты… в котором ты на ребенка совершенно не похожа!

— А я не ребёнок!

Барский хищно оскалился и схватив меня за лицо потянул на себя и толкнул снова назад к стене, буквально вдавив в нее. Я не могла понять почему он злится. У меня тогда в голове не укладывалось. Я еще была слишком наивной и маленькой дурочкой, чтобы понять от чего именно озверел Барский. Точнее я не понимала истиной причины… она была слишком хороша для меня. Я не знаю, как это объяснить я и помыслить не могла, что он ревнует… иначе прямо там сдохла бы от счастья.

— И что? Вам то что? Я взрослый человек, я не ваша дочь. Что хочу, то и делаю. Это что за слежка?

— Слежка?

Еще шаг ко мне, тяжело дышит, как зверь, который мчался несколько километров без передышки. Он просто сдерживается, он пытается сдержать то самое черное, что рвется из него наружу, а я даже представления не имею, что оно там есть и как оно будет выглядеть для меня. Мне кажется он и сам этого не знает.

— Что хочешь то и делаешь? Может ты сюда вышла ноги перед ним раздвинуть?

— Да! Что хочу то и делаю! Хочу целуюсь, хочу раздеваюсь, хочу ноги раздвигаю! Моя жизнь! Вы мне никто. Вы сами прямо под носом у жены трусы с какой-то девки стягивали. Не вам меня учить морали! Может я хочу секса. В моем возрасте уже трахаются представляете?

Я не сразу поняла, как он ударил. Только плечо вздулось и заболело адской болью. Я перевела взгляд на рубец и лопнувшую от железной пряжки кожу и на кровь, которая потекла прямо на красное платье. Он тоже стоял и смотрел на этот рубец расширенными глазами, застывший, как изваяние и бледный до синевы. Мне показалось он испугался, точнее он ошалел от того, что только что сделал. А у меня так кипит адреналин, что я не могу даже заплакать от чудовищной боли и от понимания, что он поднял на меня руку. Но я ошиблась… никакого испуга не было. Я слишком хорошего мнения была о нем… Никто и не о чем не сожалел. Он вообще не знал, что такое слово «жалость» и все производные от него.

— Я буду тебя учить всему, — сипло сказал Барский, — и прежде всего выбью все блядство, которого ты нахваталась в своем детдоме и на своей улице.


А сам продолжает смотреть на рубец и тяжело дышать. Он его заворожил. Как будто взгляд оторвать не может.

— Еще раз с какой-то швалью увижу…

— Изобьете?

Поднял на меня налитые кровью глаза и прорычал:

— Убью!

И я почему-то поверила, что это правда. Именно в тот момент. Но это совершенно не означало, что я испугалась. Нет. Меня таким было не напугать. Слишком наивная, глупая я не осознавала кто такой Барский на самом деле и на что он способен. Я видела лишь одну сторону медами, но не видела того дьявола, что жил в нем внутри. Я понятия не имела, что тяну его наружу, дразню, заставляю выдраться из-под спокойной ледяной личины и разворотить мою жизнь, разодрать ее на куски. Ведь во мне самой жили тысяча чертей. Но даже они в сравнении с его жуткими демонами лишь маленькие рогатые дети… как и я.

— Я хочу уйти отсюда.

Тихо сказала и тронула пальцами вздувшееся багровым кровоподтеком плечо, та рука почти не шевелилась, и я уже начала ощущать пульсацию после удара по всей ее длине и до самых костей.

— Надо лед приложить, — совершенно равнодушно сказал деспот, продолжая смотреть мне в глаза своими светлыми ледяными айсбергами.

— Просто отправьте меня домой. Я сама приложу.

— Надо приложить лед.

Он повторил это одинаковым тоном и схватив меня под локоть потащил к двери. Я попыталась вырваться, но это было не просто бесполезно, а скорее даже травматично потому что Барский не вел меня — он тащил. Как вещь. Если бы я безвольно упала, то он даже не обратил внимание и продолжил тянуть, как тряпичную куклу.

— Мне больно, — сказала я.

— Я знаю.

Ответил совершенно отрешенно и затащил на кухню. Какая-то женщина в униформе и шапочке шарахнулась от нас и расширенными глазами посмотрела на мое плечо и на кровь. Барский ее даже не заметил. Он захлопнул за ней дверь и повернул ключ. Потом пошел тяжелым шагом к холодильнику, открыл морозильную камеру и принялся лихорадочно что-то искать. Я не сразу осознала, что он в каком-то шоке. Только когда вернулся и швырнув на стол пакет со льдом, начал разрывать его дрожащими руками я поняла, что он не в себе.

— Я хочу домой.

Но меня никто не слушал, Захар подошел ко мне, схватив полотенце, завернул в него лед, и осторожно приложил к рубцу. От боли я дернулась, но Барский вдруг резко привлек меня к себе, заставляя уткнуться лицом ему в шею и обомлеть от этой неожиданной ласки. У меня от нее колени подогнулись и задрожал каждый нерв внутри. Я не верила сама себе, что это происходит. Что он прижимает меня к себе и истерично, лихорадочно перебирает пальцами мои волосы.

— Прости меня… Лисичка. Прости маленькая. Не хотел я… не знаю, что на меня нашло. Слышишь? Не знаю… дьявола ты во мне будишь.

И давит сильнее, так что кости хрустят. Дрожит сам и мне его дрожь передается. Чувствую, что темная она и страшная дрожь его, что он сам ею напуган… а мне она нравится. Я готова позволить себя ударить еще раз, чтобы ее ощутить и понимаю, что это ненормально. Что не так с этим что-то… и со мной не так. И с ним.

— Неправильно все это. До чертей неправильно.

Я думала он о Яне говорит, о том, что между нами там было. Наивная… это потом спустя много лет я пойму эту борьбу и войну, которую он вел с самим собой и со мной заодно. А тогда я была слишком маленькая, чтобы понять. Тогда я просто сходила с ума от того, что Барский меня обнял, от касания его пальцев к моим волосам и от гулкого биения его сердца под моей щекой.

— Я… бы не стала с ним.

— Надо отправить тебя куда-то. — словно сам себе и гладит волосы, сильно, больно гладит, тянет их вниз, потом сгребает в кулак и мнет, — Куда-то подальше. Найти школу, пансионат… не знаю какое-то безопасное место, где никто не тронет. И….подальше… подальше от…

Он не договорил, а я лишь через несколько лет пойму, что он о себе. Это от него подальше, чтобы он не тронул. Отсрочка демонам и апокалипсису…

Потом протирал водой рубец, снова лёд прикладывал, и накинув мне на плечи полотенце вывел из кухни. Когда вниз спустились Барский меня к машине повел. Жене сказал, что упала я… что надо домой отвезти — рука у меня болит сильно. Она не стала выспрашивать. Она вообще ему мало вопросов задавала. Удобная че… он всегда делал так, чтобы ему было удобно. Только я из зоны комфорта его выбила. Со мной удобно не было. Со мной все не так.

Домой привез меня, из машины выгрузил и обратно к своей Светочке уехал или к той сучке, которую не успел… А я забыла крикнуть вдогонку, чтоб в этот раз все же оттрахал любовницу или кто она там его темноволосая шлюшка. И в сердце то огонь полыхает при воспоминании о том, как к себе прижимал, то болезненная ярость слепит и ненависть… и вовсе не за то, что ударил. К сожалению, не за то… А поздно ночью я рассматривала этот рубец на своем плече и обводила его, а потом подносила к губам собственные пальцы, вспоминая, как он вдавил меня в себя и цеплялся дрожащими руками за мои волосы. Со мной уже тогда творилось нечто странное. Я уже тогда была влюблена в него по-животному дико. Не по-людски. Да и он по-людски не умел….





* * *


Но поговорить у нас больше не вышло. Барский действительно отправил меня учиться заграницу. Подальше от себя и от своей драгоценной семейки. Не приехал даже провожать.

Через неделю после проклятой вечеринки вызвал меня в кабинет. Когда зашла он по телефону беседовал и кивком головы мне на кресло указал. Я не села. Так и осталась стоять. Рука все еще болела я делала перевязки с мазью, а Светлана заботливо помогала наложить бинты. Все спрашивала, как я так… а мне казалось она прекрасно знает кто это сделал. Знает и злорадствует.

— Завтра ты уезжаешь учиться в Словакию в закрытую школу. Будешь изучать хореографию, музыку и все что положено. Так что думаю за два года из тебя выйдет человек.

На меня не смотрит… смотрит в свой ноутбук и что-то пишет своими длинными аристократическими пальцами. Все решил, все продумал. Избавился наконец-то. Надоело играться. Ублюдок. Какой же он равнодушный ублюдок.

— Я не хочу никуда ехать.

— А я разве спросил твоего мнения? Я просто ставлю тебя в известность и все. Там за тобой будут присматривать. Заведение закрытого типа с религиозным уклоном.

Я зло рассмеялась.

— Так чего не сразу в монастырь? Надежно. Надежней не придумаешь.