Невидимый город
Часть 5 из 32 Информация о книге
– Что, не узнаешь? Подурнела сильно? – спросила она, усмехаясь. И тут Радка ее узнала. Лицо гостьи было ужас как похоже на лицо Радкиной матери, разве что немного моложе, смуглее и суше. – Тетя Дионисия… – прошептала девочка. – Так-таки тетя? А может, кто другой? Кто я тебе, Радушка? Тетка? – Сестрица… – протянула Радка с опаской. Сестрица не сестрица, еще посмотреть надо, а что лесная девица – это ясно. А из Шелама мало ли что прийти может! Но женщина уже ласково притянула Радку к себе, чмокнула в висок, обдала запахами солнца, травы и немытых волос. – Помнишь, – сказала она тихо. – Большая уже стала, а помнишь. Хорошо! Радка помнила. Сестрица Десси приходила к ним в гости лет шесть или семь назад, принесла матери шерстяную, в красную и черную клетку, дивно мягкую юбку, а Радке деревянного конька, который умел топать ногами и качать головой. Если уж совсем честно, то сильней всего запомнился Радке этот самый конек, да еще – как мать вдруг спросила: – А отец-то как? И Десси ответила: – Отец тебя забыть не может. Радка потом много недоумевала: отец тогда и впрямь дня на три уезжал в город, только с чего ему мать-то забывать? Вернувшись и услыхав от соседей, что приходила Десси, он побелел и сказал тихо и страшно: – Чтоб я больше имени этой твари в своем доме не слышал. Конька Радка от греха подальше утащила за баню, построила ему конюшню из щепочек и там оставила. Мать дареную юбку тоже ни разу не надевала. Потому-то Радка и не хотела сразу признаваться сестре, чуяла, что ввязывается в не шибко приятную историю. Она решила поскорее чмокнуть Десси и сбежать, но Десси вдруг сама отпустила ее, насторожилась, прислушалась к чему-то, словно кошка, не ушами, а всем телом. Радка ухватилась за подойник. Не иначе, отец решил узнать, с чего это дочка устроилась мух половить на крыльце. Точно! Заскрипели в сенях половицы, растворилась дверь. Радка соскочила наземь, но отец ее даже не заметил. Он уставился на сестрицу Десси. – Ты тут еще откуда взялась? – Голос его не предвещал ничего хорошего. – Я на постой пришла проситься. – Что ж, больше некуда? – Некуда, – подтвердила Десси. – Если б было куда еще, разве стала б я тебя тревожить? – Коли просить пришла, так не держи себя как последняя… Радка ошарашенно вертела головой. Она чуяла, что отец боится, а сестре весело, хотя должно быть наоборот. – Март… – из-за плеча отца выглянула мать и осторожно погладила его по руке. – Март, света ради. Не при людях. Дверь захлопнулась, но Радка услышала, как мать в сенях торопливо говорит: – Марти, она же все-таки дочь мне… – Дочь, говоришь? А что она десять лет была солдатской подстилкой, про это забыть прикажешь? – Марти, ей же вправду больше идти некуда! Что о нас люди говорить будут, если мы ее прогоним? – А что будут люди говорить, если я начну всякую шелупонь с улицы пускать? Десси улыбнулась. – Вот я и дома, – сказала она. – А ты к козам пойдешь? – Угу. – Ну так я с тобой. Все лучше, чем эти песни слушать. * * * С козами они управились на удивлению быстро. Десси обнимала каждую за шею, почесывала ей лобик и промеж рогов, приговаривала что-то ласковое, и рогатые бандитки тут же вытягивались в струнку, не сводя с лесной девицы влюбленных янтарно-желтых глаз. Ни одна ногой не дернула. На пороге дома сестер поджидал Март. Радка с полным подойником сразу шмыгнула на кухню, а Десси кивнула мужу матери, будто старому приятелю, и сказала: – Так я в зимней избе поживу пока. И, не дожидаясь ответа, побрела на нежилую половину. Март не сдвинулся с места, лишь посмотрел ей вслед и выговорил с ненавистью: – Рожачка! Десси остановилась, обернулась, держась за дверную ручку. (Только сейчас Радка увидела, что сестра еле стоит на ногах от усталости.) Десси ответила отчиму тихо, без угрозы, будто совет давала: – А ты поостерегись. В спину ведь говоришь – не в лицо… Глава 2 Десси проснулась заполдень и, не открывая еще глаз, потянулась по старой привычке проверить, тут ли еще Клайм или улизнул потихоньку. Уперлась ладонью в доски и вспомнила наконец, где она и что она. Обругала себя дурищей несусветной, велела себе не реветь, перевернулась на спину и стала слушать незнакомые звуки. По-иному, не так, как в крепости, хлопали двери, по-иному скрипел ворот колодца. На летней половине шебуршала кочерга, и это тоже было чудно. Чудно, что не она, Десси, стоит сейчас у печного устья и выгребает золу. Впрочем, если подумать как следует, так это ее, Дессин, единственный прибыток с самой весны. Больше не придется вскакивать ни свет ни заря, чтоб накормить дюжину, а то и больше прожорливых мужиков. Караульщики обожали завалиться поутру всей командой в десятников дом и потребовать у десятниковой дочки угощения. Знаки внимания оказывали, понимаешь ли, прорвы ненасытные! А то им невдомек, что, как насмотришься на их грязные лапы да жующие челюсти, целоваться уже вовек не захочется. По закрытому ставню что-то снаружи застучало, заскребло. Десси выскользнула из-под одеяла (раздеться она с утра поленилась), распахнула ставни и отшатнулась. В окно нахально – будто к себе домой возвращался – влетел огромный аспидно-черный ворон. Уселся на матицу и искоса глянул на шеламку. – Ты к добру или к худу? – спросила она. Ворон не шелохнулся. Сердце Десси подпрыгнуло к самому горлу. – Клайм, это ты? Опять тишина. «Ладно. Значит, просто ворон. Чокнутый ворон, что тут такого?» Десси порылась в карманах юбки – думала найти монетку, но обрела лишь кусок сухаря, который положила на окошко: – Вот, откушай, не взыщи. Чем богаты, тем и рады. Ворон презрительно взъерошил перья и, не удостоив сухарик взглядом, мягко спланировал с матицы на подоконник, а оттуда – назад, в синее небо. Десси выглянула в окно. Отчим с матерью, как назло, трудились на огороде. Увидев Дессиного гостя, отчим потянулся было за комом земли, но потом раздумал и просто проводил птицу взглядом. Ну все. Теперь разговоров на три дня хватит. Десси повытряхнула из волос и одежды сено, поспешно спустилась вниз и, кивнув матери, углубилась в заросли сорняков на морковной грядке. Отчим таскал воду из дождевых бочек и, проходя мимо падчерицы, не упускал случая поворчать: – Ворон-то на дворе – к несчастью, мне дед еще говорил… Приютили ее, гулену, будто путную, так она всю нечисть шеламскую за собой притащила… Скоро, небось, водяницы в бочках поселятся, в баньке кикимора париться будет… Ну что смотришь, рожачка бесстыжая, не терпится ночью во дворе с нежитью всякой голышом поскакать?.. «Чрево шеламское, да он тоже свихнулся! – подумала Десси, трудясь над грядкой с вдохновением дождевого червя. – Уже всех добрых хозяев помянул да половину из них в гости зазвал. Любому из наших и вдесятеро меньшее не простилось бы. А здешних Шелам, видать, и за людей не считает – оттого они и могут что угодно говорить». Поймала предостерегающий взгляд матери и кивнула. «Смолчу, смолчу. Меня здесь вовсе нет – видимость одна. Твой муж, твой дом, делай что хочешь. Одного не могу в толк взять – зачем тебе понадобился этот хмырь? Каково тебе с таким жить – это после отца-то?!» * * *