Непристойные предложения

– Возьмешь стул? – предложил Шлестертреп, отпуская робота ундуляцией пальцев.

Я подкатился к стулу, готовый соблюсти человеческий протокол, но столкнулся с трудностями при водружении, поскольку на стуле не было удобных для хватания выступов. В итоге я занял несколько напряженную позицию, прижав все щупальца к бокам и дну стула.

– Ты похож на пауков, которые являются мне после беспробудной пьянки, – любезно заметил Шлестертреп.

Поскольку наш крохотный ум не в состоянии постичь большинство человеческих мыслей, я тщательно записывал все слова Великого цивилизатора, вне зависимости от того, понимал их сразу или нет. Итак, «пауки»? «Беспробудная пьянка»?

– Ты – Хоган Шлестертреп из Голливуда, Калифорния, США, Земля, явившийся, чтобы вывести нас из темной утробы невежества в светлый садок знания. Я – нзред-шафалон, потомок нзред-фанобреля, который встретил твоих предков, когда они впервые высадились на этой планете. Покойный нзред-нзредд назначил меня твоим техническим консультантом.

Он сидел совершенно неподвижно, маленькое отверстие в его голове – называемое ртом – раскрывалось все шире и шире.

Польщенный и ободренный его явным интересом, я перешел к самой ценной своей информации, о ценности которой тогда даже не подозревал:

– Как записано в Книге семерок: Когда плух встречает плуха, они обсуждают секс. Проводится собрание, выбирается координатор, и, под одобрительные крики и приветствия, они обретают статус полноценного супружества. Семь в квадрате равно сорок девять.

Тишина. Хоган Шлестертреп быстро конъюгировал со своей бутылкой.

– Отправлен на пенсию, – через некоторое время пробормотал он. – Великий Хоган Шлестертреп, продюсер и режиссер «Лунной песни любви», «Делений две тысячи сто девятого», «Мы полюбили астероиды» – отправлен на заслуженный отдых в чокнутый мир! Обречен провести остаток дней среди болтливых пауков-математиков и голодных как-их-там.

Он встал и принялся расхаживать – это действие выполняют нижними щупальцами.

– Я дарил им сагу за сагой, величайшие стерео, что когда-либо видел и чувствовал Голливуд, – и лишь потому, что мой ремейк «Марсианской миссии» вышел обычным эпосом, они заявили, что я перегорел. Хватило ли им приличия – этим людишкам, которых я подобрал в канаве и привел к славе, – хватило ли им приличия найти мне работу дистрибьютора в достойном месте вроде Титана или Ганимеда? Нет! Если уж им приспичило сослать меня на Венеру, попытались ли они хоть немного смягчить муки своей совести, отправив меня на Полярный континент, где человек может отыскать пару баров и поговорить с себе подобными? Ха! Они не осмелились – ведь я мог вернуться, если дать мне хоть какой-то шанс. Нет, этот Сонни Галенхупер – который называл себя моим другом! – находит мне жалкую работенку в Межпланетной культурной миссии – и меня сбрасывают на исходящий паром Макроконтинент с кучей оборудования, чтобы снимать стерео для животных, которых половина биологов галактики считает невозможными! Вот это дело! Но «Шлестертреп продакшнс» еще вернется, больше и лучше, чем прежде!

Таковы были его памятные слова: я в точности передаю их. Быть может, в грядущие времена, когда наша цивилизация достигнет более высокого уровня – при условии, что нынешняя проблема решится, – эти слова будут полностью поняты и оценены поколением еще не родившихся, но намного более интеллектуальных плухх. Именно им я посвящаю эту речь Великого цивилизатора.

– Итак, – сказал он, повернувшись ко мне. – Ты знаешь, что такое стерео?

– Нет, не совсем. Лишь один из нас прежде общался с людьми, и мы мало знаем про их славные деяния. Наша Книга двоек почти не несет полезной информации и преимущественно посвящена описанию нзред-фанобрелем ваших первых шести исследователей, их корабля и роботов. Однако я полагаю, что стерео представляют собой важную составляющую промышленной цивилизации.

Он взмахнул бутылкой.

– Именно. Это основа основ. Возьми вашу литературу, музыку, живопись…

– Прошу меня извинить, – перебил я, – но мы еще не сумели достичь ни одной из этих вещей. Нам грозит так много…

– Это был поток сознания! – взревел он. – Не прерывай нить моих мыслей! Я разогреваюсь! Так на чем я остановился? Ах да, возьми вашу литературу, музыку, живопись – сам знаешь, чего с ними можно добиться. Стерео воплощают в себе все искусство, они в одной колоссальной сжатой упаковке демонстрируют массам всю волнительную историю человеческих амбиций. Они не заменяют искусство двадцать второго века – они и есть это искусство. А где ты был бы без искусства?

– Где? – спросил я, потому что, признаюсь, вопрос меня заинтриговал.

– Нигде! Вообще нигде. Ну, в глуши ты, может, и справился бы, но рано или поздно интеллект себя проявит. Ты бы играючи получил «Оскара», а потом продемонстрировал бы журналюгам, что тебя интересует не только прибыльная халтура.

Я сосредоточенно запоминал, решив отложить интерпретацию на потом. Быть может, в этом была моя ошибка, быть может, мне следовало задавать больше вопросов. Но все это казалось таким потрясающим, таким волнительным…

– Стерео далеко ушли от первых звуковых фильмов средневековья, – продолжил он. – Трехмерные изображения, которые затрагивают все пять чувств, даря великолепную панораму восприятия.

Помедлив, Хоган Шлестертреп продолжил с еще большей страстью:

– И разве не говорили, что «Шлестертреп продакшнс» занимает свою особую нишу, обладает своей особой чувственной техникой? Да, сэр! Для стерео нет высшей похвалы, чем сказать, что оно обладает настоящим Шлестертреповым душком. Шлестертрепов аромат – как я трудился, чтобы его добиться! И почти всегда преуспевал. Что ж, говорят, ты есть твое последнее стерео.

Последовало задумчивое молчание, и я воспользовался им, чтобы нерешительно щелкнуть маленьким щупальцем.

Эмиссар поднял глаза.

– Прости, дружок. Что нам нужно сделать, так это снять стерео о вашей жизни, ваших надеждах и душевных чаяниях. Нечто, что заставит их выпрямиться и насторожиться в своей Пеории. Нечто, что подарит вам, ребята, культуру.

– Она нам очень нужна. Особенно культура защиты от…

– Замечательно. Беру инициативу на себя. Пойми, сейчас я говорю что взбредет в голову, я никогда не принимаю решения, пока не пересплю с ним, чтобы старое доброе подсознание его пощипало. Теперь, раз ты понял техническую сторону производства стерео, мы можем заняться сюжетом. Всем подавай религию и политику, но если спросишь меня, нет ничего лучше старомодной любовной истории. Что ты можешь мне рассказать о вашей личной жизни?

– Ответить на этот вопрос нелегко, – медленно сказал я. – Обсуждая его с первыми исследователями, мы столкнулись с серьезнейшими сложностями в общении. Судя по всему, они сочли его запутанным.

– А! – Он презрительно махнул рукой. – Этим ученым кроликам повсюду мерещатся проблемы. Возьми бизнесмена – который одновременно художник, в первую очередь – художник, – и он сразу докопается до сути. Спрошу иначе: как вы называете два своих пола?

– В этом и заключается сложность. У нас нет двух полов.

– А, эти бес-что-то-там животные. Надо полагать, с конфликтами здесь не развернешься. Нет, сэр, только не с одним полом.

Я огорчился: он явно неправильно меня понял.

– Я имел в виду, что у нас больше двух полов.

– Больше двух? Хочешь сказать, как у пчел? Рабочие пчелы, трутни и матки? Но на самом деле их два. Рабочие пчелы…

– У нас, плухх, семь полов.


– Семь полов. Что ж, это несколько осложняет дело. Придется строить сюжет на… СЕМЬ ПОЛОВ?! – воскликнул он.

Он рухнул на стул и распластался по нему, уставившись на меня зрительными органами, которые, казалось, подрагивали, будто щупальца.

– Согласно порядку, установленному в Книге семерок, это сроб, мленб, ткан, гуур…

– Погоди, погоди, – скомандовал он. Вновь конъюгировал с бутылкой и велел роботу принести ему новую. Наконец вздохнул и сказал: – Почему, во имя всех возможных вариантов, вам понадобилось именно семь полов?

– Ну, раньше мы считали, что всем существам требуется не меньше семи полов. Однако после прибытия ваших исследователей мы изучили вопрос и обнаружили, что это верно даже не для всех животных с нашей планеты. Мой предок, нзред-фанобрель, имел много полезнейших бесед с биологами из экспедиции, и те снабдили его теоретическими знаниями, необходимыми, чтобы объяснить то, что мы раньше видели лишь на практике. Например, биологи решили, что мы эволюционировали в семиполый вид, чтобы стимулировать разнообразие.

– Разнообразие? Чтобы ваши дети были разными?

– Именно. Дело в том, что на Венере существует лишь одна жизненная форма, которую все прочие прожорливые жизненные формы едят с большим удовольствием, чем друг друга, и это плух. Чтобы полакомиться плухом, они являются с другого континента, со всех островов и морей Венеры, в разное время. Обнаружив плуха, обычно травоядное животное вступит в смертельную схватку с могучим хищником и, проигнорировав труп поверженного противника, займется плухом.

Наш цивилизатор смотрел на меня с неподдельным интересом.

– Почему? Что в вас такого, чего нет больше ни у кого?

– Мы точно не знаем. Возможно, наши тела обладают вкусом, в равной степени возбуждающим все венерианские нёба. Возможно, как в беседе с нзред-фанобрелем предположил один из биологов, наши ткани содержат вещество – витамин, – незаменимый в рационе всех жизненных форм нашей планеты. Но мы – маленькие, беззащитные создания, и вынуждены активно плодиться, чтобы выжить. И значительная часть нашего потомства должна отличаться от родителя, который дожил до стадии репродукции. Таким образом, имея семь родителей, проживших достаточно долго, чтобы размножиться, потомки наследуют лучшие качества, необходимые для выживания, а также в достаточной степени отличаются от каждого родителя, чтобы обеспечить непрерывное и быстрое улучшение расы плухх.

Согласное хмыканье.

– Похоже на правду. У однополых организмов – бесполых, как выражаются профессора-биологи – почти невозможно добиться отличий в потомстве. У двуполых разнообразие весьма велико. А с семью полами вариациям нет предела. Но неужели вам не удалось получить плуха, который не годится в пищу или, скажем, может дать отпор?

– Нет. Судя по всему, то, что делает нас вкусными, является неотъемлемым компонентом нашей физической структуры. И, согласно земным биологам, наша эволюция всегда была направлена на уклонение – за счет подвижности, защитной окраски или умения спрятаться, а потому не возникло ни одного агрессивного плуха. Мы не могли этого добиться – ведь у нас не один-два врага. Все, кто не является плухом, едят плухх. За исключением людей – могу я воспользоваться случаем и высказать нашу глубокую благодарность?

– Наши Книги чисел говорят, что время от времени плухх формировали сообщества и пытались вместе противостоять истреблению. Тщетно – они лишь исчезали группами, а не поодиночке. Нам никогда не хватало времени отточить рабочую систему защиты, изобрести столь великолепную вещь, как оружие – которым, насколько мы понимаем, обладают люди. Вот почему мы так обрадовались вашему приходу. Наконец…

– Обойдемся без дифирамбов. Я здесь, чтобы выполнить работу, снять стерео, которое станет хотя бы эпосом, если не наберется материала на сагу. Введи меня в курс дела.

– Позволено ли мне сказать, что вне зависимости от того, получится ли эпос или сага, мы все равно будем вам благодарны и будем вечно воспевать ваше величие? Именно так мы вступим на путь к цивилизации, именно так научимся строить неприступные жилища и…

– Конечно, конечно. Погоди, пока я добуду новую бутылку. Итак, что у вас за семь полов и как вы создаете семьи?

Я глубоко задумался. Я прекрасно понимал, какая ответственность лежала на мне в тот момент, как важно было предоставить нашему благодетелю полную, точную информацию, дабы помочь ему в изготовлении стерео – нашем первом шаге на пути к цивилизации.

– Прошу понять, что многое из этого лежит за пределами нашего понимания. Мы вроде бы знаем, что происходит, однако для объяснения используем теории биологов с первого огненного корабля. К сожалению, теорий было несколько, и они были сформулированы в человеческих терминах, которые, по признанию самих биологов, оказались несколько примитивными для описания процесса размножения плухх. Мы пожертвовали целым поколением семейства фанобрель для микроскопических экспериментов, однако смогли выработать лишь общую схему. Наши семь полов…

– Я слышал, что все запутано, – перебил Шлестертреп. – После возвращения из экспедиции биологи оставили пять миль рисунков в Венерианской секции Межпланетной культурной миссии. Видишь ли, сразу после этого были выборы, к власти пришла новая партия и уволила их. Я не собирался рыться в этом научном мусоре, нет, сэр! Один из них – вроде бы Гогарти – дернул за каждую ниточку, до которой смог дотянуться, чтобы лишить меня этой работы и занять мое место. Некоторые люди просто не могут жить без политики. Что до меня, я здесь для того, чтобы снимать стерео – хорошие стерео. А значит, заниматься именно тем, к чему призывает проспект Венерианской секции, – «нести плухх культуру по запросу».

– Спасибо. Мы действительно гадали, почему человек Гогарти – прошу прощения, почему Гогарти не вернулся; он проявил огромный интерес к нашим обычаям и благосостоянию. Но, без сомнения, операция по его увольнению новой партией после выборов была намного более продуктивной в человеческом понимании. Мы еще не доросли до партий, выборов и тому подобных инструментов. Для нас любой человек всесилен и величествен. Конечно, вы обладаете всеми соответствующими познаниями в человеческой генетике?

– А то. Ты про хромосомы и тому подобную хрень?

Я оживленно захлопал маленьким щупальцем.

– Да, хромосомы и тому подобную хрень. Особенно хрень. Я полагаю, что именно в «хрени» лежит ключ к пониманию наших затруднений. Гогарти никогда о ней не упоминал. Он говорил только о хромосомах и генах.

– Неудивительно, что меня столь усердно натаскивали в биологии! Давай посмотрим. Хромосомы – это собрание генов, которые, в свою очередь, определяют свойства. Когда животное готово размножиться, все его половые – или репродуктивные – клетки делятся на две дочерние клетки, которые называются гаметами. Каждая дочерняя клетка несет половину хромосом родительской клетки, а каждая хромосома в каждой гамете соответствует аналогичной хромосоме в другой. Этот процесс называют мейозом. Поправь меня, если я в чем-то ошибаюсь.

– Разве человек может ошибаться? – благочестиво спросил я.

Его лицо сморщилось.

– У людей женская половая клетка несет двадцать четыре пары хромосом, одна из которых называется X-хромосомой и определяет пол. Эти пары расходятся по двум женским половым гаметам, в каждую из которых попадает одна X-хромосома. Поскольку в мужской половой клетке – если я правильно помню – есть всего двадцать три одинаковых пар хромосом и дополнительная неравная пара, называемая X-Y-хромосома, она делится на две мужских гаметы, каждая из которых содержит двадцать четыре хромосомы, но лишь у двадцати трех из них есть близнец. Двадцать четвертая становится Х-хромосомой в одной гамете и Y-хромосомой в другой. Если мужская гамета – или сперматозоид, – несущий Х-хромосому, соединяется с женской гаметой – ооцитом, или яйцеклеткой, как ее назвал парень-биолог, – которая тоже несет Х-хромосому, получается зигота женского пола. Но если яйцеклетку оплодотворяет гамета с Y-хромосомой, получается зигота мужского пола. Они буквально впихнули в меня эти знания, прежде чем выпустить с Земли. Лекции, уроки во сне – полная программа.

– Именно, – с энтузиазмом согласился я. – В нашем случае…

– Припоминаю еще кое-что. Y считается немного недоразвитой или отсталой хромосомой, она немного ослабляет гамету. Сперматозоид с X-хромосомой – быстрее и лучше, у него больше шансов оплодотворить яйцеклетку. Вот почему женщины выносливее мужчин и живут дольше. Все просто. А как у вас?

От долгого разговора мне стало дурно, атмосфера в куполе – с его низкой влажностью – притупила мои органы чувств. Но нельзя было позволить личной слабости помешать сему историческому событию. Я напряг щупальца и начал.

– После матримониального собрания, устанавливающего цепочку, половые клетки каждого пола стимулируют к мейозу. Половая клетка делится на семь гамет, шесть из которых обладают ресничками, а седьмая выделяется внутрь или наружу плуха, в зависимости от пола.

– Какую цепочку?

– Репродуктивную. Обычный порядок таков: сроб (водная форма), мленб (амфибия), ткан (крылатая форма), гуур (растениеподобная), флин (роющая), блап (древесная). И, конечно, цепочка замыкается: сроб, мленб, ткан, гуур, флин, блап, сроб, мленб, ткан, гуур, флин, блап, сроб…

Хоган Шлестертреп обхватил голову руками и начал медленно раскачиваться взад-вперед.

– Начинается сробами и кончается блапами, – почти неслышно произнес он. – А я…

– Сробб, – застенчиво поправил я. – И блапп. И цепочка необязательно начинается с первых и кончается вторыми. Рождение можно инициировать в любой точке семейной цепи, важно лишь, чтобы она проходила через все полы, таким образом получая необходимые для оплодотворенной зиготы хромосомы.