Небо без звезд

– Речь не о тебе, малютка Мари, ты-то умнейшая девочка на всей Латерре и в один прекрасный день непременно станешь превосходной правительницей.

Он громко чмокнул губами, изобразив поцелуй, к которому малышка, впрочем, осталась совершенно равнодушной.

Марцелла всего несколько месяцев как допустили к трапезам в обществе правителей, и юноша до сих пор чувствовал себя напряженно и неловко. Не только оттого, что приходилось смотреть, как патриарх набивает рот едой, а матрона упивается до меланхолического бесчувствия, но и потому, что он плохо представлял, как здесь необходимо держаться. Как сидеть? Куда девать руки? В этом зале он ощущал себя ребенком, на которого невесть зачем напялили неудобный мундирчик и велели не мешать взрослым. Будущему (всего лишь будущему) командору Министерства не полагалось иметь свое мнение. Ему следовало сидеть с непроницаемым видом и мотать все на ус, чтобы со временем научиться вносить собственный вклад в беседу. А он вечно отвлекался, уходил в свои мысли. Особенно сегодня.

«Твой отец умер».

– Ах ты, маленький чертенок! – Голос матроны вернул Марцелла в банкетный зал. Премьер-инфанта влезла на стул и топала ножками. – Как это ты умудрилась сюда забраться? Ты ведь знаешь, maman не любит, когда ты лазаешь. Мы не хотим, чтобы ты ушиблась.

Матрона потянулась к дочке, но малышка уже спрыгнула со стула, ухватила со стола две титановые ложки и зазвенела ими друг о друга. Мать шумно вздохнула и допила шампанское.

Генерал д’Бонфакон прокашлялся и снова обратился к экрану:

– Спад в производстве наблюдается также и на хлебозаводе, но с этим мы планируем справиться путем…

– Ох, все фабрики да заводы! – снова перебила генерала матрона. – Только о них и говорим. Как же это скучно! Скучно, скучно, скучно! А вы… – она погрозила пальцем генералу, а потом и столу перед ним, – все возитесь со своим глупым телекомом. Не выношу этих отвратительных устройств за едой. Это так развращает! Ужасно, вульгарно! Техника – для слабых умов. Только те, кому не хватает собственных мыслей, обращаются за ними к машине.

Марцелл засмотрелся в окно. Как главе Министерства и главному советнику патриарха, генералу д’Бонфакону, а заодно и его внуку полагались особые привилегии. Например, они жили в Большом дворце, где им было отведено целое южное крыло. Между тем как все прочие представители второго сословия довольствовались разбросанными по всему Ледому манорами поменьше и, разумеется, не такими роскошными.

Марцелл с детства привык к прекрасному виду на сады Большого дворца. Но сегодня они казались ему темнее обычного, несмотря на искусственный сол-свет, изливавшийся с теленеба.

– Ma chérie, – вмешался между тем патриарх, – оставь бедного генерала в покое. Телеком нужен ему только для отчета. Ты же знаешь, иначе он не явился бы в банкетный зал с этой уродливой машинкой.

– Мадам матрона, – тихо и мягко заговорил дед, – должен вас предупредить, что из-за упомянутых производственных неполадок на день рождения премьер-инфанты на следующей неделе может не хватить сладких хлебцев.

Словно бы темная туча, застилавшая небо вокруг Ледома, проникла во дворец и бросила тень на лицо матроны. Она сощурила темные глаза, возмущенно свела брови, недовольно раздула ноздри.

– О Латерра, как прикажете это понимать? – И, не дожидаясь ответа, супруга патриарха яростно тряхнула головой, отчего башня ее прически перекосилась. – Сие нестерпимо! Генерал, немедленно отправляйтесь на этот ваш хлебозавод и скажите этим лодырям, что…

– Ну-ну, ma chérie. Не волнуйся так, не то наживешь себе морщинки. Ты же не хочешь ослабить действие омолаживающих инъекций, а? – Патриарх потрепал жену по руке. – Будут нашей Мари сладкие хлебцы на день рождения, непременно будут. Об этом генерал д’Бонфакон позаботится лично.

Заслышав разговор взрослых, премьер-инфанта еще громче зазвенела ложками.

– Деньожденья, деньожденья! – радостно выкрикивала она.

Матрона вскинула руку ко лбу и умоляюще прошептала:

– Прошу тебя, ma petite[11], помолчи немножко.

Но девочка слишком разошлась, чтобы сразу остановиться. Она подняла ложки над головой и раз за разом звенела ими, топая в такт ножками.

– Надетта! – хором вскричали матрона и патриарх.

Почти в ту же секунду в зал влетела гувернантка с тарелочкой нарезанных ломтиками фруктов. Лицо ее разгорелось, рыжеватые волосы растрепались.

– Простите, мадам матрона. Я ходила на кухню за персиками для мадемуазель. Она все утро проси…

Взмахом руки матрона заставила прислугу замолчать и, зазвенев множеством титановых колец, указала ей на дочь. Умолкнув, Надетта поклонилась и шагнула к малышке, желая ее успокоить.

Но Мари решила, что игра продолжается. Взвизгнув, она понеслась кругами по залу, бренча на бегу своими ложками.

– О, моя голова! – Матрона, казалось, вот-вот упадет в обморок. – Это уж слишком, да еще в такую рань!

– Успокойся, милая. – Патриарх передал жене свой бокал шампанского. – Выпей еще пузыриков.

Затем он повернулся к генералу:

– Вы уже проверили, готов ли лесничий к сегодняшней охоте? Надеюсь, в садах достаточно дичи? В прошлый раз мы даже перепелов не слышали.

Марцелл протяжно выдохнул и на несколько секунд позволил себе отвлечься.

«Твой отец умер».

Как он умер?

Страдал ли перед смертью?

– Месье патриарх, – с хладнокровным терпением ответил дед, – если популяция перепелов сократилась, то вам, возможно, стоит воздержаться от охоты, пока в зверинцах не выведут новое поколение. Ваш отец всегда ограничивал охоту…

Патриарх едва не подскочил на стуле.

– Воздержаться?! – Если судить по тону монарха, более смехотворного предложения он еще не слыхивал. – От охоты? А чем, по-вашему, мне заниматься целыми днями? Чистить ружья?

Его ярость еще сильнее взбудоражила ребенка. Бросив ложки, девочка запела: «Бах-бах-бах!» – пухлыми пальчиками изображая стреляющие в небо ружья.


– Надетта! – вскричала матрона. – Прошу вас! У меня страшная мигрень! Сделайте уже что-нибудь!

Перепуганная Надетта изловила наконец девочку и попыталась угомонить, поглаживая по голове и скармливая ей ломтики персика.

– Нет! – Мари отбросила руку гувернантки и расплакалась.

Как видно, проказница подумывала снова удрать, но тут Марцелл, поймав ее взгляд, шевельнул бровью и, не говоря ни слова, расстелил у себя на коленях свежую салфетку. Поняв, что́ за этим последует, премьер-инфанта хлюпнула напоследок носом, утерла заплаканное личико и, упав на четвереньки, проползла под столом поближе к Марцеллу. Тот, ощутив, как шелк ее халатика коснулся коленей, принялся сворачивать салфетку.

Он проделывал это столько раз, что уже справлялся не глядя. И уложился в одну минуту. Когда закончил, ощутил на ладони пальчики Мари. Ухватив свернутую из салфетки птицу, она уползла обратно под стол. Сквозь многословные рассуждения патриарха о грядущей охоте Марцелл расслышал, как малышка баюкает своего лебедя.

– Ну наконец-то, Надетта! – вымолвила матрона. – Как долго вы не могли ее угомонить! – И обратилась к Марцеллу: – Учитывая, что у гувернантки не так уж много обязанностей, она могла бы справляться с ними и получше.

Внезапный грохот заставил всех вздрогнуть и обернуться к патриарху, который, ударив кулаком по столу, опрокинул бокал жены.

– Так не пойдет! – Патриарх снова грохнул кулаком, а слуга бросился промокать разлитое вино. – Сокращение популяции перепелов? Что за чушь?! – фыркнул он. – Если с лесничим не поговорите вы, генерал д’Бонфакон, то я найду другого генерала, который это сделает.

Юноша напрягся. Он ненавидел, когда патриарх угрожал деду. Тот всю жизнь отдал Режиму. Более верного слуги Латерры Марцелл не знал. Фактически дед тридцать лет управлял планетой. Предыдущий патриарх Клод Паресс, едва взойдя на трон, произвел д’Бонфакона в генералы. Два года назад он скончался, и его сын Леон, нынешний властитель планеты, без деда бы просто пропал. А делает вид, будто генерала заменить так же просто, как испорченного дроида!

Марцелл открыл было рот – хотя понятия не имел, что тут можно сказать, – но генерал остановил его легким движением головы.

– Я сегодня же переговорю с лесничим, – любезно произнес он.

– Оставьте, – бросил патриарх. – Я лично с ним побеседую. Да уж, ни на кого нельзя положиться, приходится делать все самому.

С этими словами он поднялся с места и, покончив с трапезой, выкатился из зала.

Генерал д’Бонфакон тоже встал, тем самым показав Марцеллу, что пора вытереть губы и отодвинуть кресло.

– Прошу нас извинить, мадам матрона, – сказал генерал. – Нам с офицером д’Бонфаконом еще многое нужно сделать до начала сегодняшней церемонии Восхождения.

Матрона обмякла в кресле.

– Ох, опять это ужасное Восхождение! Еще немного – и третье сословие вытеснит нас из Ледома!

– Заверяю вас, места здесь хватит, – ответил ей генерал. – А маноры победителей Восхождения располагаются далеко от Гран-паласа.

Супруга патриарха пренебрежительно отмахнулась, опять громко звякнув кольцами. Затем она встала, не слишком надежно держась на ногах.

– Идем, Мари. Погуляй с мамой в саду.

Мари замотала головой и разразилась слезами:

– Нет! Птичка! Хочу птичку!

Гувернантка поспешно нырнула под стол и подхватила девочку на руки, воркуя ей в ушко:

– Да-да, сейчас посмотрим в саду птичек.

– Если только мой муж их всех не перестрелял, – добавила себе под нос матрона.

– Нет! – Голос малышки стал глуше от рыданий. – Птичка! Хочу птичку!

Надетта, вслед за матроной выходя из банкетного зала, все пыталась утешить ребенка. Марцелл заметил на полу под скатертью потерянного белого лебедя.

Ему почему-то очень захотелось поднять игрушку и побежать за Мари, однако он видел, что дед уже направляется к двери напротив. Молодой человек последовал за ним, радуясь, что завтрак закончился и он теперь на целую неделю свободен от подобного рода испытаний.

Пока Марцелл с дедом возвращались в южное крыло, в голове у юноши возникали все новые вопросы о смерти отца.

«Что он сказал перед смертью? Интересно, кто-нибудь слышал его последние слова? Или он был совсем один?»

Марцелл знал, что задавать эти вопросы ни в коем случае нельзя. Любопытство легко могут истолковать как заботу, а заботу – как проявление скорби.

А об изменниках скорбеть не полагается.

И он молча прошел по коридору в большой, отделанный дубом кабинет генерала. Стены сплошь покрывали картины и реликвии Первого Мира – среди них была рогатая голова животного, которого так и не научились разводить на Латерре, висевшая над камином и стеклянными глазами озиравшая комнату. Дед сел за свой огромный внушительный стол и немедленно принялся просматривать многочисленные сообщения аэролинка, поступившие на телеком после окончания завтрака.

– Я могу пока быть свободен? – спросил Марцелл.

Он знал, что позже непременно должен появиться на Зыбуне, но втайне мечтал до начала церемонии побыть какое-то время в одиночестве, чтобы спокойно обдумать известие о смерти отца.

– Нет, – ответил дед, не отрываясь от телекома. – Труп твоего отца находится в морге Медцентра. Тебе нужно зайти туда и дать согласие на утилизацию тела.

Марцелла затошнило.