Не чужие

Словно услышал не ответ, а выстрел стартового пистолета, я, забыв о кроссовках, сорвался с места. Подошвы не чувствовали боли. Ступени пролетали под ногами как прямая. Дверца машины жалобно скрипнула, когда я со всей силы дернул ее на себя.

Не помню, когда еще пугался так за кого-то. За себя точно не боялся. Даже когда увозили с площадки с проломанной ключицей или когда заливал арену кровью после удара в нос. Вид дрожащей Майи с обваренными руками красной пеленой ярости застилал глаза. Тренированный годами самоконтроль трещал по швам как лед на реке в апреле, и лишь каким-то чудом я не вырвал с «мясом» крышку бардачка, в котором лежал спрей.

Путь назад пролетел, наверное, еще быстрей. Брелок так и остался в незакрытой машине, а я спустя несколько бешенных ударов сердца уже приземлился на колени возле Майи. На то, чтобы скинуть колпачок с баллончика ушла секунда. На то, чтобы взять в свои руки тонкие ладошки и пальчик за пальчиком обработать спреем, кажется, ушла вечность.





* * *


Майя

Иногда мои сны сбывались. Чаще всего немного не так, как все виделось во сне. Сегодняшний сон разошелся с реальностью как две пересекающиеся прямые — Макс действительно оказался рядом, но остальное…

За полчаса ожидания, после того как на двух табуретах добралась до стояка и перекрыла воду во всей квартире, я почти привыкла к боли. Из острой она превратилась в тупую. Если не смотреть на руки, было почти терпимо.

При Саше я бы ее выдержала, не подала бы и виду, но с Максом не получалось. От его осторожных заботливых прикосновений внутренние заборы из «терпи» и «я справлюсь» рушились, обнажая настоящие ощущения. Без них от одного только встревоженного взгляда мужчины напротив хотелось плакать.

— Спасибо, — единственное слово благодарности вытягивать из горла пришлось клещами.

Боясь выдать себя с потрохами, в добавок я попыталась еще и улыбнуться, но номер не прошел. Макс как соринку стер большим пальцем с моих губ наивную попытку. Потом взялся за низ моей мокрой майки и, не спрашивая, потянул наверх.

Без единственной защиты влажную кожу тут же обдало прохладным осенним воздухом. Зубы застучали так сильно, что теперь уже никакая сила воли не могла заставить тело подчиниться. Мне даже стало плевать, что сижу совершенно обнаженной, сверкая заострившимися сосками, перед мужчиной.

Все мое тело, все мысли были о холоде. О том что, не приди Макс на помощь, так бы и сидела сейчас окоченевшая, не в состоянии обожженными руками снять с себя мокрую одежду и накинуть сухую.

Макс вначале что-то пробормотал себе под нос. Очень похожее на новую порцию матов. А потом мне на плечи опустилось настывшее одеяло.

— Дурочка маленькая. Совсем замерзла.

Поверх одеяла, скручивая в тугой куль, вокруг сомкнулись сильные мужские руки. Нос оказался на уровне треугольного выреза на майке, и от аромата, немного терпкого, знакомого и родного, первые предательские слезы все-таки навернулись на глаза.

Нет, это точно было лучше сна. Даже без поцелуев и без признаний. Кутаясь в объятия, стоять посреди разрухи и точно знать, что теперь все будет в порядке — ради этого не было жалко ни паркета, ни мебели, ни ворчливых соседей.

— Постарайся не заболеть. Сможешь, пчелка?

Возможно мне показалось, но с голосом Макса тоже творилась какая-то ерунда.

— Сделаю, что могу, — ответила, словно это на самом деле завесило от меня. — Только с потопом вначале разберемся.

Не обращая внимания на попытку дотянуться до полотенца, которым я до этого собирала воду, меня снова усадили на табурет и вместе с ним отнесли в дальний сухой угол гостиной.

— С потопом я управлюсь как-нибудь сам, — указательный палец Макса запечатал мне рот, — а ты сидишь и греешься. Задание понятно?

— Но я… — я все же попыталась возразить.

— Не заставляй относить тебя вниз и запирать в машине, — договорить мне не дали.

— Но, правда…

— Еще одно слово, и перекину через плечо, — для пущей убедительности Макс подкинул меня до уровня груди и глухо шлепнул по попе. Если бы не одеяло, скорее всего, синяка в виде мужской пятерни было не избежать. — Дошло? — голубые глаза хищно сузились.

— Сидеть, греться и не мешать, — я сглотнула, — так?

— Делаешь успехи, пчелка.

— Но…

Мое природное упрямство вопило, что так неправильно. Я должна хоть как-то помочь. Однако в этот раз Макс не стал перебивать меня очередной угрозой. Стоило произнести первое слово, он обхватил мою голову ладонями и заставил молчать таким способом, противостоять которому я не могла.

Губы впустили его язык сразу. Раскрылись с тонким вздохом, стоило лишь коснуться, и полностью тут же подчинились чужому напору и опыту. Макс не церемонился. Этот его поцелуй не был похож на прежние. В нем не было ничего от случайности или игры в кошки-мышки. Он сминал волю и глушил разум.

Миг, и вокруг все будто исчезло. Осталось лишь одно на двоих дыхание, влажное требовательное скольжение, мои предательские стоны и губы… Упругие, горячие, ласкающие мои с такой жадностью, будто не было ничего нужнее на свете.

Попроси Макс после этого поцелуя выйти из окна, я бы даже не стала уточнять из какого — сиганула из ближайшего, не думая ни о чем. Полетела бы влюбленной пчелкой носом в асфальт.

Мозг отказывался соображать или искать новые причины для помощи. Вокруг меня мелким озерцом стояла вода. Рядом, ловко управляясь тряпкой и ведром, принялся орудовать один из лучших хоккеистов лиги. А я, тихо, втянув шею и хлопая ресницами, сидела на старом резном табурете и как загипнотизированная наблюдала за тем, как с тряпки в ведро переливается вода и напрягаются под тонким хлопком литые мышцы.

Это было очень странное состояние. В нем не текло время, не обжигал холод и, казалось, не билось сердце. Я как лекарство медленно втягивала воздух. После небольшой паузы выдыхала и все смотрела…

Смотрела…


Смотрела, не пытаясь ничего понять.

Макс закончил, когда за окном погасли фонари. Мокрый, всклокоченный зевающий, он сбросил тряпку в пустое ведро и устало приземлился на пол.

— Сейчас посижу немного и поедем, — провел ладонью по лицу.

— Может, останемся? — после долгого напряженного молчания голос осип. — Кровать в спальне сухая. Еще одно одеяло у меня есть.

В жизни не подумала, что когда-нибудь предложу подобное Максу. Даже Саша не удостаивался такой чести, хотя неоднократно намекал. Но ехать сейчас куда-то, пусть даже в поселок поблизости, не хотелось совсем.

Будто заговорила не я, а табурет подо мной, Макс лениво поднял взгляд, присмотрелся красными мутными глазами. А потом кивнул.

Сразу.

Без споров, дюжины доводов против и угрозы покатать на плече.

Все еще не веря, что он так просто согласился, я как совенок в перья поглубже зарылась в одеяло, но так и осталась на месте.

— Если буду храпеть, разрешаю попытаться разбудить, — подтверждая, что из нас двоих лучшая реакция именно у него, Макс встал первым. — Не факт, что у тебя получится. Сегодня я в дрова, но хоть разомнешься.

Скидывая на ходу джинсы и майку, он подошел поближе и вместо того, чтобы помочь подняться, подхватил на руки.

— Черт, Майка, ты б ела хоть иногда.

Босые ступни зашлепали по влажному полу, а я как ныряльщик затаила дыхание. Между мной и голой мужской грудью было два слоя одеяла, но тело загорелось, словно мы прижимались кожа к коже.

— Ничего не весишь, — меня бережно усадили на кровать.

— Я ем, — изо рта вырвался все тот же писк.

— Ест она! — в темноте за спиной послышался смешок. — Ладно, это тоже обсудим. Завтра.

— Нужно еще одно одеяло, — с небольшой заминкой во мне проснулась хозяйка. — В шкафу, там, — я указала в темный дальний угол комнаты. — Там и плед есть и одеяло двуспальное. Сможешь взять сам?

Было дико стыдно за собственную беспомощность, но никакая сила на земле не заставила бы сейчас слезть с уютной мягкой кровати.

— Обойдусь, — Макс с зевком выдохнул и, закинув руки за голову, устроился под боком.

— Тебе будет холодно, — меня передернуло, стоило на миг представить, что спала бы так.

— Меня не так просто заморозить, пчелка.

— Но здесь не ледовая арена, бегать на коньках не придется.

— Для человека, который засыпал сидя, ты слишком много болтаешь. — Снова послышался зевок.

— Я…

Кое-как освободившись, я повернулась к Максу лицом. Следовало обязательно убедить его взять одеяло. Меньше всего хотелось становиться причиной болезни главной звезды нашей хоккейной команды. Однако, когда в голове сформировались внятные доводы, говорить их вдруг стало некому.

Глаза Макса были закрыты. Мужская грудь ровно и спокойно вздымалась, и, судя по тихому сопению, мой морозоустойчивый спаситель уже благополучно отбыл в мир Морфея.

С минуту я, не двигаясь, пролежала рядом, наблюдала в лунном свете, как разглаживается лицо и на входах расширяются крылья носа. Ругая себя за слабость, с тоской поглядывала на шкаф. А потом плюнула на всех своих тараканов разом, набросила на Макса свободный край одеяла и осторожно, щурясь от собственной смелости, прижалась голой спиной к прохладной голой груди.

«Главное проснуться первой», — уже не границе между сном и явью мелькнула умная мысль. Мысль была правильной, но я слишком быстро провались в небытие. Даже не почувствовала, как на бедро легла широкая твердая ладонь, а у затылка растянулись в улыбку мужские губы.





Глава 13




Майя

Сколько себя помню, спала я всегда тревожно. Просыпалась за ночь по два — три раза. Ворочалась как юла. Однако сегодня меня словно подменили. Уютный кокон из одеяла и мужского тела совершил чудо. Осеннее солнце вовсю било лучами в окно, а я еле смогла продрать глаза.

На свою беду, не первой. Во всяком случае то, что упиралось в попу, открыто на это намекало.

— Ээ… Доброе утро, — вслед за "кое-чем", на моей талии, в опасной близости от груди обнаружилась еще и мужская рука. Каким-то странным образом я не обратила на нее внимания сразу. Словно своя лежала. Только большая, мускулистая и очень горячая.

— Доброе, — ни рука, ни «кое-что» не сдвинулись с места, — и теплое.