Наследница журавля

– Отец всегда говорил, что вы потрясающий человек. Что вас отличают невероятный ум и храбрость. – Хэсина должна была замолчать. Извиниться. Забрать свои слова назад. Но она лишь заговорила тише. – Что же с вами случилось?

Рука ее матери дрогнула. Шпилька дрогнула вместе с ней. Острый кончик подпрыгнул – в зеркале отразилась вспышка – и царапнул кожу. Боль пронзила затылок Хэсины. Она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, а потом, задыхаясь, проговорила:

– Я думала, вы его любили. Думала, что хотя бы раз в жизни вы меня поймете.

У ее матери тоже перехватило дыхание – хотя, возможно, Хэсине просто показалось. Королева снова приподняла шпильку, туго скрутила волосы дочери и успешно их заколола.

– Что случилось? Пришло его время. Время пришло для всех нас. Но тем не менее мы выжили. Когда-то мир нас любил. Теперь – нет. Однажды ты поймешь, что значит быть покинутой.

Хэсина понимала это уже сейчас.

Но на этот раз она промолчала.





* * *


Пока паланкин принцессы спускали по ступенькам террас, Мин-эр переделала прическу Хэсины. Это было не обязательно. Кто обратит внимание на съехавший набок шиньон, если вдова короля не придет на коронацию собственной дочери? Но Хэсина все-таки не стала прерывать Мин-эр: ее придворную даму это успокаивало, пусть самой Хэсине легче не становилось.

Хэсина оказалась права. Люди были слишком заняты перешептываниями, чтобы обращать внимание на ее волосы. Поднимаясь по ступеням Пионового павильона, стоявшего у основания террас, она слышала обрывки их слов.

– Чем же дочь так ее обидела?

Вскоре им предстояло это узнать.

Со времен Первого и Второго героев коронации всегда проходили под открытым небом, чтобы на них могли прийти все желающие. По той же традиции вслед за Хэсиной по известняковым ступеням поднялся горожанин, выбранный случайным образом. Хэсина склонила голову, и горожанин надел поверх ее короны убор, увенчанный возрождающимся фениксом. Крылья птицы были вырезаны из красного коралла, и весом убор был с булыжник. Каждый раз, когда Хэсина кланялась заходящему солнцу и встающим звездам, ей казалось, что убор вот-вот упадет и раздавит ей пальцы ног. Каким-то чудом он все-таки удержался.

Хэсина выпрямилась, и толпа разразилась оглушительными аплодисментами. Служащие всех шести императорских министерств упали на землю перед павильоном, совершая обряд коутоу.

– Ваньсуй, ваньсуй, вань вань суй!

Толпа вторила им:

– Ваньсуй, ваньсуй, вань вань суй!

Пусть королева живет десять тысяч лет, десять тысяч лет, десять тысяч раз по десять тысяч лет.

Придворный птицевод выпустил в небо стаю журавлей: они взмыли вверх и расцветили высь бело-красными пятнами. Послы Нинга и Ци выступили вперед и преподнесли ей по сундуку. В одном лежали бриллианты, которые добывались на дне Нингских оледенелых озер, а во втором – жемчуг, поднятый из глиняных болот Ци. Послы из Кендии на коронацию не приехали, но это сейчас волновало Хэсину меньше всего. За ее юбки хватались десятки рук, к ее лицу протягивали плачущих детей. Люди в порыве чувств сдавливали ее, словно слишком тугой корсет. Придворные преподаватели не справились со своей задачей: ни один из них не готовил ее к такому. Ей казалось, что она вот-вот умрет от удушья.

– Расступитесь!

В толпе человеческих тел промелькнула серебристая вспышка.

– Я пришла тебя спасти, – прошептала Лилиан, останавливаясь рядом с Хэсиной. В блестящем серебряном рюцюне с узором из черных медальонов она была ослепительна. Горожане тут же устремились к ней: близнецы казались им физическим воплощением добросердечия короля.

– Ты как раз вовремя, – прохрипела Хэсина.

– Давай обсудим мое вознаграждение.

– Вознаграждение? Разве ты спасаешь меня не по велению своего доброго сердца?

– Это да, но еще я хочу есть.

– Угощайся грызунами. – Пиры в честь коронаций обычно бывали скромными, чтобы напомнить людям о тех днях, когда Одиннадцать героев жили в изгнании и обходились гораздо меньшим.

– Вот еще! Спасибо, но нет. – Лилиан передернуло. – Пусть мышей едят кошки.

– Я думаю, это белка. – Или, возможно кролик. Хэсина смутно припоминала, что видела в императорских кладовых что-то пушистое и хвостатое.

– Знаешь что? Я готова предоставить тебе скидку. За свои услуги я требую всего лишь три корзины засахаренных ягод боярышника.

– Я дам пять, если останешься.

К облегчению Хэсины, Лилиан широко ухмыльнулась.

– Договорились.

К тому времени, как они уделили внимание всем желающим, взошла луна. Дворцовые слуги занесли в павильон жаровни, и там, под звездами, знать и простые горожане вместе жарили дикий фенхель и беличье мясо. Придворные актеры разыграли сцену обезглавливания последнего императора. Придворные инженеры запустили свои новейшие фейерверки: в ночном небе расцвели и угасли яркие, как солнце, пионы и азалии.

Все проходило превосходно – по крайней мере, так Хэсине подсказывал ее разум. Наслаждаться праздником, находясь в самом его центре, было затруднительно. Ночной воздух нес прохладу, но взгляды, устремленные на нее, согревали ее кожу. Она мечтала, чтобы время шло быстрее. Оно продолжало ползти, но, наконец, миг, которого она так ждала, настал.


Слуга поднес Хэсине два кувшина с желтым вином. Она подняла один из них, и женщины зашикали на своих детей, призывая их к молчанию. Рука Хэсины подрагивала под весом кувшина, когда она наклоняла его. Вино полилось на землю, окропив ее в знак почтения всем погребенным и умершим.

– Провозглашаю тост за прошлое и за жертвы, которые пришлось принести ради наступления новой эпохи.

Все склонили головы в память о девяти из Одиннадцати героев, которые погибли прежде, чем пала императорская династия, и за сотни тысяч простых людей, отдавших свои жизни за дело революции.

Внезапно в памяти Хэсины всплыло лицо Серебряной. Ради наступления этой эпохи также погибли десятки тысяч пророков, но она не могла произнести вслух, что сожалеет и об их смертях.

Она подняла второй кубок.

– А теперь я провозглашаю тост за будущее, – продолжила она, сглотнув комок, который подступил к ее горлу от осознания собственной вины. – Моим первым советником станет виконт Янь Цайянь.

Цайянь вышел вперед и кивнул ей. Этого знака поддержки было более чем достаточно.

– Моим первым подарком станет продукт, которого нам не хватает больше всего.

Придворные стражи внесли четыре мешка соли. Согласно древней пословице, соль и вода являлись основой всех жизненных соков. Янь был щедро наделен озерами, реками и источниками. Но стране приходилось полагаться на Кендию, чтобы получать белые кристаллы, необходимые для медицины и консервации продуктов. Из-за набегов на пограничные деревни торговля между Янем и Кендией шла с перебоями, и цены на соль взлетели до небес. Когда стражи стали делить содержимое мешков между всеми присутствовавшими, люди плакали от благодарности.

Нетерпение мешало Хэсине радоваться этому моменту. Она едва сдерживала себя, ожидая, пока уляжется всеобщее ликование.

– Мой первый указ…

Она глубоко вздохнула.

– …касается смерти короля. Его жизнь окончилась гораздо раньше, чем должна была. Совет расследований постановил, что в этом деле достаточно улик, и передал его в суд. Правда будет выяснена, и правосудие свершится.

Ночь загустела. Из нее как будто выкачали воздух. Все замерли и затаили дыхание. Хэсина искала в этом море лиц хотя бы одну искру поддержки, но тонула в молчании.

– Суд? – раздался наконец чей-то голос.

– Совет расследований?

– Что там расследовать?

Скрипучий голос прорезался сквозь остальные, словно хруст разломанной трости.

– Ерунда!

Он принадлежал дряхлой старушке, на голове которой все еще была повязана траурная белая лента.

– Что вы хотите этим сказать? – недовольным голосом спросила она у Хэсины, словно та была непослушным ребенком. – Что короля убили?

Убили. Это слово прошило Хэсину насквозь, встревожив спавшую в ней ярость.

– Да. – В ее голосе звенел лед – точно так же, как он обычно звенел в голосе ее матери. – Да. Есть причины считать, что это так.

– Ложь! – выкрикнул какой-то мужчина. – Это невозможно!

– Кому могло понадобиться убивать нашего короля?

– В постановлениях говорилось, что он умер своей смертью!

Свет факелов бросал на лица людей красные отблески. Их голоса становились все громче, заглушая слова, которые произносила Хэсина. Ее гнев зашипел, словно вода, вылитая на раскаленные камни. На смену ему пришла паника.

Кого она пыталась обмануть? Она не справится. Она не была отцом, который завоевывал любовь своим добросердечием. Она не была матерью, излучавшей уверенность и силу. Она не была ни Санцзинем, одерживавшим блестящие победы, ни Цайянем, умевшим рационально мыслить, ни Лилиан, перед очарованием которой никто не мог устоять. Она была всего-навсего Хэсиной – принцессой, которая ерзала на стуле во время уроков и считала, что сельское хозяйство интереснее политики, а легенды увлекательнее учебников истории. Она была недостаточно хороша. Как всегда.

– Дянься.

Медленно, как будто ее движениями управлял какой-то механизм, находившийся за пределами ее тела, Хэсина отвернулась от негодующей толпы.

Рядом с ней, склонив голову, стояла одна из придворных стражей.

– Только что прибыл гонец из седьмого пограничного легиона генерала Санцзиня, – доложила она. – Он требует встречи с вами.

– Прямо сейчас?

– Да.

Хэсина снова повернулась к толпе и посмотрела на нее затуманенным взглядом. Это был ее народ. Только вот сейчас эти люди больше походили на вражеские отряды, а сама она напоминала форпост, который они стремились сровнять с землей.

– Он не может подождать?

– Он уже здесь, – сказала стражница тихим голосом. – У него мало времени. Его последнее желание – доставить сообщение своей королеве.

Как по команде, раздался стук копыт. Он пробивался сквозь шум толпы, потому что шум этот стал смолкать. Вместо криков раздавались потрясенные вздохи. Увидев всадника, люди отскакивали прочь. Цайянь попытался заслонить это зрелище от Хэсины, но было слишком поздно. Она успела разглядеть.