На расстоянии любви

— Мам, прости меня за все.

— Да я и не сердилась вовсе. Все хотелось мне, чтобы ты понял что-то в жизни… Но, видимо, я сама ничего в ней так и не поняла! Ты надолго-то приехал, Троша?

Он чуть не выпалил: "Навсегда"!

— Я не уеду, пока буду нужен здесь!

— А как же твоя фирма?

— Что может быть важнее тебя?

В палату заглянул хирург, кивнул ему, и Трофим встал, еще раз поцеловав мать.

— Я завтра обязательно к тебе приду. Я люблю тебя, мам!

— Троша…

Он обернулся от двери.

— Ты только подумай перед тем, как что-то решать! С Соней и Пашей…

— Я уже решил! Или скоро решу. Все будет хорошо, мам!





ГЛАВА 20

Насовсем




Трофим остановил машину возле дома Сони. Хотел сначала заехать к себе, но понял, что не сможет находиться там без матери. Там, где все пропитано материнской заботой и лаской, там, где он рос с пеленок. Там, где он стал мужчиной, там, где до сих пор жили его душа и сердце. Хотя нет, сердце жило здесь.

Он вышел из машины, вынул из багажника вещи. Соседи немедленно отреагировали на его появление.

— Никак Вали Чернобровиной сынок объявился!.. Трофим, ты, что ли? Сонюшке-то радость. А то все одна да одна… Пацана поднимала — все силы отдала. Теперь точно легче будет.

Он вспоминал соседей по именам, здоровался, чувствовал, что вернулся домой. Пока что его никто не осуждал, чего он так боялся.

Калитка привычно скрипнула. Трофим попробовал еще раз — тот самый скрип, словно он и не уезжал! Вот бы все так и осталось, как до того…

Отец Сони возился с ульями — Зойка писала как-то, что дядя Володя занялся деревенской пасекой. Старик был деятельный, сидеть без работы не привык. И деревенских приобщил к новому занятию.

Трофим остановился возле него, бросил на землю сумку.

— Здравствуйте, Владимир Кузьмич.

Тот вскинул голову, снял очки и кхекнул:

— Приехал, значит? Быстро!

— Я и так слишком долго сюда ехал!

— Ну, здравствуй, зятек. Ничего, что я так, по старинке?

— Так и надо!

Они крепко обнялись. Из дома вышла тетя Катя — все такая же, разве что чуть поседевшая — всплеснула руками и заохала:

— Ой, Трофим… Я и не узнала тебя! Надо же, какой ты стал — совсем городской. Ты прямо к нам или маму видел?

— Видел. Мне разрешили побыть с ней немного. Ее к операции будут готовить. Ничего, что без приглашения? Не могу дома один, все в душе переворачивается.

Дядя Володя кивнул жене:

— Кать, собери нам там что-нибудь. За возвращение надо выпить. А ты молодец, что к нам. Куда еще — здесь твой дом. Садись, в ногах правды нет.

Он подвинулся, Трофим сел рядом с ним на скамью. Столько лет прошло, а сад тот же… Яблони, вишни, ветки к земле гнутся. Огород, где всегда возится тетя Катя. Под окошками с открытыми ставнями — цветы. Даже золотые шары, казалось, те же… И сейчас среди них мелькнет задорная улыбка его Сони…

Сонин отец перехватил его тоскующий взгляд:


— Что, все не так?

— Наоборот, кажется, что не уезжал.

Трофим оглянулся на окна.

— А Соня…

— Нет ее дома. Больница у нас, сам знаешь, одна на два района. Вот она и мотается в соседнюю деревню. Хорошо, что есть кому подвезти, а то раньше пешком ходила. Возвращалась и с ног падала. Хотели ей всей деревней велосипед подарить.

Сонин отец замолчал. Тер руки полотенцем и смотрел на бродившую по двору курицу.

— Эй, кыш!.. Ходит тут… Ты как приехал-то, Трофим? Валя обмолвилась, жениться снова намереваешься. Оно, конечно, понятно. Только… эх! — он махнул рукой. — Зря я тогда не дал вам развестись. Думал, старый, много пожил, много видел и понимаю — хотели вы быть вместе, а получилось вон как… Ты мучаешься, она извелась одна. Мальчишка только вот как же?..

Трофим ждал, что Сонин отец заговорит о Пашке — сам бы он не решился.

— Наверное, большой уже?

— Так время идет…

Из дома вышла тетя Катя, вынесла им графинчик водки, нарезанный толстыми ломтями домашний хлеб, квашеную капусту и соленые огурцы, нарезала колбасу. В большой глиняной миске дымилась вареная картошка, от свежей зелени шел непередаваемый аромат.

— За возвращение… или за прощание? — Владимир Кузьмич разлил водку и ждал ответа от Трофима.

— За первое, дядя Володя. Я вернулся. Насовсем.

Тот переглянулся со всхлипнувшей женой:

— Вот и ладно! Давай, зятек, по первой. У себя, небось, отвык от такого застолья. А мы по-простому…

После первой стопки стало жарко. Трофим снял пиджак, расстегнул рубашку и закатал рукава. Сонин отец прицокнул языком, оценив крепость его рук:

— Дрова рубишь для тренировки?

— Фитнес, дядя Володя. Иногда отдыхаю… Времени не так много.

— Да уж… Выбился ты в люди. А Сонька так в фельдшерах и бегает. Говорит, ей нормально… Но ее уважают, специально ходят. Трудно ей, а она, упрямая, все равно делает. Здесь только упрямство и помогает, а в семейной жизни только мешает. Оба вы хороши… Натворили дел, до сих пор не расхлебаете. Не сердишься за прямоту-то?

Трофим достал сигареты, предложил Владимиру Кузьмичу, но тетя Катя заругалась:

— Старый, руки-то не тяни! Врач запретил тебе курить. И пить, конечно, не стоило бы… Трош, у него сердце шалит.

— Я сам себе врач! — заявил дядя Володя и взял сигарету под смех Трофима: — Эти две женщины невыносимы. Спасибо внук… твой сын… меня понимает.

Трофим то и дело поглядывал на дорожку, ожидая Соню или Павлика. От нетерпения курил уже третью сигарету. Потом не выдержал и спросил:

— А Павлик где?

— На пасеку они с друзьями уехали. Я там для мальчишек что-то вроде лагеря придумал… Пусть растут мужичками!

Трофим сожалеюще вздохнул. Значит, сына он пока не увидит.

— Как, по второй, зятек?

Он согласно кивнул и на вторую, и на третью стопку.

— Ой, вас уже развезло! — тетя Катя отодвинула почти пустой графинчик и присела к столу: — Отец, ты бы спать шел!

— Мать, дай с зятем поговорить! Мне еще о многом спросить надо.

— Да оставь ты человека! С дороги ведь, отдохнуть надо. Трош, ты не слушай его! И закусывайте побольше, закусывайте!..

В голове приятно шумело, на душе разливался покой, от которого он успел отвыкнуть. Пахло яблоками, цветами, домашним хлебом. Он едва не потерял все это!

— Вот у меня к тебе вопрос, Трофим.

— Давайте, дядя Володя.

— Оно на самом деле городские девки лучше наших?

Вопрос с подвохом. Дядя Володя любил, чтобы издали, а потом как обухом по голове.

— Вы сразу, Владимир Кузьмич, скажите, что собирались.