На пороге Будущего

— Устала? — спросил Хален, входя в верхнюю комнату и привлекая к себе Евгению.

— Да нет, сколько можно? Теперь мы будем отдыхать изо всех сил! — отвечала она, целуя его.

Деревянный дом наполнился голосами офицеров. Слуги растапливали плиту на кухне, суетились, разбирая вещи.

— Они что, все будут жить здесь?

Халена позабавило выражение ужаса на ее лице.

— Хочешь, я всех разгоню?

— И правда, пускай все уйдут! Мы же даже поцеловаться не сможем, чтобы кто-то не помешал! — словно в подтверждение дверь без стука распахнулась, и служанка втащила корзины с одеждой и обувью. Евгения замахала на нее руками, выгоняя прочь. — Вот видишь! Прогони их в деревню!

— Завтра, — отвечал он, пытаясь расстегнуть ее блузку. — Сегодня нам нужно всех накормить и отблагодарить за приятное путешествие, а вот завтра со спокойной совестью пошлем всех к воронам.

Тридцать пять гвардейцев встали лагерем в полутсане от дома и по очереди обходили озеро караулом по тропинкам, вдоль которых росли молодые деревца, благодаря чему их любопытные взгляды не тревожили Евгению. В доме остались две пожилые женщины — готовили еду и убирались, а всех своих девушек она выгнала в ближайшую деревню.

Потянулись дни, каждый из которых потом вспоминался ей, как драгоценная жемчужина в ожерелье. Лето в этом году пришло рано, и уже стояла сильная жара. Хален учил молодую жену верховой езде, брал ее с собой на охоту. Они купались в ледяной воде озера и подолгу лежали голышом на оранжевом песке, жмурясь от солнца. Он восхищался ее силой и ловкостью. Она прекрасно плавала, могла пройти много тсанов быстрым шагом, не устав и не запыхавшись, не боялась пускать коня в галоп, а упав, не плакала, лишь бормотала что-то невнятное на своем языке. Ночью она смело отвечала на его ласки, явно получая от любовных игр столько же удовольствия, сколько и он. Единственное — она редко соглашалась выходить из дома после наступления темноты. Хален любил прогуливаться у притихшей воды, подолгу смотреть, как она плещется в корнях старых сосен, играет отражениями лун. Но его Эви, как он ласково называл ее, неохотно поднимала глаза кверху.

Она ужаснулась, когда впервые увидела местные луны, и до сих пор не могла смотреть на это зрелище без дрожи. Две луны исполняли над ее головой какой-то хаотический танец. Они медленно вращались по своим осям, точно два огромных булыжника неправильной формы, подвешенных над планетой дьявольской рукой. Их орбиты не были параллельны, и скорости движения различались, и ночь за ночью они выписывали в небе непредсказуемые зигзаги, то проходя через зенит, то едва выглядывая из-за горизонта, словно злобный желтый кошачий глаз, следящий за ней из-за угла. Ближний, Раат, был похож на стручок арахиса и казался одного размера со своей более округлой сестрой Нееоманой. Умом Евгения понимала, что их разделяют десятки, а то и сотни тысяч километров, но все равно каждый раз, когда они проходили близко друг к другу, она испытывала ужас, представляя, как они сталкиваются и огромные осколки летят на землю. У иантийцев, а возможно, и у всех народов Матагальпы было пророчество, будто однажды это столкновение непременно случится и наступит конец света. Евгения с презрением относилась к подобным предсказаниям, но этот сценарий казался ей весьма вероятным.

Луны вращались вокруг своей планеты по весьма сложным орбитам. На первый взгляд казалось, что взаимное притяжение заставляет их то и дело менять траекторию движения. Но это было не так. Полный цикл их танца составлял тридцать два дня, после чего повторялся заново. Это была длина здешнего месяца. А в месяце было четыре восьмидневные недели. Год начинался в день весеннего равноденствия, состоял из одиннадцати месяцев и еще тринадцати дней, которые ни к какому месяцу не относились, приходились на раннюю весну и звались медвежьими днями, потому что именно в это время маленькие черные лесные медведицы приносили потомство. Каждые четыре года к ним прибавлялись четырнадцатые сутки — здешние астрономы додумались до этого так же, как земные — до 29 февраля.

Из этого следовало, что год в этом мире равняется земному. Если б Евгения раньше больше интересовалась астрономией, она бы знала созвездия южного полушария и могла бы сравнить их с теми, что предстали перед нею на берегу ледяного озера. Но она помнила лишь, что направление на юг указывал там Южный крест. Здесь тоже был крест, но виднелся он лишь несколько месяцев в году. Был здесь и Млечный путь, но она не могла понять, похож ли он на тот, что она наблюдала раньше.

В конце концов Евгения решила остановиться на версии, что попала в параллельный мир, где существуют Солнечная система, Земля и люди на ней. Ей очень хотелось определить, до какого момента развитие жизни здесь шло в ногу с ее родным миром. Ведь когда-то и там, и тут все было совершенно одинаково — это очевидно! Люди средиземноморского типа, почти европейская культура, состоящий из привычных звуков язык, одни и те же животные и растения — все это было бы нереально, если б жизнь здесь зародилась независимо от Земли! Но узнать это не представлялось возможным…

Была еще одна причина, почему Евгения боялась лун. Пусть даже эта планета была копией Земли, но она двигалась по другой орбите, освещалась другими звездами, испытывала влияние других спутников. А значит, здесь, вероятно, была другая напряженность магнитного поля и радиационный фон, и спутники оказывали на живые организмы совсем иной эффект, нежели круглая Луна, под которой Евгения выросла. Это объясняло изменения, происходившие с ней с тех пор, как она сюда попала. Раньше она не знала, что такое головная боль, а теперь мигрень нередко доводила ее до тошноты. Менструальный цикл сбился и пополнился непривычными симптомами. Иногда у нее совершенно пропадал аппетит и она не ела по два-три дня. В другое время, напротив, ей казалось, что она готова съесть что угодно. А главное — она ощущала сильнейший прилив энергии, будто весь жар этого солнца вливался прямо ей в кровь, и гормональные всплески иногда заставляли ее совершать необдуманные, шокирующие местных жителей поступки.

Евгения и пятнадцати минут не могла усидеть на месте. Она настойчиво училась верховой езде, плавала с Халеном наперегонки через озеро, лазала вместе с ним по скалам у водопада и даже поехала на охоту.

Еще полгода назад она и таракана не могла прибить. Убийство беззащитных зверушек казалось ей преступлением. Но в здешних лесах, принадлежавших ее мужу, было такое количество антилоп, медведей и сурков, что добыча десятка-другого ничего не меняла. Она узнала, что такое охотничий азарт, когда преследуешь в лесу на маленькой быстроногой лошадке и настигаешь наконец неуловимую антилопу. Или когда сердце начинает колотиться от заливистого лая почуявших сурка собак… Хален подарил ей двух гончих щенков, с которыми она с удовольствием возилась. У нее было две маленьких степных кобылки для охоты и гнедой мерин для парадных выездов — огромный, но добрый и простодушный. Евгения называла его Валенком, хоть он и носил гордое имя Знаменосец. Хален долго смеялся, когда она объяснила значение этого слова, и посоветовал на всякий случай не давать подобных кличек его приближенным.

Однажды Евгения попросила его научить ее биться на мечах. Халена идея заинтересовала. Гвардейцы выточили два деревянных меча, и он показал ей основные приемы. Закончилось это неожиданно: отведя правой его замах, левой она ловко ударила его в подбородок. Рука у Евгении оказалась тяжелая.

— Если бы я не видел тебя без одежды, решил бы, что ты мужик, — сказал Хален, потирая челюсть. — Грубо дерешься. Ночью научу тебя бороться.

И ночью он действительно учил ее борьбе. Они опрокинули кровать, разбили две лампы и чуть не сожгли дом, а еще Евгения едва не сломала ему руку и сама оказалась вся в синяках и ссадинах. Для женщины она была быстра и непредсказуема.

— Это неправильно и не по традиции, но я пожалуй и правда займусь твоим обучением, — говорил он, обтирая холодной водой ее покрытую ссадинами спину. Она перевернулась, провела руками по его заросшей черным волосом груди, мягко коснулась подбородка, где растекся синяк. Хален поцеловал маленькую ладонь, а потом укусил ее. — Она меня ударила!

— Тебе же понравилось! — улыбнулась Евгения.

Он взглянул на нее из-под упавшего на лоб чуба, поправил шкуры, на которых она лежала.

— Ты необыкновенная. Страшно представить, как бы я жил, если бы ты не пришла к Вечному камню. Но ты понимаешь, что из-за тебя нам стало негде спать?

— Значит, не будем спать!

Это тоже стало для нее неожиданностью: оказалось, что секс не просто приятная, но и чрезвычайно увлекательная игра. Хален мог быть нежным любовником, но ей нравилось заводить его, заставить потерять голову. Проснувшись утром, они часто не могли вспомнить, что было ночью, потому что оба теряли контроль над собой. О своих многочисленных прошлых увлечениях Хален теперь вспоминал как о скучном сне. Он впервые встретил женщину, равную ему по силе и страстности. Он был ее первым мужчиной, но не прошло еще и месяца с их свадебной ночи, а он уже понимал: придется сильно постараться, чтобы соответствовать ее запросам.

Впрочем, были в его супруге и привычные женские качества. Эви умело зашила куртку, которую он порвал на охоте, запутавшись в ветвях. Часто она с удовольствием помогала служанкам готовить ужин.

Однажды она предложила Халену прогуляться до деревни. А там, пока он беседовал с крестьянами о видах на урожай, Эви исчезла во дворе одного из домов. Когда он уже потерял ее, она вдруг появилась с огромной корзиной в руках, полной трав, и в сопровождении деревенских женщин.

— Что за сено? — спросил он, когда она дотащила свой груз до коновязи.

— Лекарственные травы. Завтра эти женщины придут к нам и расскажут, какие травки от каких болячек помогают. Они уже многое мне рассказали, но я ничего не запомнила.

— Дорогая, в городе есть врачи. Тебе необязательно самой разбираться в лекарствах.

Евгения подозвала офицера, что все время крутился рядом.

— Пеликен, будь добр, найди повозку и вели отвезти эту корзину к нам. — Поднявшись в седло, она ответила Халену: — Мне бы хотелось научиться хоть чему-то полезному. Говорят, все олуди обладали какими-либо особыми талантами. В себе я никаких талантов пока не чувствую, но вдруг захотелось заняться травами. Может быть, это и есть зачатки таланта?

Хален свистнул, подзывая своего пса. Кони шли шагом, то равняясь друг с другом, то уступая один другому дорогу на узкой тропинке. Зеленохвостая птичка слетела с ветки на холку его Морехода, чирикнула и вспорхнула, едва не задев лицо крылом.

— Любимая, у тебя талантов больше, чем у любой другой женщины. Я согласен развивать их все. И если уж я сам взялся учить тебя драться, то против трав и подавно ничего не скажу.

И поэтому, когда на следующее утро в царский домик явились пять или шесть крестьянок, он ушел в офицерский лагерь, чтобы не смущать их. Вернувшись после обеда, он застал все ту же картину: Евгения с тетрадкой и карандашом сидела на веранде за заваленным пучками трав столом, в окружении низкорослых хадарянок с черными от загара руками и лицами, которые трясли перед нею своими вениками и наперебой рассказывали что-то. Они замолкли на минуту, чтобы поклониться Халену, но тут же забыли о его существовании. Мужчине, даже царю, здесь было не место. Он ушел в комнату, принялся точить копье и прислушивался к то и дело доносящимся с веранды взрывам смеха. Время от времени женщины принимались тараторить так быстро, что Евгения переставала их понимать. А он понимал: они хвалили ее. Им было приятно, что царица попросила их совета. Послышалось шлепанье босых ног по дощатому полу: кто-то побежал в лес за какими-то особенными листьями. Внезапно Халену стало интересно, на каком языке Евгения записывает рецепты отваров и мазей. Она еще не вполне овладела письменностью и с трудом читала и писала.

Хален вышел на веранду, положил руку на плечо Эви.

— Они не слишком быстро говорят? Помочь тебе?


Жена погладила его пальцы, улыбнулась.

— Не нужно. Позови, пожалуйста, Эвру, я попрошу ее найти коралловые бусы. Она взяла с собой целый ларец. Как раз подойдут, чтобы одарить этих милых женщин.

Хален отправился за Эврой. Она писала на смешной смеси иантийских идеограмм с русскими буквами и даже цифры использовала разные.

Почти все иантийцы умели читать и писать, но статус человека всегда можно было определить по количеству знаков, которые он использовал. Если крестьянам и рабочим хватало сотни символов, то Хален легко оперировал тысячей, а Ханияр, говорят, знал около трех тысяч и понимал даже книги, написанные в далекой Галафрии в стародавние времена. Но они-то изучали их с детства, а Евгении было очень непросто овладеть этим знанием. И еще долгое время она использовала двойную систему записи, иногда полностью переходя на местное письмо, а в других случаях предпочитая русские буквы.

…Медовый месяц подошел к концу. Халену пора было возвращаться к своим обязанностям. Путь домой для него должен был быть долгим: помимо визита в столицу Хадары, носившую то же название, он планировал проинспектировать два военных гарнизона на берегу Фарады.

До города было недалеко. Солнце слепило глаза. Белый камень дороги сверкал под его лучами, как металл. Слева, на западе, низко над землей стоял месяц Нееоманы, малозаметный в жарком мареве, почти прозрачный. Евгения давно обратила внимание, что именно в эти дни, когда дальняя спутница планеты лишь ненадолго показывалась над горизонтом, у нее сильнее всего болела голова. Вот и сейчас она боролась с желанием сойти с коня, скрыться от бьющего в глаза солнечного света в удобном фургоне. Об этом просили ее подруги, но царица пока все же держалась верхом рядом с мужем. Добрый Знаменосец нес ее мягкой иноходью, покачиваясь из стороны в сторону и прислушиваясь к малейшему натяжению повода.

На пути им то и дело попадались солдаты, а то и целые отряды, передвигающиеся между городками под знаменами своих командиров либо под царским вымпелом. Фарада была пограничной рекой. Здесь, в среднем течении, ее ширина в это время года достигала местами полутсана — около шестисот метров, — но военные утверждали, что это не мешает встретить на иантийских землях шпионов с западных территорий. Мирные жители посмеивались над ними, поскольку хорошо помнили, что последний шпион с левого берега был пойман восемь лет назад. И все же, несмотря на это, побережье на всем своем протяжении — более пятисот тсанов — тщательно охранялось. У истоков реки, там, где граница проходила по земле, стоял мощный гарнизон хадарян. А ближе к устью расположился постоянным лагерем царский полк. Между ними постоянно курсировали гонцы, а всю территорию от самого берега и на пятьдесят тсанов вглубь патрулировали вооруженные отряды.

— Не совсем понимаю, почему одни полки — твои, а другие — хадарян? Разве они все не подчиняются тебе? — спросила Евгения.

— Я главнокомандующий всеми военными силами, — согласился Хален. — Но непосредственно мне подчиняются лишь полки, набранные из моих людей, тех, что живут на моей земле. Часть иантийских земель испокон века принадлежит рассам. Ты видела сильнейших из них на нашей свадьбе.

— Расс — значит сильный. В моем мире их называли лордами или баронами. Крупные землевладельцы. Получается, что они независимы? Они не подчиняются тебе?

— Разве можно не подчиняться царю? Как офицеры они подчиняются непосредственно мне. Больше никто не имеет права отдавать им приказы. Как граждане страны они исполняют ее законы. Но, будучи владельцами крупных территорий, рассы освобождены от уплаты земельного налога. Вместо этого они обязаны вести торговлю, платить пошлины, обучать военному искусству своих людей и содержать собственные отряды, над которыми я не властен.

— Но в таком случае твои солдаты обучаются и тренируются отдельно от их воинов. Как это сказывается на качестве подготовки?

Хален рассмеялся.

— Надо же, какие неженские вопросы приходят тебе в голову! Мысль верная. Эта проблема была решена еще моим дедом. Ты этого пока не знаешь, но скоро увидишь, что я провожу в Киаре очень мало времени. Моя обязанность как главнокомандующего — проведение по всей стране военных смотров и маневров, в которых принимают участие все полки. Царские и провинциальные солдаты постоянно соревнуются между собой. Конкуренция — это то, что держит их в тонусе. Да и наглые дикари не дают ребятам расслабляться.

— Вы о них говорите, как о животных…

— Они и есть животные. Сама подумай, за Фарадой их земли простираются почти на семьсот тсанов до самого океана. А с севера на юг они и вовсе бесконечны. И вся эта земля покрыта непроходимыми лесами! На этой территории можно было бы расположить две Ианты, а живут там сотни мелких племен, которые даже между собой не могут договориться. Те, что поближе к Фараде, еще более-менее цивилизованны, но они не желают вырубить лес, развести стада и кормиться трудом своих рук, как это делают в остальных странах. Они живут охотой и грабежом, переплывая реку и нападая на наши села. Мой дед пробовал пойти на них войной, но заблудился в лесах, увяз в болотах, а их маленькие лучники с вершин деревьев закидывали воинов стрелами… Царь отступился. Потом еще долгие годы они мстили нам. Тогда иантийцы еще брали их в плен и пытались использовать как рабов. Но без толку. Эти дикари не приспособлены ни к какой работе. С полей и заводов они сбегали обратно в лес, да еще успевали прирезать своих хозяев. А в городах они сразу спивались и умирали, либо же умирали просто так, от тоски по своим деревьям, заросшим лишайниками…

Перед взором Евгении вставали эти маленькие темнокожие люди, похожие на индейцев Амазонки или обитателей экваториальных африканских джунглей. Она как наяву видела их малоподвижные раскрашенные лица… Солнце, казалось, застыло в зените, светя прямо ей в лицо. Голова гудела. Она закрыла глаза, и вокруг поплыли разноцветные круги. Она натянула повод, чтобы повернуть Знаменосца к катящемуся позади фургону. В тот же момент в рядах следовавших за ними гвардейцев зазвучали взволнованные голоса, и один из всадников, зашатавшись, завалился на бок и сполз на землю, поддерживаемый товарищами.

Хален и Евгения одновременно повернули коней. Спешившись рядом со столпившимися офицерами, она опустилась на колени рядом с упавшим мужчиной. Его тошнило. Он стонал, прикрывая обеими руками живот.

— Начинаю жалеть, что не взяли с собой врача, — сказал Хален. — Где болит, Йени?

— Живот… С ночи болит. Думал, пройдет. Но, похоже, до Хадары я не доеду…

Евгения оторвала его руки, коснулась пальцами тела. Йени застонал.

— Жар, тошнота, боль внизу живота. Скорее всего аппендицит. Здесь нужен врач, который… который сделает разрез и уберет изнутри гной.

— Хирург, — подтвердил Хален и поднялся. Приказал офицерам: — Несите его в фургон. Придется двигаться быстрее.

Девушки помогли уложить офицера на кучу одеял. Возница свистнул, фургон дернулся с места. Сидя в полутьме рядом с Йени, Евгения непроизвольно напрягала все мышцы, словно пытаясь этим защитить его от немилосердных толчков.

— Не доеду, госпожа, — прохрипел он. Его лицо посерело от боли.

— Тихо-тихо. Согни ноги. Давай я буду держать тебя за руку, вот так. Доедем. Скоро доедем.

Голова раскалывалась на части. Ей казалось, что над мужчиной висит черное облако его боли. Она даже повела рукой, пытаясь его развеять. Хотелось остаться одной, не слышать мучающих ее стонов. Но фургон в кортеже был только один, а снова выйти на солнце она была не в состоянии. На какое-то время она словно бы провалилась в забытье, из которого ее вывел луч света. Отдернув ткань, служившую повозке задней стенкой, внутрь заглянул Хален. Евгения перевела взгляд на офицера. Оказалось, он давно уже молчит — спит, и его лицо постепенно приобретает нормальный цвет.

В Хадаре, в доме губернатора, ждал врач. Евгения пришла в себя и попросилась было присутствовать на операции, но Хален так на нее посмотрел, что она сразу сникла, покорно направилась в отведенную ей комнату.

— Ну что вы, дорогая, как же можно? Ведь это мужчина, да еще и военный. Кровь, пот, крики… О чем вы только думали? — говорила Армина Хисарада, разливая по крохотным фарфоровым чашечкам чай. — Я прослышала, вы интересуетесь медициной. Это, конечно, прекрасно, — травы, листья, настои и мази… Да, я сама когда-то этим увлекалась. Но резать живое тело — это неженское дело. Попробуйте напиток, я сама заваривала. Очень ароматный, правда? Можете угадать, на каких травах настоян?

Евгения, одетая в роскошный ночной халат Армины, мелкими глотками пила чай, отдававший валерианой и мятой. Ни настоящего чая, ни кофе в Ианте не было, но травяные настои и отвары пользовались большой популярностью. Хозяйка с чашкой в руке порхала по комнате, то поправляя тюль на окне, то чуть переставляя какую-нибудь статуэтку, коих множество стояло на комодах и столах. Младшая, двенадцатилетняя дочка Хисарадов уютно устроилась в кресле-качалке с вышиванием в руках. Армина похвасталась ее работой, и разговор плавно перетек к приятным темам: новой моде на пышные, перехваченные лентами у локтя рукава и кружевное нижнее белье. С удовлетворением убедившись, что юная царица в женских вопросах разбирается все же лучше, чем в грубых мужских болезнях, хозяйка продемонстрировала ей свои юбки и сорочки и, насладившись похвалами, откланялась. «Прелестная девушка, — думала она про Евгению. — Несколько взбалмошна, но это у нее по молодости».

Хален собирался направиться из Хадары сначала в южный гарнизон, а потом доехать и до северного. Медлить было незачем; он хотел выехать уже завтрашним утром. Рашил отправлялся с ним, а его супруга со своей свитой должна была сопроводить в Киару царицу. В городе царь встретил Ханияра: как всегда в это время года, священник проводил здесь обряды, призывая милость земли и небес на сады и виноградники. Хален воспользовался встречей, чтобы посоветоваться: последняя выходка жены переполнила чашу его терпения, и он не знал, как вести себя дальше.

Они беседовали в красивом саду Армины. Ханияр не перебивая выслушал его и еще некоторое время молчал, оглаживая бороду длинными пальцами, многие годы не знавшими никакой тяжелой работы.

— Что ж, не пристало царю учить жену, — сказал он наконец. — Предания говорят нам, что олуди редко ошибаются в своих поступках. Они чуют ветер за пять тсанов — так называли это наши предки. А еще они говорили, что олуди не ходят старыми путями. Евгения, скорее всего, сама не понимает, что толкает ее на столь необычные действия. Но она следует за своей душой, а душа олуди видит свет на сто лет вперед. По крайней мере, так написано в книгах. Я понимаю, что тебя смущает. Наши женщины не отличаются физической активностью. Однако не потому ли, что мы, мужчины, ради собственного удобства убедили их в том, что это неправильно и некрасиво? Я читал, что в древности немало было славных жен, которые правили своими землями твердой рукой и не боялись давать советы мужчинам. К тому же твоя жена учится не только сражаться на мечах, но и лечить людей. Она не боится крови, ее рука тверда. Чем же ты недоволен? Кто знает, что несет нам будущее? Олуди не зря пришла именно в этот год. В нужный момент она даст нам помощь, в чем бы та ни заключалась.

Хален кивнул, ничего больше не сказал. Пройдя под яблонями, опустившими к земле кудрявые ветви, он вышел во двор, услышал за распахнутыми дверями дома нежный перебор струн. В зале слуги убирали со столов остатки ужина, и Пеликен, примостившись на трехногом табурете, наигрывал на лютне невнятную мелодию. Он не дежурил сегодня и потому был без мундира. Его белая безрукавка, казалось, светилась в темноте.

— Пойдем со мной, — велел Хален.

Пеликен был одним из гвардейцев царя — его товарищей по детским играм либо по военной школе, которую проходили в Ианте большинство мужчин. 24 года — возраст зрелого мужчины, но в Пеликене сохранилось немало юношеского задора. Кое-кто в Киаре полагал, что его отцом был сам царь Барахия. У него и правда было что-то общее с Халеном: так же весело смотрели яркие глаза, так же падали на лоб длинные черные волосы. Ни одна юная горничная и ни одна красивая дама не могли чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Впрочем, Хален прекрасно знал, что за последние месяцы молодой офицер растерял славу опытного сердцееда. Словно тень он следовал за Евгенией, ловил каждый ее взгляд, бросался исполнять каждое приказание. Он перестал хвастаться любовными похождениями — видно, не хотел, чтобы слухи об этом дошли до юной царицы. Халена это забавляло, а теперь он решил поставить чувства товарища на службу себе.

— Я даю тебе поручение, Пеликен, — сказал он, останавливаясь в тени старой яблони. Офицер вытянул руки по швам и не сводил с него глаз. — Завтра Евгения вернется в Киару. Отправляйся с ней. Пока меня не будет, ты станешь охранять ее… — Пеликен дернулся, открыл было рот, но Хален погрозил ему. — Будешь ее личным телохранителем. Подбери пару ребят себе в помощь, если нужно. Я начал учить ее обращаться с оружием. Думаю, она захочет продолжить. Научи ее всему, о чем попросит. Только смотри…