На пороге Будущего

Назавтра приехал Бронк. Он несся сломя голову, проделал длинный путь в несколько дней, но выглядел подтянутым и бодрым. Трудности всегда шли ему на пользу. Казалось даже, что на его лице, обрамленном серебристо-белой бородой, стало меньше морщин.

Джаваль собрал всех в своем кабинете, выгнал слуг. Он хотел выслушать Калитерада без лишних ушей. Бронк спокойно сидел у стола, помешивая ложечкой чай. Хален заложил руки за спину, с хмурым лицом замер напротив него. Евгения старалась быть такой же неподвижно-серьезной, как Райхана, но забывалась и принималась ходить по комнате, пока старая царица не дергала ее за рукав. Тогда Евгения садилась рядом с ней, но через несколько минут опять вскакивала. Джаваль, казалось, дремал в своем кресле, перебирая четки и время от времени бросая на Калитерада острый взгляд.

— Процеро не мог предвидеть такого. Никто не мог, — сказал Бронк. — Можно было бы предположить, что Нурмали объединится с пришельцами и попытается сам захватить власть. Но ведь случилось иное — он завоевал Этаку для другого человека. А шедизцы настолько устали от кровавого режима Красного дома, что с радостью поддержали захватчиков, лишь бы избавиться от ненавистного Процеро. Сейчас в стране более пятидесяти тысяч степняков и столько же собственных солдат. И одно небо знает, сколько еще воинов осталось в Галафрии.

— Эти земли постигла та же участь, что и Галафрию, — сказал Хален.

Но Бронк поднял руку, отрицая его слова.

— Ничего подобного. Ни одного города, ни одной деревни не было разграблено. Мы думали, что имеем дело с дикой ордой, которая налетает, убивает, забирает ценности и спешит обратно в свои степи, но это не так. Я никогда не слышал, чтобы у степных отрядов было хотя бы подобие порядка, но вождь навел в своих полках железную дисциплину. Поскольку шедизцы встали на его сторону, он запретил грабежи. Несколько отрядов, ослушавшихся приказа, он сразу покарал смертью. Степняки стоят лагерями по всей стране в ожидании его команд. Местные гарнизоны также несут службу в прежнем режиме.

— Чего же он хочет? — резко спросил Хален. — Вы видели его?

— Да, как ни странно, он принял меня и Мооса очень быстро, а мы-то уже приготовились ждать аудиенции несколько месяцев.

— Каков он? Чего хочет?

Бронк нахмурился, постучал пальцами по столу.

— Он олуди, без сомнения.

Хален метнул взгляд на Евгению, спросил нетерпеливо:

— Как он выглядит? Как разговаривает? Почему вы решили, что он — олуди?

— Издали его можно принять за степняка — такие же, как у них, длинные белые волосы, заплетенные в косу. Даже одевается он до сих пор по-дикарски. Когда я встретил его, на нем была безрукавка из оленьей шкуры и бесшумная кожаная обувь, какую носят охотники. Но его лицо… Это олуди, без сомнения, — повторил Бронк, и его прямые брови поднялись, будто в восхищении. — У степняков нет таких лиц. Я видел такие разве что на старых портретах героев прежних времен. У него голова орла или сокола, с гордым профилем, с мудрыми черными глазами. Нельзя определить, сколько ему лет, — у него тело тридцатилетнего воина, но когда я говорил с ним, мне чудилось, что говорю с человеком старше себя. Он обладает поистине священным обаянием. Увидев его, я понял, почему Нурмали отказался от претензий на трон и встал под его знамена. Он… он… — Бронк обвел глазами присутствующих и растерянно закончил: — Это истинный царь!

В тишине Хален хрустнул пальцами.

— Как его имя?

— Он носит дикарское имя — Алекс.

Евгения вскочила. В здешних языках не было сочетания звуков «к-с», и в устах Бронка это прозвучало как «Алекос». Но даже в таком виде слово пробудило что-то в ее памяти, и она почувствовала, что ненавидит этого Алекса, объявившего себя олуди.

— Откуда он вообще взялся?! — крикнула она.

— Я спросил об этом у его слуг. Он появился на юге степей, вблизи океана. Никто не знает, родился ли и вырос ли он там. Его воины верят, что он пришел на их землю так же, как вы, моя госпожа, пришли в Ианту, появившись однажды у Вечного камня. Он возник из ниоткуда и начал объединять племена. Люди пошли за ним, видя его силу. А когда под ним было уже полсотни племен и тысячи копий, он повел их на север. Те, кто пытался сопротивляться, были повержены. Но таких было мало — эти дикари, похоже, только и ждали вождя, способного объединить их и дать общую цель…

Джаваль сказал наконец то, что уже долгое время просилось всем на язык:

— И вот этот вождь играючи завоевал Галафрию и Шедиз, да еще походя лишил мою страну наследника престола. Чего ждать от него дальше?

— Я спросил его об этом, — с поклоном ответствовал Бронк. — Он был очень любезен. Он передает вам, государь, и вам, мой господин, свои соболезнования и извинения за гибель Амарха. По его словам, все виновные в этом уже приняли смерть от руки ваших воинов, и ему осталось лишь в знак уважения к вам казнить командира той части его войска, что оказалась в авангарде и вступила в бой с крусами. Он очень сожалеет о том, что оскорбил величайшую державу мира, и готов заплатить за это — скажите лишь чем. В ближайшее время он пришлет официальные извинения. Он также заверил меня, что не намерен дальше воевать, Матакрусу и Ианте не о чем беспокоиться. Его войско покорило Шедиз, но горы пугают степняков, и они не желают идти дальше. Кроме того, он напомнил, что обе страны практически лежат в руинах, и его задача на ближайшие годы — восстановить экономику и ободрить население.

— Экономику? Он знает такое слово?

— Это человек большого опыта. Язык Шедиза не родной ему, но он овладел им за несколько недель и легко жонглирует понятиями, о которых его полудикие соратники не имеют и малейшего представления. Я уверен, в делах он разбирается не хуже нас с вами. Если бы я не знал, что этот человек вышел из пустыни, то решил бы, что ему уже приходилось царствовать и повелевать миллионами. Несмотря на простой наряд, он держится с достоинством, какое встречается только в царских домах. И он… — Бронк тяжело вздохнул. На его лице появилось незнакомое, загадочное выражение, будто он томился от недостатка слов. — О небо, как передать то, что я чувствовал, находясь рядом с ним! Как от моей повелительницы Евгении исходит благодать, которую ощущаешь всей кожей, так и рядом с ним я чувствовал трепет и… Нет, это не благодать, и я уверен, что он не может исцелять, но… Но… Он читал мои мысли, заранее знал все, что я скажу. Его глаза видели меня насквозь, а голос зачаровывал. О да, шедизцы пойдут за ним так же охотно, как пошли кочевники. Я почти поверил тогда, что он не хочет продолжать войну, но теперь… Он слишком силен, чтобы удовлетвориться Шедизом!

Райхана нервно дернулась.

— Даже Процеро, этот мясник, был доволен тем, что имеет!

— Процеро, моя госпожа, боялся всего на свете и был слишком привязан к своим богатствам, это и мешало ему мечтать о большем. А Алекос равнодушен к золоту. Он мыслит шире. Боюсь, что мы обрели беспокойного соседа.

— Ваш человек рассказывал о неизвестном оружии огромной разрушительной силы, — напомнил Хален.

Бронк пожал плечами.

— Я его не видел и, как ни старался, ничего не смог выведать. Но зато я видел стены Этаки, разбитые в одном месте будто тараном невиданной силы, снесенную верхушку башни, огромные бреши в укреплениях. Горожане говорят, на месте разрушений нашли металлические шары размером с человеческую голову. Гвардейцы Алекоса собрали их и увезли.

— Это пушки, — сказала Евгения. Все взгляды повернулись к ней. Она объяснила: — Это машины… Грубо говоря, трубы из металла. В них закладывают взрывающуюся смесь и тяжелый шар. Когда смесь поджигают, взрывная сила выталкивает шар и он наносит тяжелые поражения встретившемуся на пути препятствию. В моем мире такие применялись в военных действиях.

— Мы о таком никогда не слышали… — растерянно пробормотал Джаваль.

— Раз этому человеку известно огнестрельное оружие, он очень опасен. С таким вооружением он возьмет любую крепость. Остается надеяться, что пушки и порох он принес с собой из другого мира, — если он действительно олуди, — и что он не знает, как изготовить порох. Если же знает… — она нахмурилась, ее лицо ожесточилось, — нам нечего будет ему противопоставить.

Хален играл своим кинжалом, не подымая глаз. Джаваль глубоко задумался. Бронк же, Евгения чувствовала, трепетал как гончая, почуявшая добычу. Всю жизнь он мечтал сразиться с достойным врагом, и вот враг пришел — пришел тогда, когда в его руках еще осталась сила, а ум как прежде остер. Бронк скрывал сам от себя свою радость, уже мечтая вновь встретиться с этим вождем, поразившим его воображение.

Ее муж, напротив, был зол и встревожен. Он не обратил внимания на предупреждение Евгении, ее рассказ о пушках не произвел на него впечатления, а воспоминания шедизцев он счел преувеличенными. Он раздумывал над тем, что совсем рядом, отделенные горными перевалами, находятся сто тысяч опьяненных быстрым успехом воинов. Всех сокровищ, накопленных погибшим Процеро, не хватит, чтобы удовлетворить их алчность. Обещания их вождя — лишь уловка, призванная тянуть время, пока он будет разрабатывать план дальнейшей кампании и формировать новую армию. И он еще имеет наглость приносить царям официальные извинения!

Все это Хален высказал Джавалю. Почувствовав волнение старика, Евгения присела на подлокотник его кресла, положила руку на плечо. Она хотела успокоить его, но ей нечем было поделиться — в ней самой спокойствия не было. Она закрыла глаза и постаралась выровнять дыхание, прислушиваясь к негромким голосам мужчин.


Хален требовал немедля объявить войну незаконному царю и совместными силами напасть на Шедиз. Стремительность обещала успех. Пускай вождь договорился с полководцами, но солдаты вряд ли рады сомнительному товариществу с дикарями. Вторжение сильной и организованной армии с севера посеет панику в войсках, многие шедизцы откажутся сражаться в одних рядах с чужаками. Этот Алекос опасен, его необходимо как можно скорее уничтожить и заодно проучить степняков, чтобы они на долгие годы забыли дорогу в цивилизованные земли.

Джаваль во всем соглашался с племянником, но напомнил, что решение о начале военной кампании должно быть утверждено Советом. Этот Совет был не чета иантийскому. Если Халену практически всегда удавалось подавлять возражения своих советников и проводить собственные решения, то правитель Матакруса не имел определяющего голоса в высшем правящем органе страны. Для принятия решения требовалось одобрение двух третей членов Совета, причем Джаваль на правах царя обладал тремя голосами, а советников помимо него было восемнадцать.

Заседание Совета продлилось три дня. Присутствовавший на нем Хален скрипел зубами от злости. Ему позволили выступить, но он не смог повлиять на резолюцию, которую счел оскорблением памяти Амарха и себе лично.

Совет пятнадцатью голосами против шести отказался от объявления войны. После долгих прений были определены следующие меры. Было решено еще усилить военные гарнизоны на границах с Шедизом и Галафрией и привести войска в состояние боевой готовности. Царь Матакруса обратится к Островам с официальной просьбой о помощи в случае нападения. Численность регулярной армии Мата-Хоруса была не так уж велика — всего около тридцати тысяч копий, — и этим воинам было далеко до иантийцев и крусов, но когда враги исчисляются сотней тысяч, будешь рад любой поддержке со стороны. В Матакрусе войска было около шестидесяти тысяч, но полки были рассеяны по южным территориям и побережью, любое ослабление военного присутствия в этих провинциях грозило бунтом местного населения, так что помощь островитян оказывалась необходима. Никто из правителей северных стран и представить себе не мог, что столь неожиданно может возникнуть опасность вступить в войну с сильным врагом. Вождь сказал, что кочевники не полезут в горы. Что ж, может быть, и так, но граница с Матакрусом проходит по равнине. На карте это линия в четыреста тсанов длиной между истоками Моруса и Гетты, а в реальности — призрачный рубеж, обозначенный военными постами, стоящими в последних отрогах Шедизских гор, лугах, лесах, по краям болот, на берегах мелких рек. Чтобы надежно защитить его, потребуется целая армия!

Бронк должен возвратиться в Этаку и приложить все усилия к слежке за Алекосом. Среди его осведомителей были и слуги дворца, и крестьяне, и солдаты. Он проследит за новым царем и постарается предугадать его действия.

Опасаясь за торговлю и желая сохранить все достижения последних лет, Совет Матакруса принял решение признать законным воцарение нового правителя, тем более, что у Процеро не осталось близких родственников и, следовательно, претендентов на трон. Совет согласился также подтвердить священные договоры, если новый царь действительно, как обещал, не захочет ничего менять в системе обмена металлами и прочими ценностями.

Получается, Матакрус малодушно отказался от мщения за убийство Амарха, лишь бы сохранить доходы казны и стабильность на собственной территории. Старый Джаваль Хиссан уже не имел прежнего авторитета среди своих людей — решение Совета доказало это в полной мере. Хален был удручен. Тщетно он старался убедить членов Совета, что промедление грозит обеим странам большими бедами в будущем. Высокие чины не желали рисковать без достаточного повода, а смерть наследника они таким поводом не считали. Это были не воины — чиновники, и их заботило не соблюдение офицерских традиций, а собственное благополучие. Военный конфликт непременно спровоцировал бы волнения в южных провинциях, чего, по их мнению, нельзя было допустить. Хален впервые столкнулся с этой стороной власти в Матакрусе, и она ему очень не понравилась. Он не желал бы встретиться с подобным сопротивлением на родине и поспешил сделать выводы. Как бы то ни было, он покинул Рос-Теору проигравшим.





16




Евгении не пришлось внушать мужу мысль о необходимости смены стиля управления. Переворот в одном соседнем государстве и боязливая политика другого сильно повлияли на Халена.

От нового правителя Красного дома он не ждал ничего хорошего. Не мог простить ему смерти брата, несмотря на неоднократно принесенные извинения и богатые дары, которые тот прислал в знак дружбы и уважения. Бронку при дворе Этаки приходилось проявлять чудеса дипломатии, чтобы нивелировать холодность своего господина. Впрочем, он редко встречался с новым царем. Тот подобно вихрю носился по объединенной стране, наводя порядок, строя новые города, переселяя людей с места на место десятками тысяч. Большинство кочевников ушли в степь, но часть осела в Галафрии. Что касается шедизцев, Бронк писал, что они души не чают в новом правителе, воздают ему почести как олуди и ради него готовы терпеть и кочевников, и что угодно. Военачальники и высокие чиновники забыли свои распри и изо всех сил помогают строить сильное государство. Дошло до того, что в первые же месяцы после воцарения Алекоса в страну начали возвращаться покинувшие ее много лет назад жители.

Да, время шло, а новоявленный правитель не доставлял соседям никаких хлопот. Его послы при дворах Киары и Рос-Теоры — по происхождению коренные шедизцы — были вежливы и неназойливы. Он соблюдал договоры и не напрашивался на дружбу. С Бронком он был неизменно приветлив и пару раз даже спрашивал у него совета по поводу проводимых реформ. В своих письмах Бронк старался придерживаться нейтрального тона, но Халену было ясно, что он симпатизирует правителю Шедиза.

Евгению дела южных стран нисколько не увлекали. Государственная стратегия не входила в сферу ее интересов. Ей вполне хватало ежедневных задач, которые она должна была решать. Среди людей, приходивших к ней за помощью, встречались шедизцы, но она никогда не спрашивала их о том, как изменилась их жизнь при новом повелителе, и о нем не спрашивала тоже. Его имя и туманная информация о примененных им пушках ненадолго привели ее в сильнейшее волнение, однозначно указав место, откуда он пришел. Однако она не захотела слушать и предпочла не будить лиха, пока спит тихо.

Она с радостью забыла бы об этом человеке навсегда, но Хален не забывал. Однажды он прямо спросил ее:

— Как ты думаешь, этот Алекос действительно олуди?

Стояла глухая зимняя ночь. За окном бесновался ветер, дождь стучал в закрытые ставни. В их спальне было совсем темно. Хален не различал во тьме ее лица, но она очень хорошо видела его хмурую задумчивость. После этого вопроса настал ее черед задуматься.

— У меня есть только два аргумента в его пользу: его имя и слухи о его оружии. В моем мире это имя было распространено последние две с лишним тысячи лет. Последствия осады тоже очень говорящие. Пушки нанесли бы стенам точно такие поражения, как описывал Бронк. Впрочем, мы с тобой не видели этих стен, а перепуганные жители Этаки могли что-то напутать или преувеличить.

Он положил себе на грудь ее руку. Некоторое время она слышала его тихое дыхание в темноте.

— Два аргумента за. А против — тот факт, что ни в одной хронике, ни в одной книге не зафиксировано одновременного появления двух олуди. К тому же олуди всегда приходили к Вечному камню. Не бывало такого, чтобы кто-то появился в другой стране.

— Какие у нас основания считать его олуди? Слова Бронка? Они не истина в последней инстанции. Этот человек ведет себя как царь, как очень хороший царь, но ничего достойного олуди он пока не сотворил.

— Как царь… Да, ты права, — прошептал он.

Евгения начинала понимать, что его гнетет, — все то же старое стремление быть лучше всех, быть первейшим и сильнейшим.

— Я могла бы съездить туда, — сказала она.

Хален приподнялся, удивленно воззрился на нее в темноте. Она неохотно повторила:

— Как у олуди, у меня есть право на знакомство с Алекосом. Эта встреча позволит мне узнать, кто он, откуда пришел. Может быть, я смогу проникнуть в его планы…

Хален перебил:

— Даже будь у тебя повод для такой встречи, я ни за что не отпустил бы тебя. С ума сходил от беспокойства, когда ты гостила у Процеро, а этот человек в сто раз хуже него.

— Риск оправдан, если он дает шанс больше узнать об Алекосе.

— Я не отпустил бы тебя, даже если б он прислал приглашение, — повторил Хален. — Но он не пришлет. А мы уж тем более не станем зазывать его в гости!

Евгения вздохнула с облегчением. Одна мысль о встрече с царем Шедиза приводила ее в трепет.

— Он у власти уже полтора года, — напомнил Хален, — и все еще не женат. Бронк говорит, он не пропускает ни одной юбки, не брезгует и мальчиками. Впрочем, в Шедизе это обычное явление. Детей он еще не успел наделать. Скоро ему понадобится наследник, если только он действительно собирается строить крепкое государство.

— Ты в этом сомневаешься?

— Я не знаю, что думать. Он до сих пор кажется мне авантюристом-однодневкой. Возможно, это оттого, что на первых порах ему столь явно сопутствовала удача. Расскажи-ка подробней про эти пушки. Как они устроены? Мы можем сделать такие?

Евгения рассмеялась.

— Ох, Хален… Я в Ианте уже столько лет, давно забыла все, что когда-то знала. Остались лишь неясные воспоминания. Для пушек нужна специальная смесь… порошок из нескольких веществ, соединенных в определенных пропорциях, который взрывается, если его поджечь. Я понятия не имею, из чего он состоит. В Ианте и Матакрусе таких составов нет. Конечно, можно дать специалистам задание поэкспериментировать. Но сколько пройдет времени, прежде чем они создадут смесь, подходящую для подобного оружия? Для него также нужен особый сплав, потому что не каждый металл выдержит такие нагрузки. Это целая индустрия, которой в Матагальпе просто не существует. Вспомни, ты велел Бронку найти эти орудия или хотя бы их следы, но он не нашел ничего.