Мы платим железом

На следующий день, ближе к полудню, мы вышли к останкам торгового поста, который сожгли прошлым летом. Пост так и остался разрушенным. Восстановлением никто не озаботился. Тоже понятно. Водимиру было не до того, а у Рюрика, надо полагать, еще руки не дошли. Но дойдут. Не тот он человек, чтобы такое удобное место не застолбить.

Всё. Теперь нам придется пройти километров семьдесят вниз по реке и найти вторую реперную точку.

Идти было легко. Прямо по озеру пролегал санный путь. Пользовались им, однако, не часто. Снега накидало – сантиметров двадцать.

День, кстати, выдался прекрасный. Солнышко, умеренный, градусов восемь-десять морозец.

Мы сразу взяли хорошую скорость и держали ее до самого истока речки, уходившей в сторону Ильмень-озера.

Я немного опасался, что крепость, взятая нами когда-то и блокировавшая выход из озера, вновь восстановлена, но зря. От нее остался только частокол. Большая часть находившихся внутри строений была даже не разрушена, аккуратно разобрана. И я догадываюсь, кто эти рачительные люди, не позволившие пропасть качественной древесине.

Ну да пусть с ними Рюрик разбирается. А нам – дальше. По санному пути вниз по речке.



До вечера отмахали изрядно, но до нужной точки не добрались. Однако переночевали под крышей. Хозяин хутора с готовностью предложил нам кров, стол, фураж и даже своих женщин. От женщин мы отказались, а вот остальное приняли с удовольствием. И надо было видеть, каким счастливым было лицо хозяина, когда утром мы отправились восвояси, ничем не подтвердив жуткие слухи, распространяемые о нурманах.





* * *


И вот наконец-то! И сам берег, и это подворье я узнал безошибочно, хотя с тех пор прошел не один год, и вырвался отсюда я тоже не зимой, а летом.

Ведя лошадей на поводу, мы взобрались на крутой берег и подошли к воротам.

Здесь уже кипела жизнь: двое мужчин чинили сани, скрюченная старуха стояла рядом и давала им ценные советы. Мужчин я знал. Их звали Первак и Третьяк. Когда-то они планировали подменить мной третьего брата, Вторяка, которому выпал жребий стать гонцом в чертоги Сварога. То бишь быть принесенным в жертву одноименному идолу.

Братья презрели священные законы гостеприимства, коварно меня вырубили и привезли на капище в качестве замены Вторяку.

Тамошний лидер, однако, по непонятным, но крайне приятным для меня причинам, замену отверг, и меня, по-прежнему связанного, выкинули за пределы священного места.

Откуда я и сбежал на «братской» коняшке.

Правда, руки развязать мне не удалось, так что бой с местными женщинами, среди которых была и деловитая бабка, оказался не таким уж легким. Однако я победил. Потом дождался братьев, вернул свое имущество и покинул негостеприимный кров. Не думал, что когда-нибудь сюда вернусь, но вот вернулся.

И, понятное дело, не ради братолюбивых Первака с Третьяком.

О! Нас заметили! Бабка. Охнула и села на снег. Как бы инфаркт не схлопотала.

Тут и братаны обернулись…

Лица персонажей на картине Репина «Не ждали» на порядок проигрывали братанам по уровню эмоциональности. А потом на них проступило то обреченное выражение, которое в народе используют с прилагательным «полный».

Меня они не узнали, но нурманы на пороге, да еще и в отсутствие какой-либо власти, – это что-то вроде локального Апокалипсиса с надругательствами, пытками и мучительной смертью.

Но я не собирался их пытать. Разве что они будут упорствовать в предоставлении информации. Но это вряд ли. Братаны не отличались стойкостью.

– Ты! – Мой указующий перст прицелился в Первака. – Ко мне!

Подошел. На полусогнутых. Эк его колбасит.

– Я тебя не убью, – сообщил я.

Не поверил. Я бы тоже не поверил. Слова – не более.

– Я никого не убью, если ты, смерд, покажешь мне дорогу к Сварогову капищу.

Ну да. Как несложно догадаться, это и есть моя главная цель. Кажется мне, что те изделия желтого металла, которые я видел на идоле и главном служителе его культа, больше подходят мне, свободному ярлу, чем им.

На морде Первака – ужас, смятение и лютое борение чувств. Видно, что Сварога он боится до поноса.

Это ничего. Меня он боится больше. Сварог, он где-то там, а я – вот он. И всякому в здешних землях известно, что по части пыток нурманы – большие искусники.

Я кивнул Оспаку, тот взял смерда за овчинную безрукавку и, глядя ему в глаза, разорвал одежку пополам.

Мужик затрясся и обделался. Ну да, Оспак Парус – не юная красотка.

– Я-я-я покажу, покажу… – заблеял Первак, глядя на руки моего хускарла, в каждой из которых болталось по куску овчины.


– Тогда бегом переодеваться! – рявкнул я, и Первака будто сдуло.

– Сейчас пойдем? – поинтересовался Вихорёк.

– Да. Тут недалеко.



Первак торопился. Я сказал ему, что, как только увидим капище, тут же его отпустим. Не знаю, поверил он или нет, но позади ехал Оспак, поигрывая копьем, так что выбора у братана не было.

Еще у Первака были занятные лыжи: очень короткие и широкие. В таких, наверное, удобно бегать по местным болотам. Но смыться он вряд ли рискнет. Равно как и завести нас в трясину. Кишка тонка.

О! Мы на месте. В прошлый раз дорога показалась мне длиннее. Правда, в тот раз я кулем висел на лошадиной спине, с седла же всё видится иначе.

– Свободен! – бросил я Перваку, который тут же бросился наутек.

Я, однако, выезжать из-под прикрытия кривых болотных осинок не спешил. Присматривался.

Капище за эти годы практически не изменилось. Те же черные столбы, увенчанные разнообразными черепами, и торчащая над ними верхушка идола. К сожалению, сейчас она не была украшена короной. Жаль. Это облегчило бы дело.

– Что ж, вперед! – скомандовал я, и мы двинулись к тяжелым воротам.

Подъехали. Я кивнул Оспаку, и тот заколотил в ворота тупым концом копья.

– Живо открывайте своему господину! – закричал я, когда стало ясно, что открывать нам никто не собирается.

– Нет у нас господина, кроме Сварога Могучего Солнцеподобного! – проорал с той стороны хриплый бас. – Убирайтесь прочь!

А вот это уже невежливо. И немного смешно. В смысле, смешно думать, что нас остановит забор в три метра высотой.

Я сделал знак братьям. Секунда – и две секирки с бородками зацепились за верх частокола. Еще пять секунд – и с той стороны раздался короткий вяк, а потом дубовые врата распахнулись перед победителями.

Я вошел первым. Мельком глянул на лежащее тело. Крови нет. Похоже, братья осознали мой наказ: не убивать без необходимости.

Суровый идол глядел на нас сверху. Угрожающе. Черная деревяха с грубо вырезанными деталями. Но эмоция передана неплохо. К сожалению, никаких ценных предметов. Ни на главаре, ни на его свите. Деревях поменьше было пять. Резчик постарался придать каждой индивидуальность. У него получилось. Но я бы предпочел, чтобы им придали что-нибудь драгметаллистое.

Ага! Уже бегут. Впереди с десяток звероватых мужиков, за ними еще пара десятков – помельче.

О! У них, оказывается, и женщины в наличии. Вывалили из дверей, смотрят…

Всё, уже не бегут. Увидели нас, оценили – и притормозили. Правильное решение: бычьё с дрекольем против воинов… Даже бычьё сообразило, что пахнет не дракой, а скотобойней.

А вот и он. Тот самый, что меня забраковал когда-то. А колоритный дед. Короны на нем на сей раз нет. И вместо посоха с золотым навершием – простая палка. Ну как простая: резьба весьма искусная и блестит, точно лакированная. А вот шуба у дедушки знатная. Попушистее моей.

Ты гляди, и волчишки при нем. Тоже распушились по зимнему времени. Красавцы.

– Прочь, кощуны!

Ни здрасте, ни до свидания, а вот так сразу. Невежливо.

– Прочь!

Волки прянули вперед, оскалились угрожающе.

Нет, ну несерьезно как-то. Будь мы голые и связанные – другое дело, а так…

Жалко зверушек, однако.

Мне вспомнилась пара волков Стенульфа, с которыми я когда-то охотился. Нет, ну разве звери виноваты, что хозяин у них – долболоб?

Я шагнул вперед. Мысленно представил рядом моего Волка, потом заглянул каждому из зверей в глаза, вспоминая, как я без слов общался с волками Стенульфа. Нет, для тех я не был вожаком. Их вожаком был сам Стенульф, Каменный Волк.

Но в нашем общении я был бетой, а они – буковками помладше.

Не знаю, как, но получилось. Зверушки перестали скалиться и отступили.

А жрец-то растерялся! Думал нас смутить тем, что повелевает дикими хищниками, а вот, облом. Я тоже так могу.

Грозный дед воздел свой лакированный костыль:

– Прочь! Прокляну!

Я обернулся к своим: нет, не смутились. Даже Витмид и Оспак, которые отлично знают словенский.