Мое злое сердце

Он схватил меня за руку и потащил к лестнице. Я закричала, испугавшись, что он сейчас столкнет меня вниз, но Шиллер отпустил меня. И снова посмотрел на меня с ненавистью.

– Проваливай, и чтобы я тебя никогда больше не видел рядом с моим сыном! Ты поняла меня? Иначе я тебя прикончу!

Я дрожала – отчасти от его безмерной ярости, отчасти от своей беспомощности и злости.

– Вы ошибаетесь, – сказала я, хотя понимала, что он меня не слышит. – Я ничего не сделала Дэвиду! Там, в подвале, был кто-то другой и…

– Таких, как ты, надо запирать, – заявил он, – и выбрасывать ключ подальше. Навсегда!

Затем он скрылся за стеклянной дверью, оставив меня стоять у лестницы, а рядом со мной снова выросла девушка с глазами насекомого.

«Почему ты не скажешь им, что ты сделала?» – произнесла она угрожающим тоном. Я повернулась и в ужасе кинулась со всех ног подальше от больницы. Обратно в город я мчалась на велосипеде, как безумная, преследуемая голосом чудовищной девушки в моей голове: «Скажи им, наконец! Ты же знаешь ответ!»





52




К Франку Норду я зашла, дрожа как осиновый лист. С трудом мне удалось удержать обеими руками стакан с водой, который он мне дал. Немного воды все же пролилось на джинсы, и мне пришлось снова достать бумажные платочки, подаренные медсестрой. Прошло некоторое время, прежде чем я овладела собой и смогла говорить. Я хотела высказать все, что накопилось у меня на душе. Все. Даже то, о чем раньше умалчивала, – о моих галлюцинациях, об обвинениях Бернда Шиллера, совпавших с обвинениями полицейского, выбившего почву у меня из-под ног. Я ничего не собиралась скрывать. По-другому просто не смогла бы. Иначе я выглядела бы как конченый фрик.

Я даже немного гордилась собой. Года полтора назад встреча с Берндом Шиллером полностью вывела бы меня из строя. Возможно, в том, что все вокруг считают тебя сумасшедшим, даже есть свое преимущество. Каждый раз тебя словно бьют в солнечное сплетение, но ты раз от разу воспринимаешь это все менее болезненно. Как боксер, привыкающий держать удар. Отец Дэвида своим обвинением сделал мне очень больно. Конечно, он переживает за Дэвида, но все же…

Когда я наконец все рассказала, Франк Норд некоторое время молчал, уставившись в никуда. Он сидел, опираясь на спинку кресла, нога на ногу, а подбородок опустил на переплетенные пальцы рук, образовавших со столом треугольник. Только сейчас мне бросилось в глаза, что он одет полностью в черное, а приветствие его прозвучало слишком официально. Мне вспомнилась сестра Рамона. «Лучше не спрашивай его об этом». Я понимала, что доктору и самому сейчас нелегко – он вот-вот потеряет жену. Но мне все равно пришлось излить ему свои мысли.

– Теперь вы снова меня отправите в клинику? – спросила я, не в силах больше выносить тягостного молчания.

Он поднял голову и положил руки на колени.

– Твои врачи уже говорили с тобой о гипнагогии?[20] О гипнагогических явлениях?

Я отрицательно покачала головой:

– Нет, а что это такое?

– Возможно, это может объяснить те вещи, которые, как тебе кажется, ты видишь, – сказал Норд, наклоняясь вперед. – Я убежден, что в твоих воспоминаниях есть нечто, что ты безрезультатно пытаешься подавить. Также я уверен, что ты намеренно заглушаешь часть воспоминаний.

– Вы о том, что произошло в комнате Кая после того, как я разорвала портрет Бена? Именно это имеет в виду девушка-насекомое, когда говорит, что я давно знаю ответ?

– Да, это должно быть что-то угнетающее, чему твое сознание противится. И оно оберегает тебя от того, чтобы воспоминание всплыло. Но удается ему это не полностью, ведь у тебя то и дело возникают обрывки воспоминаний. Девушка-насекомое кажется мне знаком того, что ты хочешь пережить эти воспоминания, перешагнуть их. Потому она и появляется так навязчиво. Но ты не знаешь, с чего начать. И это наводит меня на тему гипнагогических явлений.

– Значит, эта девушка – всего лишь видение?

– Да, сначала это был твой мертвый брат. Потом Кевин, которого, как тебе кажется, ты видела в беседке.

Я вздрогнула, почувствовав, как ярость снова бурлит во мне.

– Кевина я себе не представляла! Он там действительно был. Так же, как и шкафчик вчера был заперт, пока мы не…

– Пожалуйста, Дора, – перебил он меня, – дай мне хотя бы шанс что-то тебе объяснить. Я ведь выслушивал все твои теории.

– Хорошо.

Вздохнув, я снова опустилась в кресло.

– Ты ведь спала, перед тем как увидела Кевина, не так ли? Хлопающая дверь беседки разбудила тебя. Правильно?

Я кивнула.

– И сегодня утром, перед тем как столкнуться с девушкой-насекомым, ты тоже спала?

Я кивнула снова, но в этот раз с горькой усмешкой:

– Вы хотите меня убедить, что все это мне только приснилось?

– Вероятно, я должен объяснить тебе кое-что касающееся сна. Когда ты спишь, твой мозг посылает белок, называемый ацетилхолином, в двигательные центры, выключая их. Этим он препятствует тому, чтобы во время сна ты бегала кругами, благодаря ему же ты не падаешь с кровати и не травмируешь себя. Это состояние называется парализацией сна, оно автоматически прекращается с пробуждением. Мы унаследовали его от наших далеких предков, спавших на деревьях. Но иногда случается, что мы просыпаемся слишком быстро. Часто от громкого шума. Или от особенно волнующего сна, что порой происходит с такими чувствительными натурами, как ты, Дора. Разве я не прав?

– Вы имеете в виду сумасшедших?

Норд замотал головой:


– Нет, разумеется, я имею в виду синестезию, свойственную более тонко организованным людям. Они воспринимают все сильнее, чем те, кто не обладает этим даром. Когда ты пожелаешь, ты подобна тонко настроенному инструменту. Твое сознание может воспринимать гораздо больше деталей. И, судя по тому, как ты описываешь свои видения, оно продолжает делать это и вне состояния бодрствования. Когда это происходит, твое тело еще обездвижено, однако твое восприятие функционирует. Отсюда могут возникать галлюцинации, в которых образы, сны и воспоминания причудливо переплетаются с реальностью. Они не состоят друг с другом в причинно-следственной связи, но твое сознание пытается придать всему смысл. Это его функция. Таким образом оно вытягивает информацию для формулирования вывода. А когда ты просыпаешься, у тебя уже возникло новое, самостоятельно составленное «воспоминание».

– Вы полагаете, что Кевина я вообразила себе в полусне? – сказала я и снова грустно усмехнулась. – Но как же тогда с Юлианом? Я встретила его по дороге домой. Или вы хотите сказать, что его я тоже себе вообразила?

– Нет, Дора, в этой встрече никто не сомневается. Но что, если какую-то часть этого приключения ты пережила не в реальности? Если сначала Кевин тебе приснился, а уже потом ты побежала в беседку?

Я отчаянно замотала головой:

– Но это же… это же полная чушь!

Норд заглянул мне в глаза. Выдержать его взгляд было непросто.

– Скажи, Дора, разве с тобой никогда такого не случалось, чтобы, очнувшись от сна, ты не сразу могла понять, что это был сон? Только будь честна.

– Да, такое бывало, – созналась я. – Яркие сны мне снятся часто, вы об этом знаете. Но я могу отличить реальность от галлюцинации. Иначе разве я была бы сейчас здесь и рассказывала бы вам про девушку-насекомое?

– А каким образом ты различаешь, что реально, а что нет?

– Просто отвожу взгляд на мгновение в сторону, а потом снова смотрю на то, что видела. И при этом спрашиваю себя, реально видение или нет.

– Очень хорошо. – Психотерапевт кивнул одобрительно. – Но во время гипнагогической галлюцинации ты не можешь отвести взгляд. Ты не можешь сравнить, поскольку речь идет о картинке из сновидения в твоей голове. Подсознание обманывает твой рассудок. Оно считает все пережитое во сне реальностью. Такова твоя встреча с Кевином.

Я снова вынуждена была взять себя в руки, чтобы не поддаться вспышке злости. Хватит уже людей, взирающих на меня с сочувствием, как на сумасшедшую.

– Ну ладно, – сказала я, – предположим, вы правы. Предположим, я увидела Кевина во сне. Но почему именно его? Я ведь не была с ним знакома, не знала, как он выглядит. До того момента я даже не знала о его существовании!

– Так ли это? – Снова этот ровный, спокойный голос, способный отнять у меня всякую уверенность в себе. – Подумай еще раз, Дора. Ты рассказывала мне, что вы с матерью были на берегу, на месте аварии. Вы видели горящий автобус. Правильно?

– Да, я же вам говорила.

– И ты слышала, о чем говорят между собой полицейские. Ты можешь вспомнить, что конкретно ты слышала?

Я закрыла глаза, но мне не потребовалось много времени, чтобы вспомнить.

– Они сделали нам знак, чтобы мы ехали в объезд. По проселочной дороге. И один из них сказал, что есть погибший.

– Что-нибудь еще? Постарайся вспомнить, Дора. Это очень важно.

Я потерла виски и попыталась восстановить в памяти картину с полицейскими. Их цвет был блеклым темно-синим, как и униформа. И я услышала в памяти голос, перекрывающий шум моторов.

– Один из полицейских сказал что-то о поджоге и молодых людях, – вспомнила я. – Но большего я не разобрала, вокруг было слишком шумно.

Норд кивнул. Казалось, мой рассказ его удовлетворил.

– Видишь, сколько всего. Давай подведем итоги. Один полицейский говорил о погибшем, правильно?

– Да.

– Другой – о каких-то молодых людях.

– Да.

– Из этого ты должна была сделать вывод, что погиб какой-то молодой человек. Во сне ты переработала эту информацию, когда хлопающая дверь беседки разбудила тебя. Тебя резко вырвали из сна, и тебе показалось, что юношу в беседке ты видела в реальности. Подумай о том, что я тебе сейчас сказал. Твое сознание скомбинировало одно с другим: юноша в твоем воспоминании и хлопающая дверь в реальности.

– Этого не может быть, – едва слышно пролепетала я. – Что за психочушь? Я не сумасшедшая!

– Это не имеет ничего общего с сумасшествием, – сказал Норд спокойно. – По крайней мере в том смысле, в каком ты подразумеваешь. Твой разум просто спутал факты. И, поскольку ему требуется еще одно доказательство, вспомни наш первый разговор о том парне в беседке. Ты не могла мне точно описать, как он выглядел, припоминаешь?

– Да, потому что в беседке было темно, – возразила я сухо. – Было за полночь, а мой фонарик готов был вот-вот сдохнуть.

– Но, возможно, дело в том, что ты не знала точно, как Кевин выглядит. В твоем подсознании не содержалось достаточно информации, чтобы составить его образ.

Мои глаза наполнились слезами. Я закусила нижнюю губу, чтобы не разреветься. Мои руки дрожали, мне казалось, я теряю последнюю уверенность. Будто передо мной разверзлась бездонная пропасть, в которую я вот-вот провалюсь. Из этой пропасти до меня доносился безумный смех сумасшедшего. Мой собственный смех.

Норд еще больше склонился вперед и взял меня за руки. Я хотела выдернуть их, но не смогла. Его руки были единственным, что еще удерживало меня от падения. Если бы он мне поверил.

– Дора, – произнес доктор мягко, – почему ты так сопротивляешься правде?

– Потому что это неправда, – сказала я и зарыдала.

– Напротив, Дора. Ты сама знаешь, что девушка-насекомое и твой мертвый брат – только фантазия. Но не хочешь признать, что Кевин – тоже всего лишь галлюцинация. Почему, Дора? Почему?

Я сморгнула слезы: