Мое злое сердце

В моей старой школе был переход, связывающий основное здание с другим корпусом. Если войти в этот переход в жаркий день, сразу начинаешь ощущать себя как в оранжерее. Именно так я ощущала себя и на этот раз, едва вышла из дома. Поселок будто был накрыт стеклянным куполом, под которым становилось все жарче и жарче. Даже в моих легких джинсовых шортах и футболке было чудовищно жарко.

Стояла мертвая тишина, раздавался лишь стрекот сверчка, решившего поработать в ночную смену. Один из соседей недавно стриг траву, и в воздухе ощущался приятный сладковатый запах. Однако от жары он сделался слишком резким, как у любительниц злоупотреблять парфюмом.

Юлиан стоял в своем саду в тени куста и курил – явно втайне от отца, который мог выглянуть в окно.

– Тоже не можешь заснуть? – спросила я, подходя к нему.

Небо все еще то тут, то там загоралось всполохами.

– Да, слишком жарко.

Он бросил окурок на землю и тщательно втоптал рядом с кустом роз. Затем Юлиан посмотрел на меня. Взгляд его черных глаз был неожиданно мягким. В них стояло отчаяние. Я снова вспомнила о том, что сказал мне его отец. Что Юлиан переживает тяжелые времена.

В прошлую нашу встречу он старался держаться бодро, но сейчас был слишком уставшим, чтобы скрывать свои истинные чувства. Его коричневая стена, которую я ощутила тогда, в беседке, сделалась значительно тоньше.

– Твой отец рассказал мне о твоей маме, – сказала я. – Если ты захочешь об этом поговорить, я всегда готова тебя выслушать, окей?

– Хорошо. Спасибо за предложение.

– Учитывая, что ты вчера предпринял ради меня такую вылазку и наслушался всякой чепухи, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

Он слабо улыбнулся. Взглянул на небо, потом снова на меня.

– Ты боишься высоты? – спросил вдруг он.

– Думаю, нет. А что?

– Хочешь, съездим кое-куда?

Снова сверкнула молния, и раздался гром, сопровождаемый мощным порывом ветра. Ветер пах приближающимся дождем.

– Сейчас начнется гроза, – заметила я.

Юлиан только пожал плечами:

– Ну и что? Вчера ночью тоже была гроза, однако тебе это не остановило.

Я усмехнулась:

– Да уж.

– Соглашайся! Сейчас принесу шлем. Это недалеко, ты обязательно должна это увидеть! Особенно сейчас, перед грозой.





27




Снова мы мчались на мотоцикле в ночи, и теперь я была уверена: это прекрасный сон. Да, было здорово прижиматься к спине Юлиана и ощущать, как теплый ветер дует нам в лица. Может быть, это глупо и я не способна соображать из-за стресса, но в этот момент я почувствовала себя счастливой! Мне было все равно, что где-то существует белокурая шахматистка Сандра. Вместе со всеми остальными моими заботами она растворилась в темноте, окружающей нас. Мы уезжали прочь от всего тягостного – и наслаждались этим. Сейчас мне ох как не хватало такой беспечности.

Рядом с Юлианом не существовало никаких монстров. Никакого мертвого Кая, никакого Кевина, никакой девушки с глазами насекомого – ничего, что вызывало во мне страх. Вместо этого я ощущала лишь свободу, и это ощущение усиливалось по мере того, как мы продвигались вперед по узким улочкам в гору, в сторону выезда из Ульфингена. Как будто мы выплывали со дна моих кошмаров на поверхность.

Выехав за пределы города, Юлиан свернул в рощицу. Сверился с туристической картой и заглушил мотор.

– Мы на месте, – объявил он, указав на стенд с надписью «Смотровая площадка».

Мы сошли с мотоцикла и направились к каменному парапету, окружавшему смотровую площадку.

– Ну как? – Юлиан подмигнул мне. – Что ты на это скажешь?

– Ого! – единственное, что я смогла произнести.

Даже воздух здесь пах как-то по-особенному: скалами, лугами, цветами долины, раскинувшейся внизу. От открывшегося вида я буквально потеряла дар речи. С площадки было видно всю долину целиком. В предгрозовой полутьме угадывались лишь контуры предметов. С запада виднелось скопление огоньков – ночное освещение бассейна. Как раз под нами двигалась светящаяся точка – чья-то одинокая машина, ехавшая по объездной. С высоты она напоминала светлячка. Черная поверхность озера Ульфингена сверкала в блеске молний, а за ним виднелась еще группа огней, принадлежащих, видимо, какому-то поселку или деревне. Но самым захватывающим зрелищем были облака, нависшие над долиной. Словно гигантские комья черной ваты, впитывающие в себя молнии. Из-за облаков возникало чувство, будто мы находимся на большой высоте.

– Ну как? Рискнешь? – спросил Юлиан и ловко вскочил на стену.

Он какое-то время балансировал, как канатоходец, с вытянутыми в стороны руками, потом замер.


– Конечно, а ты как думаешь? – ответила я и последовала его примеру.

Мне потребовалось больше времени, чтобы найти баланс. Хоть у меня не возникло головокружения, желудок немного сжался, когда я взглянула с платформы вниз.

– Не надо смотреть вниз! – сказал Юлиан, схватив меня за руку. – В этом и состоит хитрость, понимаешь? Никогда не смотри вниз!

Я не сразу поняла, почему он это сказал. Затем Юлиан продолжил, указав на огни, которые я приняла за деревню:

– Видишь огоньки вон там, внизу? Это госпиталь Святой Марианны. Палата моей мамы на третьем этаже. Сегодня врачи сказали нам, что больше они ничего не могут сделать. При этом мама выглядит довольно хорошо. Мама давно стояла в листе ожидания, и наконец-то для нее подобрали донорское сердце. – По его лицу пробежала тень улыбки, мгновенно исчезнув. – Все шло как нельзя лучше, но она подхватила этот проклятый вирус, MRSA[14]. Такое часто происходит в больницах, сказал папа. Врачам пришлось отказаться от операции и изолировать ее. Теперь придется ждать еще много дней, потому что она сильно ослабла. Нам нельзя к ней, мы общаемся только через стекло. Будто она уже умерла.

– Мне так жаль, Юлиан, – сказала я тихо и сжала его руку.

Он кивнул, не глядя на меня. Его глаза по-прежнему были устремлены на ватные облака, среди которых что-то сверкало и грохотало.

– Когда весь мир кажется тошнотворным, когда меня все достало… я прихожу сюда, – сказал он и вытянул свободную руку перед собой. – Встаю на стену, расправляю руки, как сейчас. И представляю, что я птица. Орел или канюк – не важно. Главное, я свободен от всего и могу летать. Прочь отсюда, выше, к облакам! Все выше и выше, туда, откуда я смогу видеть весь мир. Тогда все внизу становится таким маленьким, что уже не может причинить боль. Ничто больше не имеет значения, когда ты наверху. Здесь ты свободен.

Его рука задрожала, по телу пробежала судорога, и причиной тому не был ночной ветер.

– Жизнь иногда похожа на темную клетку, из которой невозможно выбраться, – прошептал он. – Значит, нужно бороться, сделать все для того, чтобы освободиться! Я никогда не соглашусь жить в клетке, понимаешь? И когда это чувство особенно тяжело выносить, я нахожу здесь свободу.

Я ничего не сказала, просто держала его дрожащую руку. Это был один из тех моментов, когда одно слово может разрушить настроение – каким бы ни было это слово.

– На самом деле она мне не мать, – добавил Юлиан тихо; ветер трепал его спутанные длинные волосы. – Своих биологических родителей я никогда не знал. Не имею понятия, кто они. Меня младенцем оставили в спортивной сумке перед черным входом в дом престарелых. Как ненужное барахло, от которого избавляются, как от мусора. Сумку я сохранил. Так же, как свои младенческие пеленки и записку, в которой корявым почерком было нацарапано, что меня зовут Юлиан.

Он издал горький смешок.

– Пять лет я жил в приюте для брошенных детей, а потом Мария и Франк взяли меня к себе. С первого дня я называл их «мама» и «папа», и они действительно стали ими для меня. Они не могли иметь детей и воспитали меня как родного. Звучит сентиментально, да?

– Вовсе нет, – сказала я, отвернувшись, чтобы он не заметил слезы в моих глазах.

– Я ужасно боюсь, – произнес он, посмотрев на меня, и я больше не в силах была скрывать от него свои чувства. – Я вот-вот потеряю человека, по-настоящему мне близкого. И в этот раз мне будет еще тяжелее, чем в детском доме. Тогда я мог только фантазировать, какими были мои родители. Зато сейчас я знаю свою маму. И я так сильно люблю ее. Она столько для меня сделала!

Я отлично понимала, что он имеет в виду. Потерять что-то, что ты только вообразил себе, – это одно. В сто раз хуже терять то, чем ты уже владел.

– Сохрани ее в своем сердце, – сказала я. – Так она всегда будет с тобой, даже если… если ее уже не будет.

Он закусил нижнюю губу и медленно кивнул. Мы по-прежнему держались за руки, и я увидела, как Юлиан снова вытянул свободную руку над долиной. Я сделала то же самое, и мы стояли здесь, наверху, как два орла, чьи крылья касались друг друга. Вокруг нас был только ветер, разметавший наши волосы и готовый сорвать с нас одежду. Потом небо расчертила яркая молния, и тут же раздался удар грома. В какие-то доли секунды мне показалось, что молния ударила в меня – так сильно я ощутила ее напряжение. Я вскрикнула и спрыгнула со стены спиной вперед. Юлиан последовал моему примеру.

– Ого! – выдохнули мы одновременно. – Совсем близко ударила!

Тут полил дождь, будто кто-то наверху открыл невидимый шлюз. Мы вскочили на ноги и побежали к козырьку над плакатом для туристов, прижавшись к клеенчатой поверхности.

– В следующий раз возьму с собой гель для душа, – пошутил Юлиан. Он высунул голову из укрытия и подставил лицо дождю. – Тут можно вымыться по частям.

Мы одновременно прыснули. Нам было приятно смеяться вместе. Это освобождало меня от тяжести в груди, давившей после рассказа Юлиана. Казалось, он тоже чувствует облегчение. Потом мы некоторое время смотрели на дождь, хлеставший каплями асфальт и «Веспу» Юлиана.

– Спасибо, что выслушала меня, – сказал Юлиан наконец. – Мне действительно очень тяжело. Особенно после того, как я узнал о Кевине.

При упоминании этого имени я невольно вздрогнула.

– Эй, с тобой все в порядке?

Я могла только кивнуть, так как мысленно снова увидела бледное лицо и услышала хриплый голос: «Помоги… мне».

– Что с тобой? – забеспокоился Юлиан. – Ты такая бледная.

– Не могу сказать, – ответила я, избегая его взгляда. – Ты точно подумаешь, что я сошла с ума.

– Нет, я никогда не считал тебя сумасшедшей. – Он взял меня за руку. – Правда. Ну, скажи, что случилось?

– Нет, прости.

Я беспомощно посмотрела на черные дождевые облака, освобождавшиеся от груза.

– Я думал, мы друзья… Ты мне не доверяешь?

– Доверяю, но…

– Так давай, скажи, что с тобой?

Я повернулась к нему и увидела на его лице искреннее беспокойство.

– Хорошо, – ответила я, собрав в кулак все свое мужество. – Парень, которого я видела тогда ночью в беседке… Это был Кевин.

Глаза Юлиана расширились.