Мироходцы. Пустота снаружи

«Ты ненавидишь импровизировать».

«Метавселенной плевать на мои предпочтения. Защитную мантру помнишь?»

«Ар-Аккана-Тэккай[11]».

Тела мироходцев укрыло едва заметное перламутровое свечение, которое было лучше любой брони: защитная форма арканы. Постоянно набирая скорость, они направили свои тела навстречу всей военной мощи Корпорации.

Оба чужака перемещались с огромной скоростью, дзифт за дзифтом, как безумные мухи, играющие в салки с эскадрильями истребителей. Корпоративный флот посылал к ним пылающие звезды фотонных торпед, сгустки раскаленной плазмы и рассекал черноту мощными мультилазерными лучами. Каос Магн отвечал широкими волнами арканы, попадая в которые все пространство, а также материальные объекты закручивались штопором. Боевые единицы Корпорации погибали многими десятками, пытаясь угнаться за двумя призраками.

Мартабах тем временем орудовал молотом. Опереться в пустоте было не на что, и оттого белые кольца радужек в черноте его глаз не растворялись, постоянно вспыхивая и пульсируя. Аркана передавалась оружию, попадала в ударную часть, где находился сокрытый аркана-акселератор, и разрушительные волны из молота исходили в разы более мощными. Каждый следующий удар доставал дальше и расходился шире, сметая боевые машины и снаряды. Видимо, кровь, которую бывший учитель добавил в гранатовый сок и заставил его выпить в «Жонглере», действительно увеличивала потенциал в использовании арканы. Хотя, заметив, как Магн сокрушил огромный звездный крейсер, Мартабах понял, что его собственные возможности все еще не равны Каосовым, ведь он не Новорожденный бог.

Каждый из них был подобен армии и мог нести разрушение многим мирам… Да что там, они и несли разрушение в свое время, круша империи и сотрясая континенты, но даже их сил не хватало, чтобы на равных противостоять военной науке Корпорации, ее боевым менталистам, великолепным тактическим ИИ и бесконечной живой силе. Охранный флот превратил вакуум близ Мултакара в море кипящей плазмы, фотонные торпеды взрывались, нанося раны реальности, тысячи истребителей безумными роями мчались за нарушителями.

Царила тишина.

Наконец Каос и Мартабах прорвались вплотную к флагманскому кораблю, который был столь громаден, что затмил своим размером весь мир. Тушу укрывало защитное поле одностороннего действия, из-под которого вели огонь батареи плазменных орудий и мультилазеров.

«Ты пользовался техникой Всепронзающего Копья после окончания обучения?»

«Приходилось».

«Значит, мантру помнишь. Нужен сдвоенный удар, чтобы перегрузить защитное поле, а потом еще один, чтобы пробить обшивку и прорваться на внутренние палубы. Полная синхронность!»

«Нелегко в условиях постоянной сосредоточенности на том, чтобы не испариться».

«Я верю в тебя, бывший ученик. Двойное Всепронзающее Копье! Сейчас!»

Два беззвучных голоса слились воедино, исторгая мантру «Ам-А́сугара-Токко́й». Каос ударил выпрямленными пальцами правой руки; Мартабах обрушил молот – защитное поле громадной боевой машины мигнуло. Этого оказалось достаточно, чтобы две «пылинки» скользнули к щетинившейся турелями обшивке и проделали в ней сквозную дыру. Аварийные механизмы немедленно начали закрывать все поврежденные отсеки и заделывать пробоину.

Последовавшая битва на борту была весьма увлекательной, но простой. Новорожденный и его бывший ученик прорывались через баррикады под огнем сотен стволов, рвали на части боевых роботов и крушили армированные перегородки между отсеками. Расколов молотом силовую броню очередного тяжелого пехотинца, черноволосый быстрыми и точными мантрами «Фкатцсс» расстрелял из пальца еще пятерых таких же, чем вызвал одобрительный возглас учителя. Помимо эффективности Каос ценил еще и изящество.

Однако, прорвавшись в огромный зал, служивший флагману мостиком, захватчики застали старший офицерский состав в состоянии, далеком от работоспособного. Те успели совершить групповой суицид, предварительно приведя панели управления в негодность.

– Поди ж ты! Вот ведь парадокс, у этих корпоративных псов нет ни грана патриотизма, они рабы, но за последние века Корпорация неплохо промыла им мозги правилами корпоративной этики. Худшая замена благородному самопожертвованию.

– Э да, конечно, однако посмотри на эти вот мониторы. Трещины портят картинку, но, кажется, на нас оборачивается весь флот. Они готовятся к превращению этой лоханки в обломки.

– Защитное поле еще работает, продержимся…

– Луны, – напомнил Мартабах, – их орудия еще не стреляли. Пара залпов – и мы все. Я же правильно понимаю? Такие громадные бандуры должны уметь вскрывать любые корабли, да?

– Вообще-то да. – Каос с тревогой уставился на огромные боевые сферы.

Сколь более широки и успешны были бы завоевания Корпорации, владей она древнейшими технологиями, позволявшими перебрасывать между мирами громадные объекты. Боевые станции, флотилии кораблей, миллиардные армии – все это могло бы прыгать из мира в мир, словно Астрало-Пустотный флот Кетера, и распространять господство бюрократов и капиталистов без ограничений… но пока что нет.

– Решил, что делать?

– Применим маневр эл’Мориа. Это как маневр Хаймлиха, но только эл’Мориа.

Мартабах нахмурился:

– Что такое «элмория»?

– Полагаю, имя. А вообще этот речевой оборот витал в ментальном поле Золана эл’Ча во время нашей последней встречи…

– Эл’Ча жив?

– Ах да, жив, шельма, я же тебе не говорил. Так вот, насколько я понял, «маневр эл’Мориа» – это когда ты совершаешь что-то самоубийственное, но выживаешь.

– Инсценировка смерти?

– Не как сама цель. Нам это интересно потому, что при маневре эл’Мориа необходимо захватить какой-нибудь большой летательный аппарат и со всей дури шарахнуть им об землю. Не знаю зачем. Но большой летательный аппарат у нас есть.

– Мне уже нравится эта «элмория». Хотя вообще-то так себе экспромт. Мы точно пробьем защитное поле планеты?

– Ну, может быть. – Каос скинул с командного кресла труп капитана и уселся сам. – Если оно предназначено для отбивания орбитальных бомбардировок, то пробьем. Но если оно предназначено для отбивания астероидных бомбардировок… Да какая разница!

Перед тем как отправиться в небытие, члены экипажа постарались сделать флагман максимально непригодным для использования. Они обесточили орудийную и двигательную системы, но не смогли отключить щиты, так как в ИИ корабля были четко прописаны не позволявшие этого протоколы, вступавшие в силу при сильном повреждении обшивки и палуб. По этой же причине они не смогли перегрузить и взорвать энергосистему. Вообще-то корабли Корпорации такого масштаба редко снабжались механизмами саморазрушения.

Каос, сосредоточившись, обхватил своей арканой всю колоссальную тушу корабля и толкнул ее в сторону Мултакара.

Заметив аномальное движение флагмана, охранный флот мира-тюрьмы открыл огонь уже по нему. К счастью, перегруппировка в трехмерном пространстве для выхода на новую цель занимала время и сразу все корабли стрелять не могли. Гораздо хуже было то, что множество артиллерийских спутников и одна из боевых лун уже были в нужной позиции. А когда ее главное орудие – громадная пушка, торчавшая из поверхности планеты, словно сверхвулкан, – выстрелило, все еще живые системы корабля бросились в панический визг.

УДАР.


Генераторы защитного поля разом просели на семьдесят три процента заряда и продолжали слабеть.

Мартабах, который от сотрясения корабля проскакал по близлежащему коридору, словно мячик, едва не потерял сознание. Он быстро оправился и, пока бывший учитель титаническим усилием толкал громадину к планете, продолжал оборонять мостик от бортовой армии. Миллионы жизней погаснут в одночасье, думал он, когда этот кусок металла рухнет. Как бы не оказаться среди них!

Вопрос стал особенно актуален, когда флагман врезался в защитное поле планеты и его вытянутый корпус начал плющиться. Пришлось богу смерти сосредоточить всю свою волю на создании наипрочнейшего кокона. Он намеревался выжить и посмотреть, к чему приведет безумие бывшего учителя.

Корабль врезался в защитное поле Мултакара, толкаемый арканой Новорожденного бога и притягиваемый ядром. Вторая из боевых лун могла открыть огонь, но командование не позволило этого, так как все корпоративные чиновники сосредоточенно следили за полем и боялись влиять на него каким-либо образом. Оно дало слабину. Изуродованный дредноут рухнул на черный шар, вспарывая покрытую инеем металлическую поверхность. Захватчики оказались внутри.

Некоторое время Мартабах не был уверен в том, что все еще жив. Он флегматично плескался в черном мире, что прятался за его черными глазами, отмечая боль от множественных повреждений. Потом смертоносец все же пришел в более-менее полное сознание и обнаружил, что его куда-то тащат.

– Мы приземлились?

– Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании, можете отстегнуть ремни и запихнуть кишки обратно в свои полости.

– Надеюсь, с багажом не напортачили. Где мой молот?

Каос Магн рывком поставил бывшего ученика на ноги и вернул ему оружие.

Вокруг царила удивительная тишина и, если на то пошло, почти полная темнота. Единственными источниками света являлись крошечные светоэлементы, встроенные в пол, которыми местные инженеры, видимо, расчерчивали пригодное для движения пространство. Халл успел прилично оттащить смертоносца от точки вхождения корабля в Мултакар.

– Почему нас еще не пытаются убить?

– Подожди, подожди. Скоро начнут пытаться. Мы пробили скорлупку, но до желтка еще далеко. В данный момент этот крошечный сектор тюрьмы поврежден, его охранные системы восстанавливают, к месту крушения стянуто множество ремонтников и вооруженных надзирателей. Пока они там, мы можем немного перевести дух.

– Ясно. Что потом, выпустим заключенных и под аккомпанемент бунта прокрадемся к нашему человеку?

– Было бы неплохо… – В темноте чиркнула зажигалка, и Каос прикурил сигару. – Но нет. Оглянись, как думаешь, где мы?

Мартабах видел лишь стены, ровные и черные, возносившиеся ввысь на десятки километров.

– Не знаю.

– Мы в тюрьме, мой бывший ученик. – Каос поднес горящую зажигалку к стене. – И мы окружены заключенными.

На первый взгляд казалось, что стены облицовывала черная плитка с очень тонкими, не промазанными раствором промежутками между бесчисленными одинаковыми квадратиками.

– Что ты знаешь о Мултакаре?

Мартабах пожал плечами:

– Главная тюрьма Корпорации. Большая, скучная. Кто попадает в Мултакар – пропадает навсегда.

– Значит, то же, что и все. А теперь ты знаешь, что вокруг нас нет стен, лишь сложенные идеальным образом ККП – кубы компактного пространства. Эргономика головного мозга в термальной стадии. Корпоративные ублюдки сворачивают заключенных в эти малюсенькие штуки, погружая их в состояние сна. Очень удобно. Места занимают мало, вреда не представляют, пищи и ухода не требуют. Технология несовершенна, размер тел, пригодных для сворачивания, ограничен, а иногда бедолаги не засыпают. Представляешь, каково это, быть свернутым в несколько десятков раз и засунутым внутрь? Постоянная темнота и тишина, постоянное давление стен со всех сторон, невозможность шевельнуть и мускулом. И одиночество. Так что порой, разворачивая того или иного бедолагу, чиновники обнаруживают, что он окончательно обезумел. И сейчас мы всего лишь на одном уровне, а под нами много таких уровней.

Мартабах задумчиво обвел взглядом бесконечные «стены», состоявшие из живых существ, с которыми жизнь обошлась не лучшим образом. Интересно, сколько из них сейчас агонизируют?

В дальнем конце прохода вспыхнул и стал приближаться яркий свет, послышался громкий скрежещущий визг. Каос достал револьвер и выстрелил.

– Нас обнаружил надзиратель, скоро их здесь будет так много, что не пропихнуться. Двинули!

– Как мы найдем нашего человека среди всех этих кубиков? Интуиция?

– О, он не в ККП! – рассмеялся Каос, выпуская еще одну пулю. – Хотел бы я посмотреть, как они свернули бы его в кубик! Нет, он в отдельном помещении, и я точно знаю, где оно! Десница Энэн-Ки, Аспелдакеш!

Ударом хитинового клинка серый мироходец распорол пол под их ногами, а волна арканы расширила и углубила брешь, чтобы нарушители упали на нижний уровень. И так повторялось из раза в раз. Ревели тревожные сирены, и надзиратели слетались к чужакам с умопомрачительной скоростью, а те, отбиваясь, пробирались все ниже.

Надзиратели не были людьми или хотя бы гуманоидами, они являли собой корпоративных модификатов – искусственных синтетических тварей, специально модифицированных для несения строго определенной службы. Живые существа, сращенные с машинами, снабженные множеством металлических ног и жутким оружием, прекрасно перемещавшиеся во мраке. Каждый надзиратель являлся набором серпов, когтей, жал, буров и боевых лазеров с автоматическим наведением, издававшим мерзкие биологические звуки и резавший уши визг механических частей.

Наконец они попали на уровень, который отличался от всех предыдущих: там не наблюдалось ни кубов, ни злобных тварей, охранявших проходы меж ними. Вместо этого мироходцев ожидала армия боевых машин, вооруженных по последнему слову, и тысячи турелей, которые составляли все пространство потолка.

– Уже близко!

Автоматическая армия ожила и стала надвигаться, непрерывно поливая огнем, а сверху, из проделанной в километрах над полом дыры, градом валили надзиратели, преследовавшие Каоса и Мартабаха с упорством ищеек. В то же время автоматы расценивали синтетических уродцев как нарушителей и переносили часть огня на них. Внезапно охранная система Мултакара стала пожирать сама себя, словно пораженная аутоиммунным заболеванием.

– Вот это цирк! – радостно проорал Каос, широкими шагами несясь через поле боя к титаническому столпу, который протянулся от пола до потолка в самой середине этого громадного отсека. – Не отставай, мы уже почти добрались!

Монументальные створки со скрежетом разъехались, когда серый мироходец развел руки, пропуская бывшего ученика, и громыхнули за его спиной.

Они оказались на дне вертикального колодца высотой метров под сорок-пятьдесят. В круглом зале царил мягкий свет и присутствовал, пожалуй, единственный заключенный Мултакара, которого не завернули в ККП.

Если посмотреть на плод гранатового дерева снизу, можно увидеть чашечку с высохшими тычинками. Когда плод еще оставался цветком, то были живые органы растения, но стоило ему созреть, как чашечка стала всего лишь напоминанием о цветочной жизни. Так же обстояло и с заключенным – его человеческое тело казалось и было сухим и ненужным придатком к монументального размера голове, величественно возносившейся ввысь и расходившейся в стороны. Громадный голый череп сильно вытянутой формы, верхняя часть которого, казалось, просвечивала, словно отдалялась от понятия материальности. Там же то и дело вспыхивали бледно-голубые искорки. К черепу тянулись многочисленные кабели и провода, а ноги заключенного не касались пола.

– Скажи, бывший учитель, мы что, проделали весь этот путь, чтобы освободить Брэйнвига?