Мартин Иден

Но Бриссенден всегда оставался загадкой. Аскет с виду, он в то же время обладал огромным темпераментом и обостренной чувственностью. Он не боялся смерти, с презрением относясь ко всем формам человеческого существования; но в то же время страстно любил жизнь до самых мельчайших ее проявлений. Он был одержим жаждой жизни, стремлением сгущать ее трепет, «шевелиться на своем крохотном пространстве среди космической пыли, из которой я возник», — сказал он однажды. Он злоупотреблял наркотиками и проделывал оранные вещи только ради того, чтобы изведать новые ощущения. Он рассказал Мартину, как три дня подряд не пьет воды, чтобы на четвертый насладиться утолением жажды. Мартин так никогда и не узнал, кто он и откуда. Это был человек без прошлого, его будущее обрывалось близкой могилой, а в настоящем его сжигала горячка жизни.





Глава XXXIII




Мартин продолжал проигрывать свои сражения. Как ни старался он экономить, ему все-таки нехватало заработка даже на насущные расходы. Ему пришлось заложить, наконец, и черный костюм, лишив себя, таким образом, возможности принять приглашение Морзов к обеду в День Благодарения. Руфь была очень огорчена, узнав причину его отказа; она просто пришла в отчаяние. И он все-таки обещал ей притти, сказав, что сам отправится в редакцию «Трансконтинентального ежемесячника» за своими пятью долларами и на них выкупит костюм.

Утром он занял у Марии десять центов. Ему было бы проще взять у Бриссендена, но этот чудак внезапно исчез с горизонта, уже две недели он не появлялся в комнате Мартина, и тот тщетно ломал себе голову над тем, куда он мог деваться. Десять центов нужны были Мартину, чтобы переехать на пароме залив, и, переехав его, он пошел по Маркетстрит, раздумывая над тем, что делать, если не удастся получить деньги. Даже возвращение в Окленд грозило стать проблемой в этом случае, так как в Сан-Франциско ему не у кого было запять десять центов на переправу.

Дверь редакции «Трансконтинентального ежемесячника» была приотворена, и Мартин невольно остановился перед нею, услыхав следующий разговор:

— Да не в этом дело, мистер Форд. (Мартин знал, что Форд была фамилия редактора) Дело в том, в состоянии ли вы мне уплатить? То есть, разумеется, уплатить наличными деньгами. Мне наплевать, какие виды у вашего журнала на будущий год. Я требую, чтобы вы мне заплатили за мою работу, и больше ничего. И говорю вам, что пока вы мне не заплатите все до цента, рождественский номер не будет спущен в машину. До свидания! Когда у вас появятся деньги, заходите.

Дверь распахнулась, и мимо Мартина промчался какой-то человек, сжимая кулаки и бормоча ругательства. Мартин почел за благо выждать минут пятнадцать. Побродив немного по улице, он вернулся, толкнул дверь и первый раз в жизни переступил порог редакционного помещения. Визитных карточек здесь, очевидно, не признавали, так как мальчик просто-напросто пошел за перегородку и сказал, что кто-то спрашивает мистера Форда Вернувшись, он провел Мартина в кабинет редактора — святая святых редакции. Первое, что поразило Мартина, был необыкновенный беспорядок, царивший за столом моложавого господина с бакенбардами, который смотрел на него с явным любопытством. Мартин был поражен спокойным выражением его лица. Ссора с типографом, очевидно, нисколько не повлияла на его настроение.

— Я… я — Мартин Иден, — начал Мартин («и я пришел получить свои пять долларов», — хотел он сказать).

Но это был первый редактор, с которым ему довелось столкнуться лицом к лицу, и Мартин не хотел начинать с резкостей. К его изумлению, мистер Форд вскочил с криком:

— Да что вы говорите! — и в следующий момент уже восторженно тряс его руку. — Если бы вы знали, как я рад с вами познакомиться, мистер Иден. Я так часто о вас думал, старался вообразить себе, какой вы.

Отступив немного, мистер Форд с восхищением оглядел Мартина, заштопанный костюм которого мало годился для столь внимательного изучения, хотя складка на брюках была старательно отглажена утюгами Марии Сильвы.

— Я полагал, что вы много старше. Ваш рассказ полон таких зрелых мыслей и так крепко написан. Вы настоящий мастер, — я понял это, прочтя первые три-четыре строчки. Хотите, я расскажу вам, как я прочел в первый раз ваш рассказ? Нет! Я хочу сначала познакомить вас с сотрудниками.

Продолжая говорить, мистер Форд провел его в общую комнату, где представил его своему заместителю, мистеру Уайту, маленькому, худенькому человечку с ледяными руками, имевшему такой вид, словно его трясла лихорадка.

— А это мистер Эндс. Мистер Эндс у нас управляет делами.

Мартин пожал руку веселому плешивому господину, лицо которого было еще довольно молодо, хотя и украшено длинною белою бородою, аккуратно подстриженной его супругой, которая занималась этим по воскресеньям, а заодно брила ему и затылок.

Все трое обступили Мартина и говорили одновременно, осыпая его похвалами, пока ему, наконец, не стало казаться, что они просто стараются заговорить ему зубы.

— Мы часто удивлялись, почему вы никогда не зайдете! — воскликнул мистер Уайт.

— У меня не было денег, чтобы переехать залив, — отвечал Мартин, решив таким образом показать им, что он нуждается в деньгах.

«Мой «парадный» костюм, — подумал он при этом, — достаточно красноречиво свидетельствует о моей нужде».

Во время дальнейшего разговора он то и дело старался намекнуть на свою нужду и на цель своего посещения. Но уши почитателей его таланта были чрезвычайно невосприимчивы. Почитатели продолжали рассказывать ему о том, как они восхищались его рассказом, как восхищались их жены и родственники. Но ни один не высказал ни малейшего желания выразить свой восторг более существенным способом.

— Вы знаете, при каких обстоятельствах я впервые прочел ваш рассказ? Я ехал из Нью-Йорка, и когда поезд остановился в Огдене, в вагон вошел газетчик, и у него оказался последний номер «Трансконтинентального ежемесячника».

«Боже мой, — подумал Мартин, — эта каналья разъезжает в пульмановских вагонах, а я голодаю и не могу выудить у него своих кровных пяти долларов!» Ярость охватила его. Преступление, совершенное «Трансконтинентальным ежемесячником», казалось ему чудовищным; он вспомнил месяцы лишений и голодовок, вспомнил, что и теперь у него в кармане нет ни пенса и что он не ел ничего со вчерашнего дня. Гнев ударил ему в голову. Это даже не разбойники; просто мелкие жулики! Они выманили у него рассказ лживыми обещаниями и обманом. Ну, хорошо! Он им покажет!

И Мартин мысленно поклялся не выходить из редакции, пока не получит все, что ему причитается. Тем более, что ему все равно не на что даже вернуться в Окленд. Мартин все еще сдерживался, но в его лице появилось выражение, которое смутило и даже испугало собеседников.

Они стали расточать похвалы еще с большим рвением. Мистер Форд опять начал рассказывать о том, как он впервые прочел «Колокольный звон», а мистер Эндс сообщил, что его племянница без ума от этого рассказа, а его племянница не кто-нибудь — школьная учительница в Аламеде!

— Я пришел получить с вас деньги, — вдруг объявил Мартин, — вы должны были заплатить мне пять долларов по напечатании этого рассказа, который вам всем так нравится.

Мистер Форд изобразил на своем лице полную готовность уплатить немедленно, ощупал карманы и, повернувшись вдруг к мистеру Эндсу, объявил, что забыл деньги дома. Мистер Эндс с досадой взглянул на него, и по тому, как он инстинктивно защитил рукою карман, Мартин понял, что у него есть деньги.

— Я в отчаянии, — произнес мистер Эндс, — но я только что расплатился с типографией, и на это ушла вся моя наличность. Конечно, было очень необдуманно с моей стороны захватить с собой так мало денег, но… вы понимаете, срок для уплаты еще не наступил, а типограф вдруг пришел и стал просить выдать ему аванс в виде любезности.

Оба посмотрели на мистера Уайта, но тот рассмеялся и пожал плечами. Его совесть была во всяком случае чиста. Он поступил в «Трансконтинентальный ежемесячник», чтобы изучить журнальное дело, а изучать ему приходилось преимущественно финансовую политику. «Ежемесячник» уже четыре месяца не платил ему жалованья; но он успел узнать, что важнее умиротворить типографию, чем расплатиться с заместителем редактора.

— Ужасно нелепо вышло, — развязно сказал мистер Форд. — Вы, мистер Иден, застали нас врасплох. Но мы вот что сделаем. Мы вышлем вам чек завтра утром. Мистер Эндс, у вас записан адрес мистера Идена?

О, разумеется, адрес мистера Идена был записан, и чек будет выслан завтра утром. Мартин плохо разбирался в финансовых и банковских делах, но он сразу же решил, что если они собираются дать ему чек завтра, то отлично могут сделать это и сегодня.

— Итак, решено, мистер Иден, завтра чек будет вам выслан.

— Деньги мне нужны сегодня, а не завтра, — твердо сказал Мартин.

— Несчастное стечение обстоятельств! Если бы вы попали к нам в другой день… — начал было мистер Форд, но мистер Эндс, обладавший, повидимому, более пылким темпераментом, внезапно прервал его:

— Мистер Форд уже объяснил вам, как обстоит дело, — резко сказал он, — и я тоже. Чек будет вам выслан завтра.


— Я тоже объяснил вам, — отрезал Мартин, — что деньги нужны мне сегодня.

Он почувствовал, как пульс у него забился быстрее от грубого тона управляющего делами; кроме того, по некоторым движениям последнего Мартын понял, что касса «Ежемесячника», несомненно, находится у него в кармане.

— Я в отчаянии… — начал было опять мистер Форд.

Но мистер Эндс нетерпеливым движением повернулся на каблуках и, повидимому, возымел намерение уйти из комнаты. В то же мгновение Мартин бросился на него и вцепился ему в горло так, что белоснежная борода поднялась к потолку под углом в сорок пять градусов. Мистер Форд и мистер Уайт, онемев от ужаса, глядели, как Мартин трясет их управляющего делами, точно персидский ковер.

— Эй вы, почтенный эксплоататор молодых талантов, — орал Мартин, — раскошеливайтесь, а не то я из вас повытряхну все потроха!

Затем, обращаясь к испуганным зрителям, он прибавил:

— А вы лучше не суйтесь… не то и вам влетит так, что своих не узнаете.

Мистер Эндс почти задыхался, и Мартину пришлось слегка разжать пальцы, чтобы дать ему возможность изъявить согласие на предложенные условия. После нескольких экскурсий в собственный карман управляющий делами извлек, наконец, четыре доллара и пятнадцать центов.

— Выворачивайте карман! — приказал ему Мартин. Появились еще десять центов. Мартин для верности дважды пересчитал свою добычу.

— Теперь за вами дело! — крикнул он мистеру Форду. — Мне следует еще семьдесят пять центов!

Мистер Форд не возражал, но в кармане у него набралось лишь шестьдесят центов.

— Ищите лучше, — сказал ему Мартин угрожающим голосом, — что у вас там торчит в жилетном кармане?

Мистер Форд покорно выворотил оба кармана. Из одного выпал картонный квадратик. Мистер Форд поднял его и хотел сунуть обратно в карман, но Мартин воскликнул:

— Что это? Билет на паром? Давайте его сюда. Он стоит десять центов. Значит, теперь у меня, если считать вместе с билетом, четыре доллара девяносто пять центов. Ну, еще пять центов!

Он так посмотрел на мистера Уайта, что этот субтильный джентльмен мгновенно извлек из кармана никелевую монету.

— Благодарю вас, — произнес Мартин, обращаясь ко всей компании, — всего хорошего!

— Грабитель! — прошипел ему вслед мистер Эндс.

— Жулик! — ответил Мартин, захлопывая за собою дверь.

Мартин был упоен своей победой, до такой степени упоен, что, вспомнив о пятнадцати долларах, которые должен был уплатить ему «Шершень» за «Пери и жемчуг», он решил незамедлительно взыскать и этот долг. Но в редакции «Шершня» сидели какие-то молодые гладко выбритые люди, настоящие разбойники, которые привыкли грабить всех и каждого, в том числе и друг друга. Мартин успел поломать кое-что из мебели, но в конце концов редактор (в студенческие годы бравший призы по атлетике) с помощью управляющего делами, агента по сбору объявлений и швейцара выставил Мартина за дверь и даже помог ему очень быстро спуститься с лестницы.

— Заходите, мистер Иден, всегда рады вас видеть! — весело кричали ему вдогонку.

Мартин поднялся с земли, тоже улыбаясь.

— Фу, — пробормотал он, — ну и молодцы ребята! Не то, что эти трансконтинентальные гниды!

В ответ снова послышался хохот.

— Нужно вам сказать, мистер Иден, — сказал редактор «Шершня», — что для поэта вы недурно умеете постоять за себя. Где это вы научились этому бра руле?

— Там же, где вы научились двойному нельсону, — отвечал Мартин, — во всяком случае у вас будет синяк под глазом!

— Надеюсь, что и у вас почешется шея, — любезно возразил редактор. — А знаете что, не выпить ли нам в честь этого? Разумеется, не в честь поврежденной шеи, а в честь нашего знакомства.

— Я побежден — стало быть, надо соглашаться, — ответил Мартин.

И все вместе, грабители и ограбленный, распили бутылочку, дружески согласившись, что битва выиграна сильнейшими, а потому пятнадцать долларов за «Пери и жемчуг» по праву принадлежат «Шершню».





Глава XXXIV




Артур остался у калитки, а Руфь быстро взбежала по ступенькам крыльца Марии Сильвы. Она услыхала торопливый стрекот пишущей машинки и, войдя, застала Мартина дописывающим последнюю страницу какой-то рукописи. Руфь специально приехала узнать, придет ли Мартин к обеду в День Благодарения, но Мартин, обуреваемый своими мыслями, не дал ей рта раскрыть.

— Позвольте вам прочесть это! — воскликнул он, вынимая из машинки страницу и откладывая копии. — Это мой последний рассказ. Он до того не похож на все другие, что мне даже страшно немного. Впрочем, я убежден, что это превосходно. Вот, судите сами. Это гавайский рассказ. Я назвал его «Вики-Вики».

Лицо Мартина пылало от творческого жара, хотя Руфь дрожала в его холодной каморке и у него самого руки были ледяные.

Руфь внимательно слушала, хотя на лице ее все время было написано явное неодобрение. Кончив читать, Мартин спросил ее:

— Скажите откровенно, нравится вам или нет?