Макбет

Присцилла улыбнулась, так что глаза превратились в две узенькие щелочки, и вновь исчезла за дверью.

– Мне уйти? – спросил Сейтон и привстал с дивана.

– Останься, – приказал Макбет.

Сейтон вернулся к своему прежнему занятию.

– Но ты встань.

Сейтон встал.

Дверь широко распахнулась.

– Макбет, друг мой! – громогласно пропел Тортелл, и Макбет на минуту засомневался, что дверной проем в кабинете достаточно широкий. И что его собственные ребра достаточно прочные, чтобы выдержать объятия бургомистра.

– Да уж, Макбет, с твоим приходом тут все прямо завертелось!

– Спасибо. Присаживайся, сделай милость.

Тортелл коротко кивнул Сейтону и опустился на стул.

– Благодарю. И спасибо за то, что комиссар согласился меня принять так быстро.

– Ты мой работодатель, Тортелл, и для меня большая честь, что ты согласился уделить мне время. И спасибо, что это ты ко мне пришел, а не наоборот.

– Ну, многим кажется, будто их вызвали на ковер, а мне от этого не по себе.

– Значит, ты и меня вызвал на ковер? – спросил Макбет.

Бургомистр рассмеялся:

– Ни в коем случае, Макбет. Я просто хотел узнать, как тебе работается. Уютно ли тебе тут. Ведь эта работа для тебя совершенно новая. А за последние дни столько всего случилось, – Тортелл закатил глаза. – Каждое из этих событий может совершенно выбить из колеи.

– Хочешь сказать, что тебя все это выбило из колеи?

– Нет-нет-нет. С чего бы? Ты прекрасно все разрулил, превзошел самые смелые мои ожидания – и это несмотря на то, что ты в этой игре новичок.

– Новичок?

– Ну да. Все происходит чересчур быстро. И решения приходится принимать на ходу. Выражать свое мнение. В такие моменты можно сказать что-то, чего на самом деле не думаешь.

В кабинет вошла Присцилла. Поставив на столик поднос, она разлила по чашкам кофе, немного помедлила и, наконец, вышла.

Макбет отхлебнул кофе.

– Хм. Это ты про мое интервью по радио?

Тортелл потянулся к сахарнице, вытащил три кусочка сахара и отправил один в рот.

– Кое-что из сказанного можно считать критикой в адрес городской администрации и мой собственный. Я совершенно не против! Когда комиссар полиции умеет ясно выражать свои мысли, в этом нет ничего плохого, рот мы никому не затыкаем. Дело лишь в том, что, возможно, критика прозвучала немного более резко, чем хотелось бы. Что скажешь?

Макбет задумчиво провел пальцем по подбородку.

– Я вовсе не хотел показаться резким, господин бургомистр.

– Вот видишь! Я так и думал, это вышло случайно! Ведь цели у нас с тобой, Макбет, общие. Заставить колесики крутиться, сократить количество безработных. Если их станет меньше, то, как подсказывает нам опыт, уровень преступности упадет, продажа наркотиков сократится, а это, в свою очередь, приведет к сокращению количества имущественных преступлений. Совсем скоро возле тюрем перестанут стоять очереди потенциальных заключенных, и каждый житель этого города начнет задаваться вопросом, как же комиссару Макбету удалось то, чего не добился ни один из его предшественников. Как тебе известно, бургомистр может быть переизбран лишь однажды. Поэтому когда меня, как я надеюсь, переизберут, мой следующий срок будет последним, и мне потребуется преемник. И тогда жители этого города, возможно, решат, что хотят видеть на моем месте того, кто хорошо проявил себя на посту комиссара полиции.

– Еще кофе? – Макбет подлил кофе в уже полную чашку, так что коричневатая жидкость полилась на блюдце. – Знаете, господин бургомистр, что говорил мой друг Банко? Целуй девушку, пока она влюблена.

– И что это значит? – Тортелл смотрел на блюдце.

– Что чувства меняются. Сейчас горожане меня любят. А четыре года – срок немалый.

– Возможно. Но каждому свое, Макбет. И сейчас тебе придется выбирать. Либо ты бросаешь вызов действующему бургомистру – а прежде подобные шаги редко приводили к победе. Либо же ты выждешь четыре года, а потом уходящий в отставку бургомистр поддержит на выборах твою кандидатуру – как известно, подобные кампании чаще всего оказываются удачными.

– Такое обещание несложно дать, а нарушить еще проще.

Тортелл покачал головой:

– Вся моя долгая политическая карьера, Макбет, складывалась благодаря стратегическим альянсам и сотрудничеству. При Кеннете власть комиссара полиции была настолько сильной, что я, будучи бургомистром, полностью зависел от комиссарской благосклонности. Поверь мне, я знаю, что, нарушив обещание, дорого поплачусь за это. Ты, Макбет, человек неглупый и быстро учишься. Но для сложной тактической игры, которая называется политикой, у тебя недостает опыта. Минутной славы и броских цитат по радио недостаточно. Впрочем, одной моей поддержки тоже мало, но это больше, чем то, чего ты добьешься в одиночку.

– Ты что, пришел сюда, чтобы уговорить меня отказаться от участия в выборах? Это означает, что во мне ты видишь серьезного противника.

– Ты так думаешь, – парировал Тортелл, – потому что ты пока еще недостаточно поднаторел в политике, чтобы видеть всю картину в целом. Опишу ее тебе. Если на протяжении следующих четырех лет я буду занимать пост бургомистра, а ты – комиссара полиции и при этом мы, двое самых могущественных людей этого города, продолжим бороться друг с другом и не станем сотрудничать, то у города возникнут проблемы. К тому же, как ты наверняка понимаешь, это лишит меня дальнейшей возможности поддержать твою кандидатуру на выборах бургомистра.


С какой легкостью Тортелл оскорбил его! Макбет открыл было рот, чтобы возразить, но слова будто отказывались складываться в фразу.

– Позволь предложить тебе кое-что, – сказал Тортелл. – Ты отказываешься баллотироваться, но и сомневаться в моей дальнейшей поддержке тебе не придется.

– Как это?

– В тот день, когда ты арестуешь Гекату, – а это будет великая победа для нас обоих, – я сделаю официальное заявление, что через четыре года надеюсь увидеть на посту бургомистра тебя. Что скажешь, Макбет?

– Я же сказал по радио, что не считаю арест Гекаты делом первостепенной важности.

– Я слышал это и понял твои слова так, что тебе не хочется следовать примеру Дункана и разбрасываться чересчур смелыми обещаниями. Поэтому арест Гекаты станет приятным сюрпризом. Ты ведь именно это планируешь, верно?

– Естественно, – ответил Макбет. – Гекату сложно поймать, но если подвернется возможность…

– К сожалению, судя по моему опыту, возможность редко подворачивается сама собой, – сказал Тортелл, – ее нужно искать. Так что ты придумал, чтобы арестовать Гекату?

Макбет кашлянул и, пытаясь собраться с мыслями, покрутил в руках чашку. Он уже давно заметил, что сосредоточиться становилось все труднее и труднее. Макбет чувствовал себя жонглером, которому бросают слишком много мячиков, и, падая, один из них тянул за собой все остальные, и тогда мысль приходилось начинать заново. Слишком большие дозы? Или чересчур маленькие? Макбет взглянул на сидевшего за журнальным столиком Сейтона, но тот ничем помочь ему не мог. Конечно. Лишь она поможет ему. Леди. Надо завязать с наркотой и поговорить с Леди. Лишь ей под силу разогнать туман и привести в порядок его мысли.

– Я хочу заманить его в ловушку, – проговорил Макбет.

– Что за ловушка?

– Подробности мы пока не обсуждали.

– Речь идет о злейшем враге этого города, поэтому буду признателен, если расскажешь мне обо всем, что придумаешь. – Тортелл поднялся. – Может, коротко введешь меня в курс дела завтра, на похоронах Дункана? И сообщишь о своем решении относительно выборов.

Не вставая, Макбет пожал протянутую ему руку. Глядя на стену за его спиной, Тортелл кивнул:

– Мне всегда нравилась эта картина, Макбет. Не провожай, дорогу я найду.

Макбет смотрел ему вслед и думал, что с каждой новой встречей Тортелл жиреет. К кофе он так и не притронулся. Макбет развернулся и посмотрел на картину. На огромном полотне были нарисованы мужчина и женщина, одетые как рабочие. Позади них шла целая ватага детей, а за ними розовело восходящее солнце. Пожалуй, ее повесил тут Дункан, решил Макбет. Кеннет наверняка предпочитал любоваться собственным портретом. Макбет наклонил голову, но так и не смог ухватить собственную мысль.

– Ну, Сейтон, что скажешь?

– Что я скажу? Пошел бы этот Тортелл к черту. Тебя здесь любят куда больше его.

Макбет кивнул. Сейтон был похож на него, он тоже не способен был увидеть всю картину в целом. Подобное умеет лишь Леди.

Леди не отпирала.

– Мне нужно поговорить с тобой, – умолял Макбет.

Ответа не последовало.

– Любимая!

– Это все из-за младенца, – сказал Джек.

Макбет повернулся и удивленно посмотрел на него.

– Я забрал у нее младенца. От него скверно пахло, и у меня не было другого выхода. Но она думает, что это вы мне приказали…

– Хорошо. Хорошо, Джек. Просто мне нужен ее совет в одном дельце, и… Ну да.

– В таком состоянии она вряд ли способна дать вам какой-нибудь совет. Осмелюсь спросить, что за дельце… Ох, простите, я забылся. Вы же не Леди.

– А с чего ты решил, что я Леди?

– Нет-нет, я только… Леди довольно часто делится со мною размышлениями, а я стараюсь рассеять ее сомнения. Опыта у меня мало, но иногда достаточно рассказать кому-нибудь вслух о своих помыслах.

– Хм. Пойдем, Джек, выпьем кофе.

– С удовольствием.

Макбет поднялся на мезонин и окинул взглядом игровой зал. Еще один тихий и почти безлюдный вечер. Среди игроков он не увидел ни одного знакомого. Где же они все?

– В «Обелиске», – сказал Джек, протягивая Макбету чашку дымящегося кофе.

– Что?

– Все наши постоянные клиенты в «Обелиске». Вы ведь об этом думали, верно?

– Не исключено, что и об этом.