Лемминг Белого Склона

Наутро Вади Ловчий со своими людьми пришёл к Арнульфу проститься. Морской король, как и обещал, выплатил отпущенникам тысячу гульденов. Такой кучи денег они никогда не видали.

— Что станете делать?

— Думали взять землина побережье, здесь неподалёку. Построим дома, заведём хозяйство… Нам не привыкать к навозу! Думали назвать поселение в твою честь — Арнстад.

— Вынь язык у меня из жопы, Вади, — поморщился Седой, — ты же не пёс! Назовите посёлок в честь щитовых дев или их матери Кьяллы. Так будет честнее.

— Суровый ты человек, сын Ивара! Бывай ныне. Удачи тебе на лебединой дороге!

— Хэй, Вади! — пошатываясь с перепою, Орм Белый хлопнул бывшего раба по плечу. — Не держи зла. Знаешь, я люблю соколиную охоту. Мне бы пригодился умелый ловчий!

— Скажи, где найти тебя, — ровно проговорил Вади, — как наскучит мне мирная жизнь и беспокойные ветра задуют в затылок, воспользуюсь твоим приглашением.

Перед отъездом Арнульф дал Торбарду бонду сто марок серебра. Торбард сказал:

— Неловко мне брать плату за гостеприимство — всё же здесь не постоялый двор и не корчма!

— На дар ждут ответа, — напомнил Арнульф древнюю мудрость, — это не плата, это — подарок.

— Могу ли хвастать, что Седой Орёл — мой друг? — с усмешкой прищурился Брандурсон.

— А я буду рассказывать, что Торбард Колченогий, альдерман в Севером Ёстерлаге, не перебил во сне моих людей, чтобы завладеть золотом! — уверил Арнульф.

Потом они обнялись, и стая Седого наконец-то покинула Эрсей.



Поселение, что заложили бывшие рабы, теперь называется Ньёрунгард. И, коль вы будете в тех краях, каждый сопливый малец, каждый беззубый старик в любой корчме, на любом дворе, расскажет вам, в честь какой грозной валькирии назван этот посёлок.



А «Поморник» шёл на вёслах из Светлой Бухты. Гребли все, кроме Слагфида. Крак стоял у кормила, Ёстейн проверял ванты, Хаген сидел в «вороньем гнезде». Арнульф же беспокойно расхаживал по палубе, дёргая бороду. Прошли остров Льос. Кормчий спросил:

— Куда править, хёвдинг?

Арнульф ничего ему не ответил. Подозвал Хравена, негромко к нему обратился:

— Что с белым соколом, которого ты видел у восточного берега?

— Вчера он шёл на север, — тихо проговорил колдун, — но качал левым крылом.

Арнульф кивнул. Бросил стернману:

— Правь на Талсей!

Затем отпустил колдуна и позвал Орма Белого.

— Тебе лучше ведомы нравы Сигурда ярла, чем мне, — сказал Седой. — Может так статься, что ворота на его дворе окажутся слишком узкими для нашей стаи. Чем бы их смазать?

— Род Кнудлингов долго считал Эрсей своим владением и покровительствовал ему, — начал издалека племянник ярла, — городской совет Эрвингарда не забывал поздравлять владык острова Талсей со всеми праздниками, посылая дары, которые никому не показались бы недостаточно богатыми. Думается мне, ты тоже мог бы поздравить Сигурда Кнудлинга с наступающим днём Бараньей Головы. Скоро зима! Кроме того, есть у Сигурда юная незамужняя дочь, Асгерд Сольвейг, и я знаю точно, что он очень её любит. Отыщи среди добычи какой-нибудь красивый подарок для неё, и тебе не покажутся тесными ворота Талборга.

— Опять же, достойный сын Эрика, тебе лучше моего ведомы вкусы твоей кузины, — доверительно молвил Арнульф, — ты и выбери ей гостинец. Могу в этом положиться на тебя?

Орм поклонился, пряча самодовольную ухмылку.



С востока ударил ветер. Арнульф оглядел ватагу. Все на борту. Никто не забыт, ничто… нет, ничто не забыто, как ни старайся. Кормчий приналёг на рулевое весло, «Поморник» со скрипом сменил галс. А затем из краканеста донёсся крик Хагена:

— Корабль на северо-востоке! Драккар! Идёт на всех парусах…

Горько усмехнулся Арнульф Иварсон, седой морской король. Он так долго ждал этого крика.

— Правь на шхеры, Крак! Ёстейн, разверни парус — пойдём в бейдевинд.

— Это и есть тот самый достойный противник, которого ты обещал нам? — спросил Кьярваль.

— Подтяни свои штанишки, Хёкульброк, — посоветовал Арнульф. — Они тебе скоро пригодятся!

Хравен сейдман плотоядно усмехнулся:


Судно с востока

едет с Талсея,

в ладье — его люди,

а Локи там — кормчий.





В скором времени действительно показался корабль. Летел навстречу «Поморнику» на крыльях восточного ветра. Длинное белое тело резало тёмное море, словно стрела. Вёсла взмахивали соколиными перьями. Да это и был сокол — «Хвитафалькюр», знаменитый драккар Харальда Белого Волка. На мачте Хаген заметил красный щит.

— Будут драться! — крикнул Лемминг.

— И мы будем, — злорадно захохотал Седой. — Слезай с «гнезда», повесь и наш красный щит.

Хаген выполнил поручение, глядя с тревогой, как сокращается расстояние между судами.

— Старый знакомец! — безумная улыбка изуродовала лицо старого викинга. — Теперь-то сквитаемся за «Бергельмир»! Крак, заворачивай, Лони, Лейф — на брасы, Халльдор — отрабатывай плату, обеспечь мне твёрдый вест.

— А мне что делать? — спросил Хаген.

— Заткнись и садись за весло. Хотя нет. Позови мне Хродгара и пусть принесёт свою секиру.

Орм Белый между тем сказал:

— Сам люблю соколиную охоту, но, думается, лучше бы нам уйти: не бывает такого, чтобы поморник закогтил сокола!

— Да, это всё весьма занятно, — отмахнулся Арнульф, — а теперь оставь советы тем, кто их испросит, да скажи людям, чтобы вздели брони. Слагфид, можешь стрелять при таком ветре?

— Ха! — задрал нос Охотник. — Да я морской белке в жопу попаду!

— Вижу, ты снова в строю, — засмеялся вождь. — Пожалей морскую белку, лучше перебей брасы и парус на «Соколе» — он сейчас пойдёт в разворот при бейдевинд.

— Нас снесёт прямо на шхеры, — хладнокровно заметил Крак.

— И ничего не снесёт, — Халльдор Виндсвалль, бледный и опустошённый, присел на корме, — будет вам твёрдый вест, или я не ученик Гейрмунда Змеиное Око!

И правда — ветер с востока внезапно утих, а через три удара сердца буря ударила в ветхий парус «Поморника» со всей силой. Боевое корыто промчало в паре фадмов от шхеры, на «Соколе» начали табанить, но, желая протаранить борт «Поморника», разогнались слишком сильно и въехали носом прямо в каменные клыки. Брызнули слёзы-щепы, засвистели стрелы, тугой парус обвис, как огромная белёсая сопля. На «Соколе» надрывался Харальд, вёсла немощно скрипели по каменистой отмели, словно лапы раздавленной многоножки. Арнульф оскалился:

— Вот кому я припас «кровавого орла»! Некогда и Харальд клялся мне в верности, точно как ты, Хаген, и ел с моей руки. А теперь — глядите-ка, Харальд Белый Волк, гроза Восточных Заливов! Таскал волк, да в капкан угодил… Эй, Крак, разверни на четверть.

— Ах ты старая блядь! — досадливый вопль огласил море, перепугал чаек, уже разинувших клювы на мясо бранного пиршества.

— Что там ещё?! — зло гаркнул сэконунг.

— «Старуха»! «Старуха» треснула, с-сука… — сокрушался кормчий. — Я ж говорил — заменить…

Действительно — в дубовой плашке, где установили мачту, зияла чёрная трещина.

— А нам теперь не всё ли равно? — пожал плечами вождь. — Снять мачту. Все, кто может держать весло — за дело. Полный вперёд!..

…Больше всего это походило на то, как поморники терзают ослабевших от зимней бескормицы птиц на берегу. Со всего размаху окованный медью драконий нос пробил борт «Сокола». Киль «Поморника» заскользил по палубе, проломил доски, с влажным костным хрустом рухнуло днище, вода хлынула под ноги морякам. Гордый «Белый Сокол» гордого Белого Волка лежал на берегу, вывернутый, выпотрошенный, обездвиженный навек, а на его светлой спине щедро лилась алая человечья кровь.

Хродгар и Бьярки — юноши, сопляки, щенки Орлиного волка — первыми бросились на врага, причём Хродгар добрался до кормы, рассёк пополам онемевшего кормчего и перерубил кормило. Торкель, Хаген и Лейф поспешили на подмогу, но напрасно: на Бьярки снизошло благословение медвежьих предков. Одержимый и безумный, сын Эйнара крушил всё подряд. Секира Атли Ястреба пела в его руках. Арнульф словно знал наперёд, когда в этом берсерке проснётся ярость, и спустил его на вражеский строй, точно пса на уток. Уроки, заметил Хаген, явно пошли Бьярки на пользу: обезумел он или нет, но бил теперь заметно удачней и метче.

Да и не было там никакого строя. Когда «Поморник» врезался в «Хвитафалькюр», гребцы покатились по палубе. Несколько человек раздавило килем. Только на носу кипело сражение: там Харальд хёвдинг успел-таки сомкнуть бойцов кругом. Летали копья и стрелы. Звенело железо, кроплёное багрянцем. Люди Харальда держались отменно. Кьярвалю сломали его жуткое рогатое копьё и разбили лицо. Лони Лепестку подсекли ногу и разрубили шлем, задев бровь. Орм и Рагнвальд пришли им на помощь, Модольф и Свегдир оттащили раненых, Орму разбили голову, Рагнвальда здорово рубанули по руке, перебив кость. Подскочили братья Тенгильсоны, прикрывая друг друга над телами павших, рядом с рёвом промчался Утред Бык, врубаясь топором во вражеский круг. Тенгильсоны бросились за ним, бешено работая мечами. Но все видели, как пали Орм и Рагнвальд, и, хотя их, ещё живых, тут же отнесли к Форни лекарю, напор атакующих пошёл на убыль. Харальд победно взвыл, сошёлся с Утредом, рубанул крест-накрест. Уроженец Гуталанда пошатнулся, выронил топор, а Харальд увлекал своих людей в наступление. Тенгильсонов смяли, Стурле сын Скампеля ринулся их выручать…

…а потом над побоищем разнёсся страшный, горестный крик, перекрывший прочие звуки.

То Сигбьёрн сын Скампеля видел смерть своего брата. Своего ненавистного, глупого, завистливого младшего брата Стурле. Лучшего из людей.

Сигбьёрн отбросил щит, взял меч из окровавленных пальцев родича и в угрюмом безмолвии бросился на врага. Рубил обеими руками направо-налево, не замечая ничего: слёзы затмили взор. Ёстейн Одноглазый, предусмотрительно наведя на себя чары невидимости, бросился следом и вытащил Стурле, а Модольф и Свегдир позаботились о Тенгильсонах и Быке. Викинги Арнульфа, не сговариваясь, поспешили на помощь Сигбьёрну, не желая понимать, что старший Скампельсон решил умереть. Волчата и тут оказались среди первых. Арнульф же стоял на палубе «Поморника», наблюдая, как сражение распадается на череду поединков.

— О, как долго я этого ждал! — счастливо прошептал Седой — и протрубил общее наступление.

В считанные минуты Харальд Белый Волк остался один. Его людей окружили и перебили. Мало кто из ватаги Седого не пострадал, но то была небольшая цена за славную победу. Две дюжины положили сорок бойцов — есть чем гордиться! То, что братья Тенгильсоны, Стурле, Орм, Рагнвальд и Утред умирали от ран на борту «Поморника», было не в счёт.

Получили своё и волчата: Бьярки разбили лицо обухом топора, Хродгара ткнули мечом в грудь, зацепив ребро, Хагена рубанули секирой по плечу так, что левая рука провисла, как брас на рее. Но все были живы — и счастливы мрачным, кровожадным счастьем.

— Всем стоять! — воскликнул Арнульф, улыбаясь жутко и скорбно. — Не троньте хёвдинга…

Харальд возвышался над телами павших соратников, тяжело дыша. Ровесник Орма, крепкий рослый муж в расцвете лет, он затравленно, исподлобья глядел на врагов, отбросив изрубленный щит и перехватив обеими руками хороший меч-кьяринг. Длинные, до пояса, светлые волосы свалялись сосульками от пота и крови. Кровь друзей и врагов алела на нарядной белой рубахе с коротким рукавом, точно клюква на снегу. Но судя по тому, как напряглись мышцы на руках, сжимавших меч, сам Харальд не сильно пострадал.