Леди на сельской ярмарке

– Вот и не волнуйтесь тогда, инспектор, мы всё сделаем, – успокоила его хозяйка. – С чего начнем? Кто он такой, этот Кэрэдайн? Есть ли у него жена? Где мы можем с ней увидеться? Кто его друзья? Что думают по этому поводу местные «бобби»?[16]

Инспектор от души рассмеялся.

– Я знал, что вы созданы для этой работы. Благодарю вас. У меня пока нет всех деталей, но пара моих ребят проводят предварительный опрос в Чиппинг-Бевингтоне. Я прослежу, чтобы полный отчет был у вас завтра утром. А местные «бобби»… скажем так, мне не хотелось бы посвящать их в это дело. Они хорошие ребята, но вот мозгов им Бог не дал. Будьте с ними вежливы, но не очень-то на них рассчитывайте. Ваш местный сержант Добсон сможет связаться со мной в Бристоле, если я вам понадоблюсь. Буду заскакивать раз в два дня, чтобы быть в курсе того, что у вас происходит.

– Отлично, инспектор, – сказала леди Хардкасл. – Думаю, что вы догадываетесь, что мы собираемся достать, не так ли?

– Вашу печально известную «доску расследований», миледи? – Сандерленд улыбнулся.

– Вот именно, – подтвердила хозяйка. – Фло, почему у всех такой странный вид, когда речь заходит о «доске расследований»?

– Потому что это самая идиотская идея, которая может прийти в голову, миледи? – предположила я.

– Боже! – воскликнула она. – Ад и все его обитатели! У вас просто начисто отсутствует научная жилка. Для расследования необходима ясность ума. Структура. Связи. Причины. А доска помогает мне думать. Мы сегодня же вечером достанем ее с чердака, инспектор, и начнем анализ.

– Она хотела сказать, что это я ее достану, – заметила я.

– Я все еще плохо себя чувствую, – парировала миледи, прижав руку к боку. – Вы же знаете, что мне выстрелили в живот. Я стараюсь не упоминать об этом, но доски и мольберты с чердака мне доставать тяжело.

– А еще она хочет сказать, что анализ мы начнем завтра, когда у нас появится отчет ваших офицеров и будет что анализировать.

Инспектор поставил чашку и поднялся.

– Кажется, мы обо всем договорились, – сказал он, – так что позвольте откланяться. Всего доброго, миледи, и еще раз спасибо.

Я тоже встала, чтобы проводить его, и когда мы вышли в холл, негромко сказала:

– Спасибо, инспектор. Не знаю, действительно ли вам нужна наша помощь, но я уже давно не видела ее такой возбужденной. Вы сами как глоток чистого воздуха.

Он пожал мне руку, и я распахнула перед ним дверь.

– Я и вправду сразу же подумал о вас, когда понял, что мне нужна помощь, – сказал Сандерленд на прощание. – Но я рад, если и вам тоже смог чем-то помочь. Остаюсь на связи. – И он прошел по тропинке к ожидающему его полицейскому экипажу.





Глава 3




– Я тут подумала, – сказала леди Хардкасл на следующее утро, когда мы наслаждались завтраком в малой гостиной, – что нам и в самом деле нужен телефон.

– Правда? – Я взяла еще одну пышку.

– Правда. Ты только подумай, насколько быстрее смог бы вчера связаться с нами инспектор, если б у нас был телефон… И как легко нам было бы задавать ему вопросы и отчитываться о происходящем.

– Вы правы, миледи, – согласилась я. – Но было очень мило вновь встретиться с ним лично.

– Телефоны никогда не помешают людям встречаться друг с другом, – безапелляционно заявила хозяйка. – Зато только подумай об удобстве, скорости…

– И о счетах, миледи? И о вмешательстве в личную жизнь?

– Фло, ты неисправимый консерватор. Решено. Мы поставим у себя телефон. Я напишу в… а куда надо писать?

– У Фарли-Страудов есть телефон, миледи. Сэр Гектор наверняка знает.

– Сэр Гектор – самый милый старик, которого я когда-либо знала, – произнесла леди Хардкасл, – но он об этом ничего не знает. По всем вопросам, касающимся хозяйства, надо обращаться к Герти. Я спрошу у нее. Может быть, заглянем к ней с утра и узнаем, как она себя чувствует?

– Думаю, нам надо это сделать, миледи, – согласилась я. – И давайте захватим для нее подарок.

– Как мило, что это пришло тебе в голову… А что у нас есть?

На какое-то время я задумалась.

– С утра я сделала торт…

– Этим мы обидим миссис Браун, – заметила миледи. – А с нашей поварихой мне не хотелось бы ссориться.

– Тогда, может быть, бренди?

– Она никогда не отказывается от капельки бренди.


– От капельки? – уточнила я.

– А он у нас есть?

– Вы о непочатой бутылке, миледи? По-моему, нет. Виноторговец пришлет заказ лишь в конце недели… – Я присела, глубоко задумавшись. – Знаю! Карикатура. Она любит ваши рисунки. Надо только найти пригодную старую рамку.

– Отличная идея, – с энтузиазмом поддержала меня хозяйка. – Думаю, я нарисую Герти на скотном рынке. Этакий жизнерадостный образ, который отвлечет ее от мыслей о бедном мистере Кэрэдайне. Я в гостиную – начну рисовать. А ты поищи рамку.

– Слушаюсь, миледи, – сказала я и стала собирать остатки завтрака.

Работала она очень быстро, так что к одиннадцати часам мы вставили в рамку набросок, изображающий леди Фарли-Страуд среди коров, сделанный карандашом и пером. Миледи подписала рисунок и назвала его «Скотный рынок».

– Вот, – сказала она. – Будем надеяться, что он заставит старушку улыбнуться. Мне самой нравится…

– И заслуженно, миледи. У вас редкий дар.

– Тогда надеваем пальто и шляпки и прогуляемся до «Грейнджа», чтобы вручить ей подарок, созданный благодаря моему дару…

К счастью, раздался звонок в дверь, который отвлек ее от этих неконтролируемых мыслей.

Это оказался констебль Хэнкок из местного полицейского участка.

– Утро доброе, мисс Армстронг, – поздоровался он, коснувшись пальцами своей каски. – А леди Хардкасл дома?

– Конечно, констебль, конечно. Прошу вас, заходите. Она в столовой.

– Надеюсь, я не помешал ее ланчу?

– Вовсе нет. Она рисует. Проходите.

Я провела его в столовую и доложила:

– Констебль Хэнкок, миледи.

– Мой дорогой констебль, – миледи убрала перья и карандаши в лаковую коробку, стоявшую на столе. – Чему я обязана счастьем вас видеть? Хотите чаю?

– Еще никогда в жизни не отказывался от чая, миледи, – полицейский улыбнулся. – Так что с удовольствием.

– Фло, прошу вас, займитесь этим, – распорядилась моя хозяйка, и я отбыла на кухню.

Когда я вернулась с подносом, хозяйка уже просматривала содержимое официального вида папки из плотной бумаги.

– Достойное похвалы прилежание городских детективов, констебль, – заметила миледи, – но, к сожалению, узнали они не так много.

Я поставила поднос на стол.

– Не много, миледи, – согласился Хэнкок. – Я просмотрел отчеты; кажется, ребята опросили всех, кто был там во время ланча. Но получается так, что никто ничего не видел.

– А где отчет полицейского хирурга?

– Его еще нет, миледи, но он пойдет прямо в криминальный отдел полиции Бристоля с копией в Чиппинг. И мы его не увидим, если не попросим. И даже в этом случае не уверен, что нам его дадут. Понимаете, между нами и ребятами из города отношения довольно напряженные. Сержант Добсон считает их всех сборищем идиотов, и не могу сказать, чтобы я был с ним не согласен. А они думают, что мы здесь вообще никто, потому что базируемся в деревне. Как будто из-за этого мы становимся полицейскими второго сорта, или как там еще…

– Но мы-то знаем правду, Фло? – подмигнула мне хозяйка.

– Конечно, миледи. У нас здесь лучшие полицейские в графстве.

– Вы обе очень добры, – смутился Хэнкок, беря у меня чашку с чаем. – А вы не будете возражать, если я возьму один из этих бисквитов? Просто умираю с голоду.

Леди Хардкасл пригласила констебля есть столько печенья, сколько ему захочется, а мне протянула отчет бристольских детективов. Затем взяла со стола блокнот и механический карандаш и, пока я читала папку, делала какие-то пометки. Блокнот и карандаш с пожеланиями скорейшего выздоровления ей подарил инспектор Сандерленд сразу же после того, как ее ранили. Сам он со своим верным блокнотом не расставался никогда, и хозяйка приняла этот подарок как признание ее собственных детективных достижений.

В пабе было полно народу, как и всегда по четвергам, и люди инспектора Сандерленда смогли опросить буквально всех. Ужасным было то, что ни один из нескольких десятков свидетелей вообще ничего не видел. Никто не вел себя странно, не было никаких споров, никого не видели с бутылкой темного стекла с черепом и костями на этикетке и надписью «ЯД», сделанной дрожащей рукой. Никто не знал о том, чтобы кто-то что-то имел против Спенсера Кэрэдайна. Кроме того, к папке прилагалась написанная аккуратным почерком записка, в которой говорилось, что детективы не могут гарантировать достоверность этих показаний. «В ситуации недавней смерти никто обычно не говорит плохо об умершем и не высказывает никаких предположений о том, что тот мог кому-то не нравиться. А в случаях убийства никто не решается высказывать предположения, которые можно было бы трактовать как обвинения». В этом они были правы. Люди предпочитали молчать, если только у них не было своих собственных претензий к умершему.

– Ну что, – сказала я, закончив чтение. – Не так уж много.

– Совсем немного, – согласилась леди Хардкасл. – Есть несколько человек, к которым стоит, на мой взгляд, присмотреться повнимательнее, но может быть, я решила так потому, что мы о них уже слышали. Их называла нам Герти, помнишь? И все они были соседями, так что поговорить с ними, вероятно, стоит. И еще вдова… как там ее?

– Одри, – ответила я, заглянув в папку.

– Одри, – повторила миледи. – Вот именно. Это очень неприятно, но мне кажется, начать надо будет именно с нее.

– А это надо согласовывать с полицией Чиппинг-Бевингтона? – уточнила я.

– На вашем месте, мисс, я бы об этом не беспокоился, – подал голос констебль Хэнкок. – Они полные идиоты, и договориться с ними будет непросто. У вас есть разрешение инспектора Сандерленда, так что я советую вам делать то, что вы считаете нужным, и не думать о придурках из Чиппинга. Их сержант, Бойс, тот еще фрукт, так что на вашем месте я держался бы от него подальше.