Крылья бабочки

— Добрый вечер, — поздоровалась Анжела, подходя ближе, пристально разглядывая соперницу. — Мы, кажется, знакомы? — Она задумалась, словно вспоминала, где они могли встречаться.

— Да, нас представили друг другу на приеме у мэра, — помогла ей Трейси. Будь перед ней любая другая женщина, она бы проигнорировала ее, не стала бы вступать в странный диалог и поддерживать ненужное ей знакомство. Но перед Анжелой она чувствовала вину. Ситуация была отвратительной, и если бы от Трейси что-то зависело, она никогда бы не связалась с женатым мужчиной. Иногда она задавалась вопросом: как жена Марко реагирует на его измены? Трейси ведь не первая в его жизни любовница. Она даже не обольщалась на свой счет, полагая, что единственная на сегодняшний день. Такие мужчины привыкли брать от жизни всё, скользить по острому лезвию ножа. Деньги, женщины, удовольствия, даже чужие жизни — все к их услугам, а каждый новый день, как праздник, потому что не все просыпаются утром. Это закон джунглей. Джунглей, в которых жил Марко.

— Верно, — кивнула Анжела. — Трейси, кажется.

— Верно, — эхом откликнулась Трейси, ожидая дальнейших действий от миссис Мариотти, но дверь резко распахнулась, привлекая внимание их обеих. Женщина буквально влетела в уборную, громко и бурно выясняя отношения со своим телефоном. А у Трейси появился шанс сойти со скользкой дорожки. — Извините, меня ждут. Всего доброго, миссис Мариотти, — вежливо попрощалась она и, распрямив плечи, гордо удалилась, хотя под взглядом Анжелы хотелось понуро плестись, опустив голову.

Трейси старалась не смотреть в сторону Марко, быстро лавируя меж гостями и персоналом и, подойдя к своему столику, даже не стала присаживаться.

— Мы можем идти?

Дилан, если и удивился такой нетерпеливости, то ничем этого не выдал, только его глаза самодовольно блеснули. Трейси мысленно ударила себя по лбу: неужели он решил, что ее поведение связано с желанием побыстрее оказаться с ним в постели? Если да, то он — самоуверенный идиот!

Они вышли. Дилан поднял руку, останавливая такси, а Трейси потянулась за пискнувшим телефоном. Звонил Марко.

— Да, — сглатывая тут же образовавшийся в горле ком, ответила она.

— Через час у меня, — бросил он и отключился.

«Что же, сегодня будет длинная ночь», — вздохнула Трейси, на интуитивном уровне опасаясь встречи. Убеждать себя, что не обязана быть только с ним — одно, убеждать в этом Марко — другое.

Трейси, поднимаясь на лифте, чувствовала себя застывшей ледяной статуей — так она тренировала спокойствие и выдержку. Двери распахнулись, и она сразу оказалась в просторной, освещенной только серебристым звездным светом гостиной. Быстро пересекла ее и остановилась у широкого входа в спальню. Марко стоял у высоких окон, возможно, рассматривал искрящийся под его ногами ночной город, а возможно, смотрел дальше: туда, куда кроме себя не пускал никого. Пиджак и галстук небрежно брошены на кресло, подбородок высокомерно вздернут, без слов объясняя, что Марко в дурном настроении, в руке — бокал с водкой. Трейси уже запомнила, что из крепких напитков он предпочитал итальянскую граппу.

— Марко… — тихо позвала она, сообщая о своем приходе.

Он повернулся, медленно, словно нехотя, будто не назначал встречу, и Трейси помешала ему.

— Раздевайся, — одно слово, как удар кнута, рассекло напряженную тишину. Трейси захотелось развернуться и бежать отсюда куда подальше, но она не шелохнулась, молча вступая с ним в поединок взглядов.

Всего дважды их встреча начиналась подобным образом, и ей не понравилось. Не понравилось чувство унижения, которое испытывала, словно она — подневольное существо, обязанное делать, что приказывает хозяин. Раздраженный, сердитый хозяин. Так Марко вел себя, если злился, и неважно кто был причиной. Хотя сейчас Трейси догадывалась, что причина в ней.

— Нет, — когда молчание достигло своего апогея, а тишина зазвенела и завибрировала между ними, привычно бросила она, сжимая губы и высоко вздергивая подбородок.

— Нет? — мягко переспросил он и двинулся к ней медленным пружинистым шагом. — Помочь?

Трейси напряглась. Нет, его помощь ей не нужна. Она ведь в любом случае останется без одежды, а борьба только заводила Марко. Сегодня она не доставит ему такого удовольствия. Иногда Трейси казалось, что лучше бы он бил ее. Нет, Марко более изощренными методами заставлял покориться ему, признать, что нужен ей.

— Нет, — сказал она, и Марко остановился. Трейси стиснула зубы и подчинилась, рванула замок, срывая с плеч платье, обнажая новое кружевное белье. Она даже не пыталась сделать так, чтобы это выглядело сексуально: движения резкие, порывистые, нетерпеливые. Когда платье было уже на бедрах, Марко быстро преодолел разделявшее их расстояние и схватил Трейси за подбородок.

— Тебе ведь нравится всё, что происходит в этой постели, так какого черта ты кривишься, будто тебе горькую таблетку дают?

Она дернула головой, вырываясь из захвата. Марко не стал удерживать, внимательно разглядывая ее.

— Ответь мне, Трейси, почему ты трахаешься со мной?

— Я… — на секунду замялась она, — я благодарна тебе и поэтому… — Она не договорила, пожав плечами, позволяя самому додумать остальное.

— Чушь собачья! — вспылил он, затем спокойней добавил: — Мне никогда не приходилось покупать женщин.

Он подошел близко, почти вплотную.

— Красивое. — Марко дотронулся до полупрозрачного кружева белья, высоко оценивая новое приобретение Трейси. Нежно обвел большим пальцем ареолы сосков, спустился ниже, поглаживая бедра, касаясь влажных трусиков.

— Это разве не доказательство? — шепнул он, обжигая взглядом там, где не поспевали его руки.

Трейси из-под полуопущенных ресниц следила за его действиями, стараясь унять бьющийся на кончике языка пульс. Ее безбожно тянуло к Марко. Он заряжал своей сумасшедшей энергией, наполнял каждую клеточку своими желаниями, делая их общими. Он электрическим разрядом срывал с нее кожу, оголяя натянутые нервы, владея целиком и полностью. И ей было стыдно. Стыдно, что она так сильно нуждается, так желает чужого, абсолютно неподходящего ей мужчину.

— Это… это — ничего, — продолжала гнуть свое Трейси.

— Ничего, — отозвался Марко, заглядывая ей в глаза. — Значит, ты оплачиваешь долг? Раздвигаешь ноги из благодарности?

— Нет, я… — Он не дал ей договорить, прикладывая палец к губам.

— А ты знаешь, что так, — Марко рванул платье вниз, — расплачиваются только шлюхи?

Трейси испугалась.

— Ты шлюха, Трейси?

Она потрясенно молчала, не зная, что ответить, хотя, возможно, у нее просто не было однозначного мнения на свой счет. Марко кивнул, делая соответствующие выводы.

— Значит, и трахать тебя надо как шлюху. — Он резко вскинул руку и крепко ухватил ее у корней волос, притягивая к себе. — Хорошо, я покажу тебе как это бывает. — Марко больно стиснул ей грудь, холодно разглядывая лицо. Трейси вскрикнула, отталкивая его от себя, и начала бешено вырываться, дергая головой, чем делала себе еще больнее. Он отпустил ее волосы, перехватывая руку, а Трейси, размахнувшись, дала ему звонкую пощечину другой и тут же притихла, цепенея от страха.


Он машинально ударил в ответ — щеку Трейси словно обожгло огнем, но она успела только ахнуть от неожиданности, потом комната перевернулась. Марко подхватил ее и грубо бросил на кровать. Не раздеваясь, не сняв даже часы, он подмял ее под себя, и не обращая внимания на град сыпавшихся на спину ударов, раздвинул ноги коленом.

Трейси яростно отбивалась, разозленная, доведенная до крайности от стыда и страха, пока настойчивая рука не сжала бедро, быстро продвигаясь выше, сдвигая трусики, заставляя ее просить:

— Пожалуйста, не надо так!

Марко сразу прекратил, поднимаясь, нависая над ней.

— А как надо? — Он провел пальцем по щеке, которую ударил. Пощечина была слабой, но след от ладони все равно алел на нежной коже. Потом начал целовать, медленно и долго, скользя губами по скуле и уголку губ. — Так?

Трейси во все глаза рассматривала красные отпечатки собственных пальцев на гладковыбритой коже. Она осторожно коснулась их, привлекая его внимание, затем потянулась к губам, целуя ласково и робко, меняя тактику, отдаваясь добровольно, нежностью гася жажду насилия.

Она сама расстегнула ремень на брюках и несколько верхних пуговиц его рубашки, поднимая ее вверх, помогая снять через голову. Когда Марко встал, чтобы раздеться полностью, она сама потянулась к бюстгальтеру, оставаясь в одних трусиках и то ненадолго. Он взял ее только тогда, когда Трейси сама прижалась к нему так тесно, что невозможно было понять, где кончается его тело и начинается ее.

Это было какое-то колдовство, по крайней мере, иногда именно так ей казалось. Трейси хотела ненавидеть его, собиралась сыграть в покорность и изобразить удовольствие, но тело горело, с упоением принимая ласки, а каждое движение приближало ее к своему собственному чувственному апокалипсису. И она готова была уже выдохнуть ему в губы сладкие стоны наслаждения, но Марко остановился, быстро вышел из нее и, положив руку на напряженный член, сделал пару резких движений, кончая на простыни.

Трейси, ничего не понимая, округлила глаза от негодования. «Какого черта?» — думала она, и вопрос отражался у нее на лице так ясно, что и вслух говорить не нужно.

— Я почти поверил, что злобная тигрица превратилась в нежного котенка. — Трейси только хлопнула глазами, а Марко, улыбнувшись, провел рукой по ее животу, спускаясь ниже и замирая, не доходя до цели. — Никто не заботится об удовольствии шлюх.

Она вспыхнула и оттолкнула его руку. Бурно дыша от злости и неудовлетворенности. Внутри все тянуло и пульсировало, напряжение требовало выхода, заставляя прикусывать губу от обиды.

— Ну, что же ты, не стесняйся, давай сама. Ты ведь хочешь.

— Иди к черту! — воскликнула Трейси, натягивая на себя скомканное одеяло.

— Обязательно, но не ты меня туда отправишь. — Она прикрыла грудь, прожигая его яростным взглядом. Марко же смотрел на нее, не скрывая насмешки: реакция Трейси была вполне ожидаема.

Трейси бросила на него короткий, но внимательный взгляд. Неужели Марко думает, что разгадал ее? Он ведь сам, очевидно, сильно увлечён ею и желает доказать им обоим, что она, Трейси, с ним не из благодарности или другой подобной ерунды, а потому что хочет этого не меньше чем он. Она с притворной кротостью взглянула на него и медленно откинула одеяло. Раз уж она попала в лапы к дракону, так почему бы не попробовать приручить его? Марко — мужчина, пусть не такой, как другие, но все же мужчина, и она заставит его желать ее как никакую другую женщину.

Трейси чувственно провела руками по груди, чуть задержалась на плоском животе и двинулась ниже, откровенно лаская себя: сначала осторожно, нащупывая нужный ритм, затем жарче, сопровождая каждое движение стонами, тихими и естественными. Она хотела получить разрядку, и она получит ее! Она поднимала бедра навстречу пальцам, чувствуя, как дыхание перехватывает, а оргазм спиралью закручивается где-то глубоко внутри.

Марко грубо выругался и схватил Трейси за лодыжку, прерывая и притягивая к себе. Он резко вошел в нее, снова готовый, возбужденный ее поведением. Она кончила практически сразу, обхватив руками его спину и вжавшись губами в шею. Марко остановился и крепко, до хруста, сжал ее в объятиях.

— Трейси, — позвал он.

Она потерлась щекой о его плечо, давая понять, что слышит.

— Если я узнаю, что ты спишь с другим мужчиной, отрежу ему яйца.

— А если я буду спать с женщиной, тогда что отрежешь? — Она просто хотела шуткой разрядить обстановку, но что работает с любым другим, не работает с Марко.

— С женщиной? — вкрадчиво переспросил он. — Это можно устроить.

Трейси широко распахнула глаза, упираясь ладонями в его плечи.

— Нет, — она покачала головой. — Нет, Марко, нет, — серьезно повторила Трейси.

Он был слишком мужчиной, слишком собственником, чтобы делить ее с другим, а вот еще одну женщину в постель привести мог. Наверное, мог. Марко рассмеялся, громко и весело, и Трейси даже немного расслабилась, пока он совершенно серьезным тоном не произнес:

— Не играй со мной, Трейси. Все равно проиграешь.

Один день из жизни женщины или одна ночь из жизни мужчины

Аншул Агани — практикующий успешный хирург — обратился в юридическую фирму «Уиллет и Стокбридж» в надежде, что профессионализм и надежность, которыми она известна, помогут ему отстоять свои права и честь и защититься от огромного иска, поданного семьей Таккер — преуспевающими владельцами местной сети супермаркетов. На кону стояла судьба человека и дело всей его жизни.

Три года назад на шоссе «Санрайз-Хайвей», ведущем в Хэмптонс, произошла авария. Беременная Элизабет Таккер не справилась с управлением, пробила отбойник и вылетела в кювет. Срок был большим — тридцать пять недель, — а ситуация критической: преждевременные роды сопровождались обильным кровотечением, бригада медиков была вызвана, но счет шел на минуты. Мисс Таккер повезло, — хотя сейчас она считает иначе — Аншул Агани был одним из остановившихся водителей. Профессиональный хирург сразу оценил шансы и не стал ждать помощь: жизнь матери и ребенка висела на волоске. Он провел экстренные роды в экстремальных условиях — спас две жизни, стал героем. Только по прошествии времени выяснилось, что ребенок — трехлетний Джоуи — сильно отставал в развитии. Диагноз: родовая травма головного мозга. Счастливая благополучная жизнь семьи Таккер рассыпалась, как карточный домик. Других винить всегда легче, чем себя, и они нашли виновного. Уолтер Таккер обвинил мистера Агани в непрофессионализме, из-за которого его единственный ребенок стал инвалидом. Он требовал отобрать у него лицензию врача и оплатить компенсацию: моральный ущерб, медицинские расходы и штраф — общая сумма иска два миллиона долларов. Дело приобрело огромный общественный резонанс: кто-то требовал гнать Агани из профессии, чтобы не плодить «губителей жизни»; кто-то полагал, что лучше иметь живого ребенка, чем оплакивать мертвого младенца.

Аншул Агани имел исключительно положительную репутацию, десятилетний опыт работы в качестве хирурга и обширную практику в хорошей частной клинике, и он никогда не сталкивался с подобными обвинениями в свой адрес. Только Таккеры были стопроцентными белыми американцами, Агани — индус по происхождению, получивший гражданство, женившись на американке. Эта борьба не только родителей и врача, оказавшего, по их мнению, неквалифицированную помощь, здесь столкнулись две общественные касты: те, кто считал расизм и вынесение вердикта «виновен», ориентируясь на цвет кожи — недопустимым и те, кто верил, что права «истинных» американцев достойны защиты в первую очередь. Конечно, вторые обличали недопустимые формулировки во вполне корректные высказывания, но уловить суть сведущему человеку труда не составляло.



Трейси Полански и Дилан Уайт вместе со штабом младших юристов и помощников корпели над делом, выстраивая прочную линию защиты, осознавая, что у истца отличные адвокаты и все шансы добиться победы. Трейси сразу понравился мистер Агани, — а первому впечатлению она всегда доверяла. Он казался серьезным, рассудительным и верным клятве, которую давал:

В какой бы дом я не вошел, я войду туда для пользы больного…



Самое ценное — жизнь. Жизнь человека, и Аншул свято верил, что ничего не может быть дороже. Если бы ему предоставилась возможность изменить прошлое, избежав тем самым свалившихся на него серьезных обвинений, он поступил бы точно так же. Это заслуживало уважения, и Трейси собиралась защитить его честь, достоинство, право заниматься любимым делом и, конечно же, деньги.

Две недели, которые длился сам судебный процесс, стали самыми напряженными — в плане работы — за последние месяцы. Мистер Уиллет именно Трейси поручил выступать в суде — дело «Американ табако» сыграло в оказанном доверии немаловажную роль. Пока мнение жюри присяжных ни в чью пользу однозначно не склонилось, на чаше весов: раздавленные сокрушительным диагнозом родители и врач, в чьей компетенции не было сомнений, кроме одной-единственной жалобы. Серьезной жалобы.

Трейси апеллировала тем, что подобные иски привели к закрытию во многих госпиталях отделений экстренной медицинской помощи, а врачи стали исходить из логики — лучше вообще не оказать помощь человеку, чем потом доказывать, что избранный метод не нанес вреда здоровью пациента. Это прямо противоречило моральному кодексу и клятве Гиппократа, но поскольку многие люди настолько жаждали наживы и затевали высосанные из пальца судебные иски, что врачам ничего другого не оставалось. Ее клиент — ответчик мистер Агани — спас двух человек, а его послужной список и положительные отзывы пациентов говорят о том, что его врачебные навыки на высшем уровне.

Адвокат истца давил на то, что непомерное самомнение Аншула Агани относительно собственного профессионализма привело к трагедии в семье Таккер. Если бы он просто стабилизировал состояние Элизабет Таккер, дожидаясь прибытия бригады медиков с соответствующими оборудованием и, как минимум, более подходящими условиями для родов, чем покореженный автомобиль, необратимых последствий удалось бы избежать. А еще тем, что в семье Таккер нет людей с физическими отклонениями. Он яро утверждал, что это именно врачебная ошибка, а за ошибки нужно платить.