Кровь за кровь

Вопрос: Как долго может гореть свеча?

Ответ: Пока от неё ничего не останется.

Свеча Аарона-Клауса горела двадцать шесть часов. Пламя уже умирало – сжалось до болезненной голубой каёмки, – когда в штаб-квартиру ворвался Райнигер. Лидер Сопротивления с такой силой захлопнул дверь, что вызвал порыв ветра. Он пронёсся по подвалу пивной, облизывая края сложенных в стопки папок.

Огонёк свечи потух. Поднялся дым, призрачными щупальцами потянувшись к бумажным самолётикам, которые они с Аароном-Клаусом сделали вместе. Но видела это только Яэль. Все остальные – Хенрика и другие германские боевики – смотрели на генерала национал-социалистов, задержав дыхание, ожидая вердикта.

– Он жив, – сказал Райнигер. – Ублюдок выжил.

Никто не проронил ни слова. Яэль не отрывала глаз от дыма, следя, как он поднимается. Растворяется, пока не осталось даже лёгкой дымки. Она знала, что Райнигер говорит не об Аароне-Клаусе.

Когда новость о том, что фюрер жив, достигла общественности, телевидение тоже вернулось к жизни. Экранные пиксели мерцали ярче, чем обычно. Адольф Гитлер – «Рейхссендер» назвали это чудом – смог выжить после трёх пуль, выпущенных Аароном-Клаусом ему в грудь. Сорок девятое покушение на убийство.

Вопрос: Сколько раз один фюрер может выжить?

Вопрос: Сколько раз один недоубийца может умереть?

Ответ: Столько раз, сколько «Рейхссендер» решит повторить эту сцену.

Они показывали эти кадры снова и снова, и снова, и снова. Все четыре выстрела.

Мгновение увековечили.

Очередная смерть оказалась напрасной.





Часть II

Дикая земля




Глава 13




Ходьба пешком никогда не была любимым способом передвижения Луки Лёве. Медленно, с плохим соотношением затраченной энергии и фактически покрытого расстояния. Его мотоциклетные ботинки начали впиваться в пятки при каждом шаге. Лука был почти уверен, что если снимет их, то найдёт на ногах волдыри размером с Везувий, и с его же «взрывоопасностью».

Но шанса снять ботинки у него не было. Приземлился Лука не особо грациозно, в переплетение сосновых веток. Ему потребовалось в лучшем случае полчаса, чтобы избавиться от ремней парашюта и добраться до земли, не переломав ноги. К тому времени Яэль его уже искала. Это было похоже на игру в жмурки: темнота, крик, темнота, крик – и так до тех пор, пока фройляйн не вывалилась из леса с бледно-зелёным Феликсом на буксире.

– Идём, – сказала она, крепко сжимая свой вновь сложенный парашют. – Нельзя медлить, вдруг наше приземление кто-то заметил.

В возможности оказаться замеченным Лука начинал сомневаться. В этих местах не было ни единого признака существования других людей, не говоря о цивилизации. Они уже много часов брели по талым остаткам зимних сугробов, мимо сосновых стволов, пихтовых, рябиновых… бесконечных рядов деревьев.

По крайней мере, казалось, Яэль знает, куда идёт. После бального зала внешность она не изменяла – волосы всё такие же белые, глаза ядовито-голубые, – быстрые движения делали её ещё больше похожей на ртуть. Одновременно струящейся и смертоносной. Она вела их на юго-восток, в сторону тяжёлых рассветных облаков. Несколько раз они останавливались у ледяных ручьёв ради долгих, жгучих глотков воды. Яэль отломала пару ветвей у ближайшей сосны, ощипала с них иглы, словно перья с птицы, и вручила парням.

– Пожуйте, – сказала она. – Это поможет перетерпеть голод, пока не найдём место для привала.

Лука закинул сосновые иголки в рот: «Вкус как у Рождества».

Они всё шли и шли, а утро уже превратилось в день. Они перебирались с холмов на холмы, пока Луку не стало мутить не только от деревьев, но и от скользкой ледяной корки под ногами. Волдыри надувались под ботинками, пока один не лопнул, пропитывая ткань носка. Ключицу нещадно жгло – будто невидимый штандартенфюрер шёл рядом и бесконечно прижимал к коже сигарету.

Лука сейчас многое бы отдал за хорошую затяжку. Он был слишком шокирован, чтобы воспользоваться возможностью и насладиться сигаретой, которую впихнул ему Баш. Она вывалилась у него изо рта в считанные секунды – стремительно улетающий пепел и крошечное обуглившееся пятно на полу бального зала, которое штурмманн СС сразу же затоптал. Какая потеря…

К слову о желаниях: Лука не отказался бы и от своего Цюндаппа. Не то чтобы мотоцикл здесь особо пригодился. Где бы это здесь ни было…

– Кто-нибудь знает, где мы находимся? – спросил он.

Феликс пожал плечами. После прыжка с самолёта он не проронил ни слова. Парень уверенно шёл вперёд, хотя последний час Лука стал замечать, что шаг его замедляется.

Яэль посмотрела на них через плечо. Нос её определённо был в очень плохом состоянии; толстая красная линия на сломанной переносице точно соответствовала порезу от кольца на скуле. Остальная часть лица превратилась в отёкший кровавый синяк.

– Где-то на территории Московии, – ответила Яэль.

Территория Московии. Бывшие советские земли. Не удивительно, что здесь так чертовски холодно. Отец Луки много послевоенных лет рассказывал об этих местах – о морозных ночах в окопах и застывающем в баках горючем.

– Мы где-то посреди тайги, – продолжала Яэль, не прекращая путь, – судя по типу лесов и животным, их населяющим, держу пари, мы недалеко от Урала.


– От Урала? – лицо Феликса обострилось. – Но… мы же в нескольких днях езды до Германии.

– Пешком и того дольше.

– Разве не хорошо оказаться в нескольких днях пути от людей, которые хотят открутить нам головы? – поинтересовался Лука.

Но механик вновь погрузился в угрюмую тишину. Одеяло из самолёта распахнулось за его спиной подобно плащу, когда Феликс запнулся о корень. Он взмахнул здоровой рукой, пытаясь удержать равновесие. Правая ладонь была спрятана от чужих глаз, засунута под запятнанную кровью рубашку.

– Здесь нам гораздо лучше, – сообщил ему Лука. – Территории Московии. Бесконечные земли съедобных сосен и… каких там животных ты здесь заметила, фройляйн?

– Чуть раньше я увидела соболя. А вот это, – она кивнула на ближайший клочок снега, он был серым от грязи, придавленным в некоторых местах, – волчьи следы.

– ВОЛЧЬИ?

– Мы в лесу, – напомнила Яэль.

– И явно попахиваем, словно проклятая мясная лавка. – Лука окинул взглядом побитое лицо фройляйн, окровавленную рубашку Вольфа. Может, здесь им и не лучше… – Да мы просто ходячий деликатес.

Яэль шагнула прямо на снежный островок, её узкие следы придавили отпечатки волчьих лап: «Они, скорее всего, слишком боятся людей, чтобы показаться».

– А если нет? – спросил Лука.

– Нужно не прекращать двигаться. Найти хорошее место для привала до темноты, – заметила она.

И они продолжили идти. Пейзаж особо не менялся. Деревья, деревья, снег, волчьи следы (теперь, когда Яэль показала отпечатки лап, Лука видел их повсюду), деревья, деревья, замёрзший ручей, деревья… И, наконец, дорога! Когда Лука только её заметил, то решил, что это галлюцинации. Тропинка выглядела одичало, с грязными застывшими лужами и голыми ветками давно почивших сорняков. Но Яэль тоже её заметила. Девушка опустилась коленями в грязь, изучая путь.

– Она должна куда-то вести. – Лука встал у Яэль за спиной. (Но не слишком близко. Он видел рефлексы девушки в действии и искренне желал, чтобы солнечное сплетение/нос/его пах так и оставались нетронутыми). – Ведь так?

– Этого я и боюсь. – Яэль нахмурилась. – Мы снова на территории Рейха. Здесь стоит бояться не только волков.

Точно. Лука задумался: интересно, а плакаты с надписью «РАЗЫСКИВАЮТСЯ» уже успели напечатать? Наверное, они взяли фотографию Феликса из досье в Гонке Оси. Портрет Луки можно было взять со старых плакатов времён победы в гонке 1953 года, только замазать лозунг «Слава Победе!». Вместо фотографии Яэль он представил большой знак вопроса.

Они ходячий деликатес, головы, за которые назначена награда.

– Слушай, как бы мне ни нравились сосновые иглы, нам нужно найти нормальную еду, – сказал Лука. – Еду, лекарства, место для сна, и не попасться на обед волкам. Пойти по тропинке – неплохой шанс найти всё это.

Яэль кивнула, но хмуриться не перестала. Это выражение казалось поистине зловещим на её окровавленном лице: «Мы пойдём вдоль дороги. Не по ней. Если столкнёмся с кем-либо, мы даже сбежать не сможем, не то что дать отпор».

Ещё несколько часов они брели в тишине, слишком уставшие, слишком измученные, чтобы говорить. Шаг Феликса становился всё медленней и медленней, оборвавшись, в итоге, резким падением. Колени на земле, лицо и грудь распластаны на покрытом ледяной коркой и волчьими следами снегу. На улице подмораживало, но по лбу Феликса тёк пот, светлые волосы прилипли к лицу.

Он упал так ровно и лежал неподвижно, что Лука испугался, как бы парень не умер прямо здесь и сейчас. Но когда Яэль кинулась к механику, тот принялся лопотать, слабо отталкиваясь от земли здоровой рукой: «Нет. Н-надо идти. Я д-должен с-спасти…»

Его голос потонул в приступе кашля.

– У него лихорадка. – Яэль перевернула Феликса на спину, вытаскивая больную ладонь парня из-под рубахи. – В ранах началось заражение.

Она была права. Даже его целые пальцы опухли и покраснели, надувшись до размеров небольших сарделек. Сейчас, когда Лука подошёл ближе, он понял, откуда исходила вонь. От неё его пустой желудок чуть не вывернуло наизнанку.

Брат Адель не сможет больше сделать ни шага, а значит, и они тоже.

– Итак, привал будет здесь. – Лука осмотрелся. Лишь мрачные сосны, окружённые густым ковром опавших иголок. Не лучший выбор места, если нужно спрятаться от ледяных ветров, блуждающих среди деревьев. И ещё хуже, если не хочешь стать закуской для волков.

Яэль бросила парашют, который несла всё это время, и принялась распиливать один из его тросов о ближайший камень.

– Я пойду поставлю пару ловушек. Посмотрим, что из еды ещё удастся найти. Оставайся здесь и присматривай за Феликсом. Попытайся раздобыть огонь. Когда я вернусь, сделаем из парашюта палатку.

Луке потребовалось в общей сложности десять минут, чтобы собрать ветки для костра, следуя смутным инструкциям из былых дней в Гитлерюгенд: сначала бумага или хворост для розжига, потом маленькие ветки, большие дрова в самом конце, не забыть оставить пространство для воздуха. Его куртка до сих пор была влажной после купания во рве (прошли почти сутки, но кожа была упряма). Пока они шли, Лука этого почти не замечал, но когда к вечеру температура начала падать, он осознал, что нужно развести костёр. Сейчас же.

Лука схватил две палки и начал тереть их друг о друга.

Кожа Феликса пошла пятнами – покраснели и побледнела. Механик дрожал под тканью парашюта и одеялами, в которые Яэль его укутала. Его губы двигались, бормоча безумное: «Прыгнули слишком рано. Нужно идти. Нужно идти дальше. Фюрер убьёт… х-всех. Н-нет, не спасены».

Нереальный, лихорадочный бред.

– Гитлер мёртв. – Лука тёр палки так быстро, как только мог. Быстрее, быстрее, пока одна не сломалась. Где-то вдалеке, за стеной деревьев, в ответ хрустнула другая ветка. Звук заставил Луку подпрыгнуть.

Может, волки пришли пораньше?

Плевать на сигареты и мотоцикл. Верните ему пистолет!

– Не мёртв! – Голос Феликса из бредового лепета стал безумным криком. – Он не убиваем! Не может! Не умрёт!

По мнению Луки, это было слишком громко и немного безумно. Феликс с тем же успехом мог заорать, призывая всех хищников в округе: «Вкусное мясо! Хватит на всех!» Победоносный как раз раздумывал, как побыстрее его заткнуть, когда Феликс внезапно сорвался на шёпот:

– Он-на виновата. Весь этот… этот план.