Кровь данов

– С собакой? – переспросил Влик, переводя взгляд с меня на Остаха и обратно.

– Кайхур, мой друг. Это редкая порода, из-за моря, – объяснил я ему. И приврал: – С нее по весу золотом берут, такая дорогая порода.

Влик вспотел еще больше и вытер испарину со лба.

– Э-э-э, я не видел никакой собаки… – пролепетал он.

– Веди, – коротко велел ему Остах.

И важный, сановитый Влик, запросто общающийся со многими отцами города, послушно развернулся и двинулся к гостинице.

Едва войдя в сдвоенную тесную комнатку с небольшим оконцем, через которое и проникли злоумышленники, Остах бросился к высокому сундуку. Старый Ллуг сидел посреди комнатки на полу, заляпанном кровью, и держался за голову. Увидев меня, старик залился слезами и попытался подняться. Я махнул ему рукой, чтоб не вставал. Двое слуг, избитых до синевы, сидели на кровати.

Сундук был распахнут, а крышка, выломанная с куском обшивки, валялась рядом. Остах, не заглядывая внутрь, отодвинул его и поднял половицу. Послышалась густая брань на дорча.

– Где Кайхур? – спросил я Ллуга, присаживаясь рядом с ним и убирая руки от головы. Череп цел, только кожа рассечена.

– И сюда залезли, чтоб клиббы им потроха живьем жрали! – заорал Остах, пиная сундук. – Всю кубышку утащили!

– Эти, в черном, залезли в окно. Кайхур их сразу услышал, затявкал. Я, дурень старый, думал, балует щенок. Отругал его. Так он первого, того, что влез, цапнул за ногу. А тот так его о стену шваркнул, – старик указал на угол, – я думал – конец псу. А тот, в черном, мне по голове двинул…

– И что с ним? – нетерпеливо перебил я.

– С Кайхуром-то? Не знаю, мне как по голове шарахнули – так сомлел я, – виновато ответил старик.

– Тот, что Ллуга отоварил, к щенку подошел, – сказал один из избитых. – Так он ему в палец вцепился – втроем еле оттащили.

– В окно они его выкинули, – добавил второй. Я повернулся, намереваясь выскочить из комнаты на поиски, но слуга крикнул мне вслед: – Они его с собой забрали, я слышал! Шкуру грозились с него стащить!

– Суки! Суки! Уроды! – закричал я по-русски, пиная злополучный сундук. Выпустив пар (и изрядно ушибив ногу), я уставился на Влика. Тот под моим взглядом съежился и постарался казаться как можно меньше.

Я подошел к Остаху, схватил его за рукав и оттащил в угол. Мы немного пошептались, после чего Остах приблизился к Влику, стоящему в дверном проеме. Тот с испугу сделал шаг назад.

– Наследник Олтер очень гневается, – проникновенно начал Остах. Я сдвинул брови. – Мы понадеялись на вашу защиту. И наместник тоже недоволен.

Влик громко сглотнул и схватился за косяк.

– У моего господина похитили друга, который спас ему жизнь. Такое не прощается. Также похитили драгоценности, которые собирали многие поколения горцев… – Остах приблизил свое лицо к Влику. Глаза начальника госпиталя забегали. – Мой господин недоумевает, почему врачеватели еще не оказали должной помощи его людям, которые пострадали в твоем госпитале?

– Э-э. Но уже вечер, и все… – Остах наклонился еще глубже, и Влик прыжком отскочил назад, выставив вперед пухлые ладошки. – Я немедленно распоряжусь! Немедленно! – он развернулся, собираясь улизнуть.

– И они будут жить здесь безоплатно все то время, пока их лечат! – рявкнул Остах, и колобок Влик подпрыгнул.

– Непременно! Конечно, господин! – поклонился глава госпиталя и убежал.

– Мы завтра еще придем, поговорить! – крикнул я ему вслед.

Он вжал голову в плечи и припустил еще сильнее.

– Сейчас придут лекари, – сказал я Ллугу. – Потом поспите хорошенько.

Подойдя к слугам, я спросил:

– Уродов разглядели?

– Нет, господин, – синхронно мотнули головой они.

– Горцы? – спросил я.

– Нет, из местных. Имперцы, – почесав макушку, сказал один из слуг.

– Понятно, – сказал я и развернулся.

Вскоре мы покинули негостеприимный госпиталь. У ворот нас поджидал Тумма. Я сел в свое кресло – не стоило мне пинать сундук, только ногу разбередил, – и мы двинулись в обратный путь.

– И что тебе понятно? – спросил меня Остах, едва стражники остались позади.

– Я же тебе про пир рассказывал? Это наместник очередную каверзу приготовил… – зло сплюнул я в дорожную пыль. – Проучить решил, чтоб я не умничал.

Факел в руке Туммы качнулся, и великан подошел ко мне. Мы остановились, и я с интересом посмотрел на лицо Туммы, которое в пляшущем свете факела казалось вылепленным из глины – с острым подбородком, скулами и высоким лбом. Только повязка на глазах смазывала впечатление.

– Олтер, – прогудел великан, – я сегодня подслушиваю. Чужие слова сами влетают в уши, – пожал плечами лекарь.


– Трудно не услышать то, о чем не скрывая говорят вслух, – помог я ему. – Ты ведь слепой, а не глухой.

– Я работал. С господином и госпожой. Они говорили; я слышал. Вбежал слуга, сказал о нападении. Хозяин ругался. Это не он.

– Ты защищаешь его? – спросил я с интересом.

– Раб – не защита господину, – пожал плечами Тумма. – Не иди ложной тропой. Найди маленького друга. Твой оунманастри жив, я вижу.

– Спасибо, – растрогался я и подошел к Тумме. Взял его за руку, отчего тот вздрогнул всем своим огромным телом. – Спасибо за помощь, Тумма!

Великан улыбнулся – в свете факела выглядело это страшновато – и вновь возглавил нашу процессию.

Тумме я поверил сразу, хоть тот и говорил не совсем понятно. Теперь я не знал, что и думать. В то, что нападение случайно, – не верил ни капли. Задумавшись, я не заметил, как мы добрались домой. А на крыльце лежал… мой маленький Кайхур, весь в крови и с поломанным ухом.

– Кайхур! – крикнул я и вскочил с кресла, бросившись к щенку.

Тот поднял голову и замолотил хвостиком по половицам. Встать на ноги у него не хватило сил. Я обнял его и стал ощупывать и осматривать. Остах отобрал щенка, и мы вместе искупали его в фонтане за домом.

– Ты смотри – ни царапины, – покачал головой Остах, сам себе не веря. – И ребра целы. Живой твой кролик, живой, – сказал Остах, вручая щенка.

Я схватил Кайхура и прижал к груди. Надо ли говорить, что уснул Кайхур, лежа в моей кровати? Засыпая, я смотрел на его уродливую мордочку и строил планы мести. Знать бы еще, кому мстить!..





Глава 7




Где-то в горах Дорчариан

Арратой

Арратой смотрел, как обустраивают стоянку на ночь. Место для привала выбрали подальше от дороги, чтобы никто из местных ненароком не набрел. Если вдруг столкнутся на дороге с местными днем – плохо будет. Или они, или те живыми останутся. Обнадеживало Арратоя только то, что опасные развилки успели проскочить незамеченными, а здешние окрестности малолюдны.

Гвоздь пошел за водой, Щербатый с Ремнем тащили хворост, а Пиво копался в котомках со снедью. По сравнению с первыми днями, когда бывший купец очнулся посреди ругани, поножовщины и беспорядка, картина выглядела невинной и безмятежной. Однако Арратой все еще поневоле чувствовал себя обманутым пастухом, которому вместо отары послушных овец подсунули стаю голодных облезлых псов.

Как они с Клопом, чудом не переломав кости, спустились по веревке, что так и висела всеми забытая после штурма Старого поста, Арратой еще помнил. А вот их дальнейший путь и нечаянная встреча с шайкой дезертиров у бараков уже прошли мимо него. Дезертиры, разорявшие бараки, собирались прирезать неудачливых пьяниц, но Клоп растрезвонил им про горское золото, которого хватит на всех, и те передумали.

В первый же вечер, когда каждый давился своей награбленной пайкой, зыркая по сторонам, одного бедолагу зарезали за косой взгляд на чужой кусок хлеба. Тогда Арратой был слишком раздавлен похмельем и ужасом от понимания того, с кем ему предстоит идти дальше. Во второй вечер, когда вновь началась грызня, Арратой вышел на середину освещенной пламенем костра поляны. Он, конечно, не Коска Копон, но понимал, что такой разобщенной ватагой в горах не выжить.

– Всю еду надо сложить и готовить на всех, – глядя поверх голов, громко сказал Арратой. – Иначе ничего не выйдет.

Чавканье и переругивания прекратились. Ненадолго.

– Слышь, жратву в общак скинуть!.. – послышалось справа. – А сам-то и без жратвы!

– Оно и понятно!.. – поддакнули рядом.

– Пиво, слышь, чего Книжник удумал?! – крикнул кто-то через всю поляну.

– Как ты меня назвал? – вздрогнул Арратой. Воспоминания о Книге остались не из приятных.

– Ты же с Книгой жил? Вот и Книжник, – ответил смуглый щуплый беглец.

– Я не книжник, – раздельно ответил Арратой. – Не учетчик. Не раб. Можешь звать меня Арратоем. Или купцом.

К Арратою приблизился невысокий дерганый мужичок. Все звали его Пиво. Из услышанного ранее Арратой сделал вывод, что именно этот мутный тип и подбил всех на побег.

– Слышь, Череп больно много командовал – вот и сбегли мы. Ты тоже покомандовать решил, Книжник? Так от тебя мы не побежим, кхе-кхе. – Он недобро осклабился и положил руку на тесак. Вооружены все были знатно: тесаков и старых кожаных доспехов в оружейке крепости оказалось предостаточно. Один из беглецов, бывший охотник, даже раздобыл лук со стрелами.

– Ты жить хочешь? – Арратой решил проглотить «книжника». Испытанный в драке короткий меч висел в ножнах на бедре, но прикасаться к нему Арратой не стал. – Горы вокруг. Еду всю собрать и готовить горячее. Вдруг удастся кого подстрелить – все в котел. Нам долго идти.

В той стычке Арратой победил в главном, уступив в малом – согласился на прозвище. Теперь ни у кого из ватаги имен не было: Клоп, Ремень, Топор, Оспа, Гвоздь, Щербатый, Злобный и Пиво шли за горским золотом, к которому их вел Книжник. Арратоем теперь именовал себя только сам бывший купец. Первые дни, едва оклемавшись, Книжник гнал ватагу с утра и до глубокого вечера. В ответ на поднявшийся ропот Арратой пояснил, что встреча с воинами дана Дорчариан ничем хорошим не закончится. Тогда притихли. И огонь стали разводить в ямке, как научил неразговорчивый Топор. Злобный оказался бывшим охотником и пару раз притаскивал каких-то птиц, которых разваривали в кашу. Кашеваром себя сам назначил Пиво, но горячее у него получалось вполне сносное. Рабам при Колодце такая еда и не снилась.

После того как миновали развилку на Паграбу, а дорога все больше стала напоминать широкую тропу, Арратой успокоился и сбавил темп. Он сверился с картой и объявил, что ни деревень, ни сел навстречу не попадется. С опасливым уважением посмотрев на свиток в руке Арратоя, беглецы промолчали. Ни ставить караулы на ночь, ни высылать вперед разведчиков Арратой не умел. Однако они уже не были разношерстной толпой беглецов, а все больше походили на сбитую ватагу, объединенную общим помыслом.

– О чем задумался, Книжник? – окликнули Арратоя.

– Хавчик готов, стынет уже! – подстегнул Пиво.

Купец подхватил свой кожаный шлем, который вынужденно использовал и как посуду, и пошел к костру.