Конец радуг

– Думаешь, к нему вернется соображаловка?

– Возможно. Наука не стоит на месте. А если даже Паркеру она не поможет, мы его в нужном направлении подталкивать будем. Его проблемы в значительной степени от того, что ему в молодости слишком легко все давалось. Он слишком заносчив, чтобы браться за реально трудные задачи. – Она ткнула рукой в сторону Сю. – Ешь давай.

Сю кивнула и потянулась за сэндвичем. Они это уже проходили. Фактически именно такие споры и привнесли критически важную для доктора Сю Сян разницу. Но, быть может, ей повезло больше, чем Томми. В ближайшем будущем главной трудностью будет отбиться от различных предложений работы. На правительство.

Сю куснула сэндвич. Ореховое масло и желе. Ну не так уж плохо.

– У тебя была возможность попрактиковаться с теми, кто нам сегодня встретился?

– В смысле, шринка изобразить? Да, я просмотрела журнал твоей Эпифании, несколько анонимных консультаций запостила. Совет, который мы дали Карлосу Ривере, оказался удачным. Да, у него нарисовались проблемы, но такова жизнь. А что до Хуана, то мы сделали все, что было в наших силах, по крайней мере, на данный момент.

Сю улыбнулась с полным ртом орехового масла и желе. Она не сразу постигла всю гениальность Лены. Психиатрия, как ни крути, дело тонкое. Лена говорила, малышке Мири нравится представлять свою бабушку колдуньей. Лена утверждала, что знает это, хотя Мири ни разу не делилась с ней. Теперь до Сю дошло, что Лена и есть та, кем ее воображает Мири, во всяком случае, метафорически. Я никогда не понимала других людей, но теперь, когда Лена смотрит моими глазами и подсказывает мне на ухо, я учусь.

Но оставались загадки:

– Если честно, я не понимаю, почему твоя внучка так чурается Хуана. Да, дети не помнят, что в действительности произошло в Пильхнер-холле, но мы знаем, что они подружились. Вот бы нам до журнала Мири добраться…

Правительственные агенты все еще не вернули его.

Лена ответила уклончивым вопросом:

– Ты в курсе, что Элис выписали домой из госпиталя?

– Да! Твоими стараниями знаю, но без подробностей.

– А подробностей не будет. Элис-де болела, но теперь ей лучше. На самом-то деле я давно поняла, что ставка в игре Элис – ее собственная душа. На сей раз она ее почти лишилась, и каким-то образом это связано с грандиозной лажей моего бывшего в УСД. Думаю, Элис поправится. Хуану с Мири это должно помочь. – Лена выпрямилась в кресле. Или, вернее, послала креслу команду изменить наклон. Самостоятельно Лена выпрямиться не могла. – Мы это уже обсуждали. Мири бывает чертовски упряма. Она унаследовала это качество от сукина сына, а Боб пропустил в своем поколении. И теперь упрямство гложет ее: Мири подсознательно мнит себя виноватой, ей кажется, что они с Хуаном облажались и натворили ужасных дел с Элис.

– Гм, Лена, это как-то ненаучно звучит.

– Я опускаю технические подробности.

Сю кивнула.

– И ты приносишь результат. В Фэйрмонтской школе некоторые меня считают гением по части общения с людьми. Меня!

Лена передвинула руку на пару дюймов по столешнице, насколько позволяли искривленные кости. Сю нежно взяла ее в свои.

– У нас с тобой классная команда получилась, да? – сказала Лена.

– Да. – И не только благодаря Лене. Не только потому, что они спасли Томми и его друзей. В начале ее фэйрмонтского класса выпадали мрачные деньки, когда Сю теряла надежду, что когда-нибудь наверстает упущенное, да и Лена не была тогда такой счастливой и расслабленной. Они вместе выбрались на дневной свет. Сю посмотрела на маленькую старушку, десятью годами младше ее самой. Мы с Леной вместе достигли кое-чего примечательного. По отдельности же…

– Лена, как думаешь, получится у меня людей оценивать так же хорошо, как ты?

Лена пожала плечами и едва заметно улыбнулась.

– Ой, не знаю.

Сю склонила голову, припоминая небольшие эпизоды последних месяцев. Лена Гу почти никогда не лгала в открытую. Она, кажется, понимала, как это скажется на доверии к ней. Но Лена умела уходить от правдивого ответа, даже если ей задавали прямой вопрос.

– Лена, когда ты так говоришь – ой, не знаю – и пожимаешь плечами, это ведь значит нет, даже через миллион лет?

Лена взглянула на нее широко распахнутыми глазами и пожала руку.

– Гм. Ну что ж, а вдруг в твоем случае потребуется меньше миллиона лет?

– Это хорошо. Потому что, Лена, я тебе вот какую штуку хочу сказать… Не думаю, что Роберт такой сукин сын, каким его помнишь ты. Он, по-моему, неподдельно переменился.

Лена выдернула руку.

– Беру свои слова обратно. В твоем случае миллиона лет может не хватить.

Сю потянулась к ней, но Лена положила руку обратно на колени. Неважно. Есть вещи, которые просто необходимо озвучить.

– Вначале Роберт вел себя грубо, но ты посмотри, как он Хуану помог. У меня есть теория. – Она показала Лене ссылку на «Nature». Это была не совсем ее личная теория. – У Роберта случился эквивалент серьезной травмы, после которой восприятие мира фундаментально изменяется.

– Сю, ты слишком много бульварных статеек читаешь. Оставь это нам, профессионалам.

– Он словно исцелился от всех старых ран. У него остались воспоминания, но физически он просто обычный молодой человек. У него есть право на второй шанс, все наладить. Лена, разве ты не понимаешь?

Лена дернулась при этих словах, потом еще сильнее выгнулась вперед. Долгое мгновение молчала, глядя на свое исковерканное тело, качая головой в вежливом отрицании. Затем снова подняла глаза на Сю. В них мелькнуло нечто вроде слез.

– Тебе многому предстоит научиться, девочка моя.


И с этими словами она откатилась от стола. Инвалидное кресло быстро приподнялось и развернулось.

– Боюсь, на сегодня с меня хватит.

Она покатила к себе в спальню.

Сю убрала посуду. Лена обычно настаивала, что сама на кухне справится.

– Это я еще могу делать своими руками, – говорила она частенько.

Не сегодня. И, разбирайся я в людях хоть немного лучше, – подумала Сю, – я могла бы догадаться, почему.





35

Недостающая буква




Зульфикар Шариф пропал из аспирантуры Орегонского университета. Роберта встретило весьма старомодное сообщение об ошибке:



Не числится среди зарегистрированных студентов, не числится в Орегонском университете.



Даже энум Шарифа был помечен как незанятый. Это немного пугало. Роберт отправился на поиски. В мире обнаружилось около тысячи поисковых соответствий запросу «З* Шариф». Однако ни одно из общедоступных не подходило, а остальные с разной степенью компетентности пытались закрыться от внимания.

Но Зульфи Шариф, который требовался Роберту, технически грамотней не стал. Спустя пару часов Роберт напал на его след в Калькуттском университете.

Шариф выглядел очень уныло.

– Профессор Блэндингс меня уволила.

– Как, из орегонской аспирантуры? В мое время у нас, профессоров, такой власти не было.

– Профессору Блэндингс помогли ваши спецслужбы. Я несколько недель пытался объясниться с чрезвычайно настойчивыми агентами американского правительства. Им все не верилось, что я не имею отношения к неоднократным взломам своей учетки.

– Гм. – Роберт отвернулся от Зульфи Шарифа, посмотрел на город вокруг. День, судя по всему, выдался жаркий и душный. Рядом с их столиком кружились толпы, смеялась и распевала молодежь. На горизонте положенное количество башен, высоких и из слоновой кости[33]. Калькутта в современном индийском представлении. На миг им овладело желание открыть второй канал, отрицающий, и попытаться отделить надуманное от реального. Нет, сосредоточься-ка лучше на том, что в Зульфи Шарифе реально, а что надуманно.

– Я догадываюсь, что лучшим доказательством вашей непричастности стало разрешение вернуться в Индию.

– И это так, хотя порой я задумываюсь, не оставили ль меня, как рыбу, бултыхаться на конце очень длинной удочки. – Он устало усмехнулся. – Профессор Гу, я искренне хотел написать о вас диссертацию. Вначале мной владело академическое отчаяние. Я вас рассматривал как трофей, которым смогу откупиться от Энни Блэндингс. Но чем больше мы общались, тем…

– Как много было в том Шарифе от вас? Сколько вас?..

– Я тоже гадаю! По меньшей мере двое, помимо меня. Это чрезвычайно раздражало, сэр, в особенности поначалу. Я мог интервьюировать вас, продвигаться по списку вопросов, которые, как я знал, впечатлят профессора Блэндингс, а потом – бац! – и оказаться посторонним слушателем!

– Значит, вы по-прежнему видели и слышали происходящее?

– Да, зачастую это было так! И настолько часто, что я начал размышлять, не используют ли меня другие для формулировки вопросов, которые затем искажают в собственных целях. В конце концов (и признать это перед вашей полицией было моей ошибкой)… в конце концов я начал ценить эти сумасбродные интервенции. Мои дорогие похитители задавали вопросы, до которых я бы никогда не додумался. Так я втянулся в ваш библиотомный заговор и в итоге произвел впечатление идеального иностранного провокатора.

– И если бы не вы, в тот вечер беспорядков моя Мири погибла бы. Что вы видели, Шариф?

– Что? Ну меня в тот вечер почти полностью отключило, наглухо. Другие игроки, управлявшие моим персонажем, выстроили свои планы на тот вечер и литературных дискуссий не позволили. Но я продолжал попытки достучаться до вас. Полицейские заявляют, что без помощи террористов я бы не преуспел. В любом случае на несколько секунд я увидел вас лежащим на полу. Вы попросили о помощи. Лава подползала к вашей руке… – Он задрожал. – Если честно, у меня духу не хватило смотреть дальше.

Роберт помнил тот разговор. Один из самых четких фрагментов во всей мешанине.

Двое посидели молча несколько мгновений в восьми тысячах миль друг от друга. Затем Шариф испытующе склонил голову.

– Теперь с моим опасным литературным расследованием покончено. И все же я не могу удержаться от вопроса. Вы начали новую жизнь, профессор. Можно ли ожидать чего-нибудь нового под солнцем? Впервые в человеческой истории, новых «Тайн веков»?

Ага.

– Вы правы, всегда есть место для чего-то нового. Но, как бы вам объяснить, некоторые тайны недоступны описанию тех, кто с ними сталкивается.

– Только не в вашем случае, сэр!

Роберт поневоле усмехнулся в ответ. Шариф достоин узнать правду.