Катушка синих ниток

– На следующем! Да не будет его! После этого пути уже перекроют.

Муж раздраженно фыркнул, но симпатии Денни были на стороне его жены. Он свой билет зарезервировал, но полной уверенности все равно не ощущал. Что, если сообщение прекратят раньше, чем прибудет его поезд? Придется вернуться на Боутон-роуд, и он застрянет со своим семейством, врастет в него, как ноготь.

Мужчину впереди позвали к окошечку, и Денни пропихнул свои сумки дальше. Сейчас ему непременно попадется какая-нибудь зловредная старушенция. Он отчетливо ее себе представлял. «Мне жаль, сэр…» – загундосит, но по голосу будет ясно, что не жаль ни капельки.

Но нет, ему досталась веселая афроамериканка, и ее первой реакцией на его код подтверждения было: «Да вы везунчик!» Денни радостно расписался в билете и даже не стал, как обычно, ворчать из-за цены. Поблагодарил кассиршу и потащил сумки к «Данкин Донате» – купить кофе и еще, пожалуй, пончик, чтобы отпраздновать отъезд. Все-таки удалось вырваться!

Несколько столиков перед кафе да и все скамьи в зале ожидания оказались заняты. Есть пришлось, прислонившись к колонне и бросив сумки в ногах. Вокруг сновали пассажиры, их было больше, чем в Рождество или День благодарения, и все измученные.

– Нет, шоколадку нельзя, – прикрикнула мать на маленького сына, – и не отставай, а то потеряешься.

Медоточивый женский голос сообщил по громкоговорителю, что поезд на юг прибывает на платформу Б. «Б – Бубба»[48], – пояснил голос, что показалось слегка странным и Денни, и девушке рядом с ним – рыжеволосой красотке с золотистым загаром, особенно приятным глазу потому, что для рыжих он редкость. Красотка посмотрела на Денни, подняв бровь, приглашая повеселиться вместе с ней.

Иной раз взглянешь на женщину, и она взглянет на тебя, и возникает неуловимое узнавание, взаимопонимание, при котором всякое возможно. Или нет. Денни отвернулся и выбросил бумажный стаканчик в урну.

Поезд с платформы «Б – Бубба» направлялся в округ Колумбия, куда, похоже, никто не хотел ехать, зато, когда объявили северный поезд Денни, буквально все ринулись к лестнице. Денни вспомнились вчерашние слова Хью, мужа Джинни, что обычно люди бегут от урагана. Но, видно, на севере их дом, и их тянет туда неодолимо, будто перелетных птиц. Толпа протолкнула Денни вперед и вниз по лестнице и вынесла слишком близко к краю платформы – у него закружилась голова. Он зашагал к голове поезда. Однако ему не хотелось, чтобы в вагоне было слишком пусто. В пустых вагонах неуютно. Он любил купаться в море чужой болтовни, любил почти домашний уют перекрестных разговоров по мобильникам.

Издали, дугой, к ним приближался поезд, темносерый, еле видный на фоне неба; мимо Денни прополз ряд вагонов, а затем состав, лязгнув, остановился. Пустых мест тут, по всей видимости, не будет. Денни шагнул к ближайшей двери и занял первое попавшееся кресло рядом с подростком в кожаной куртке – знал, что сесть поодаль от всех не получится. Поставил багаж на полку над головой и лишь тогда спросил:

– Тут свободно?

Мальчик пожал плечами и отвернулся к окну. Денни плюхнулся на сиденье и вытащил из внутреннего нагрудного кармана билет.

Всегда это чувство «слава тебе господи», когда наконец устроишься в поезде. И сразу, буквально через пару минут, «скорей бы приехать». Но пока что Денни владел абсолютный, благодатный покой.

Люди искали и не находили, где сесть. Они запрудили проход, протискивались вперед с пухлыми рюкзаками, нервно перекликались. «Дина, куда пошла?» – «Сюда, мам!» «Впереди есть места, проходите!» – закричал откуда-то кондуктор.

Поезд тронулся, и те, кто еще стоял, покачнулись и принялись хвататься за что попало, лишь бы не упасть. Дама, немолодая и, вероятно, считавшая, что ей полагается уступать, целую минуту грозно нависала над Денни, но он сосредоточенно изучал свой билет до тех пор, пока даму не отозвала подруга.

За стеклом унылым потоком медленно плыли дома – их задние окошки с убогими шторками или завешенные старыми, завивающимися вверх газетами, грили и мусорные баки на крыльце, во дворе ржавая, никому не нужная кухонная утварь. В вагоне все понемножечку успокаивалось. Сосед Денни смотрел в окно, прислонив голову к стеклу. Денни насколько мог незаметно достал из кармана телефон, нажал на кнопку с запрограммированным номером и наклонился вперед, сложившись почти пополам. Он не хотел, чтобы его подслушивали.

«Привет, это Элисон, – заговорила запись. – Меня либо нет дома, либо я занята, но вы легко можете оставить мне сообщение».

– Возьми трубку, Элли, – попросил он. – Это я.

Пауза, щелчок.

– По-твоему, если сказать «это я», то я сразу все брошу и прибегу?

Раньше он бы спросил: «А разве нет?» Еще три месяца назад спросил бы, но сейчас сказал:

– Ну помечтать-то можно.

Она молчала.

– Чем занимаешься? – не сразу осмелился поинтересоваться он.

– Готовлюсь к Сэнди.

– Кто это – Сэнди?

– Не кто, а что, болван. Сэнди – ураган. На каком ты свете?

– А.

– В новостях показывают, как закладывать двери мешками с песком. Но где, спрашивается, их покупают, эти мешки?

– Я все сделаю, – заверил он. – Я уже еду.

Снова пауза. Он мучительно замер, но она лишь обронила:

– Денни.

– Что?

– Я еще не ответила «да».

– Я понимаю. – Он почти перебил ее, чтобы она не успела взять обратно слово «еще». – Но надеюсь, что вид моей неотразимой персоны произведет должный эффект.

– Да неужели. – Без выражения.

Он зажмурился и ждал.


– Мы уже говорили об этом. Ничего не изменилось. Я ни за что не стану продолжать так, как было раньше.

– Я знаю.

– Я устала. Измучилась. Мне уже тридцать три.

Рядом остановился кондуктор. Денни сел прямо и не глядя сунул ему в руки билет.

– Мне нужен человек, на которого можно положиться, – продолжала она. – Который не будет менять работу чаще, чем другие люди фитнес-клубы. И срываться незнамо куда без предупреждения. И сидеть целый день в трениках да покуривать травку. А главное, у кого не будет вечно плохого, плохого, плохого настроения. Неизвестно почему! Плохое настроение – и все тут.

Денни опять наклонился вперед:

– Послушай, Элли. Ты всегда спрашивала, что со мной не так. Но неужели ты не понимаешь, что я и сам очень хотел бы знать? Всю жизнь спрашиваю себя, просыпаюсь среди ночи и спрашиваю: «Что со мной не так? Почему я только все порчу?» Смотрю иногда на свои поступки и никак не могу их объяснить.

Тишина на другом конце провода стала мертвой, и он испугался, что она повесила трубку. Позвал:

– Эл?

– Что?

– Ты здесь?

– Здесь.

Он сказал:

– Мой папа даже во сне помнит, что мама умерла. Так он говорит.

– Это грустно, – помолчав, ответила Элли.

– Но и я тоже! Я помнил, что тебя нет, каждую секунду, пока был в отъезде.

В ответ – молчание.

– Поэтому я и хотел бы вернуться. Чтобы на этот раз все по-другому.

Молчание.

– Элли?

– Ладно, – согласилась она. – Давай попробуем и посмотрим, как пойдет.

Он выдохнул с облегчением.

– Ты не пожалеешь.

– Как знать, может, и пожалею.

– Не пожалеешь, богом клянусь.

– Но ты будешь на испытательном сроке, понял? А я подумаю. Будешь ждать, пока я окончательно не дам добро.

– Конечно. Без вопросов, – отозвался он. – При первой же провинности ты меня вышвырнешь.

– О господи, не знаю, и почему я такая размазня?

– Мои вещи по-прежнему у тебя в гараже?

– Были, когда я последний раз заглядывала.

– Так что, можно перенести их обратно в дом?

Она не отвечала, и он, крепко вцепившись в телефон, уточнил:

– Это вовсе не обязательно. Если, по-твоему, для начала мне опять надо пожить над гаражом, я пойму.

Элли ответила:

– Пожалуй, вряд ли стоит начинать до такой степени сначала.

Его рука, державшая телефон, расслабилась.



Две девчонки прямо за ним смеялись и не могли остановиться. Они буквально купались в своем хихиканье, беспрерывно прыскали и повизгивали. Интересно, что в их возрасте кажется таким смешным? Другие пассажиры читали, слушали музыку, набирали что-то на компьютерах, а эти две лишь покатывались, замолкали, ловили ртом воздух, а потом снова заходились в хохоте.