Капкан для «Тайфуна»

– Вопросы здесь задаю я! – набычился старшина. И все же добавил: – Армейский госпиталь, 20-я Армия. Старший команды выздоравливающих старшина Смирнов.

– Хорошо! Вот мои документы. У остальных – документы в машинах, – протягивая старшине корочки ветерана ФСО и оглядываясь на товарищей, произнес Андрей.

– Эй! Не балуйте! – кося одним глазом в удостоверение Андрея, предупредил старшина. – Я сам подойду!

И, уже обернувшись к своим, предупредил:

– Смотрите там! Если что… ну, сами знаете!

Надо отметить, что его бойцы, кстати, пялились на наши машины гораздо больше, нежели наблюдали за нами. «Машин не видели, что ли?» – подумал Алексей.

Судя по его лицу, старшина в удостоверении Андрея не нашел, чего ожидал. В течение десяти минут он просмотрел все имеющиеся документы. И совершенно неожиданно сложил их все в свою планшетку.

– Не понял! – воскликнул Трофимов.

– Особый отдел армии разберется. А сейчас вы все задержаны до выяснения ваших личностей. И не вздумайте чего-либо… Стреляем мы, может, и не очень метко, зато больно попадаем! – ответил старшина и, отойдя в сторону, махнул рукой в сторону деревни, предлагая идти.

Тут есть один момент. Трофимов по жизни любил читать. Ну не только читать, но это самое его длительное хобби. Причем у него были предпочтения – он любил историю и фантастику. Всю жизнь читал все это порознь и совершенствовался по отдельности в каждом направлении. В юности перелопатил все три поселковых библиотеки, познав всех основных классиков нашей и зарубежной фантастики. Одновременно с этим одолел мемуары советских военачальников о Великой Отечественной войне. Учеба в политическом училище, где история была одним из основных предметов, и опыт собственной службы подняли его уровень знаний и понимания сего предмета сразу на несколько ступеней. Развал Союза, поток мемуаров немецких генералов, «наша» и «не наша» аналитика позволила отсеять из этих знаний шелуху самовосхваления авторов мемуаров с обеих сторон и выкристаллизовать более-менее правдоподобную историю Великой Отечественной. Пришлось перелопатить сотни материалов, сравнивая видение тех или иных событий с обеих сторон. На это ушло примерно лет пятнадцать, но зато теперь он знал картину в целом. Частности, неизвестные ему, конечно, были, и много, но они никак не могли существенно влиять на общую картину восприятия этой войны. И он уже начал успокаиваться, но тут попал на тему «попаданцев». Случилось невероятное! Его две разделенные любви к истории и фантастике объединились! И он, образно говоря, подсел на эту литературу. Сначала читал все подряд. Потом начал разделять для себя авторов, и понял, что принадлежит к течению «заклепочников». Это те, для которых технические соответствия так же важны, как и сюжет. Начал участвовать в срачах на страницах авторов на Самиздате, переписываться с некоторыми из них, попал на литературный форум. И там однажды в споре ему был предъявлен жесткий аргумент: «Тебе не нравится, как написано? Напиши сам!»

И однажды написал. Написал, что называется, в стол. Для себя, своего самомнения и для друзей. Но ему полгода пришлось для этого лопатить Интернет в подборе материала для книги. Только подбор занял полгода!

И это значительно обогатило его познания в истории Великой Отечественной войны. И вот сейчас, глядя на старшину и красноармейцев, их реакцию на них и машины, на соломенные крыши стоящей над речкой деревни, которая ну никак не могла быть населенным пунктом Хватов Завод, каким он его знал, Алексей испытал озарение. Разум и логика боролись с этим, но чувства говорили об обратном.

– Стойте! Одну минуту! Старшина! Ответьте на один вопрос: какое сегодня число?

– Тридцатое сентября, – чуть помедлив, ответил старшина.

– А год какой?

– Обычный, сорок первый, – продолжил он.

В таких случаях говорят «Пускайте муху!». Вместо мух звенели комары.

– Во попали! – прервал паузу Александр.

В отличие от своих спутников, Трофимов испытал в определенной степени облегчение. Во-первых, сомнения отпали и смутные догадки подтвердились. Во-вторых, закончилась временная неопределенность. Была подспудная мысль, а смогут ли они попасть обратно, или это билет в один конец, но ее он пока отбросил. Сейчас нужно было сосредоточиться на том, чтобы не пропасть. Сейчас и здесь. А есть ли путь назад, этот вопрос будем решать позже.

– Товарищ старшина! Вам необходимо немедленно сообщить о нас в особый отдел 20-й Армии. Крайне желательно лично майору ГБ Воистинову.

– А с чего вы решили, что такие важные птицы? Сейчас чуть постреляем, доложим начальству, что группу диверсантов уничтожили. Глядишь, нам и спасибо скажут.

– Ага! Скажут! А потом догонят и еще раз скажут. Застрелить нас вы, конечно, можете. Это не проблема. Оружия у нас нет. Сопротивления мы оказать не сможем. Но! Первое. В любом случае, хотите вы этого или нет, информация о нас до особого отдела дойдет. Или проговорится кто, или, что более вероятно, вы и ваши люди возьмете наши вещи. А по-другому и быть не может. Жаба не допустит.

– Что за жаба?

– Это вам на допросе в ГБ объяснят. Таких вещей, как у нас, вы тут больше нигде не найдете. И второе. Машины. С машинами та же песня, что и с вещами. Только их вообще спрятать трудно, плюс без нас ими почти никто воспользоваться по назначению не сможет. И вот подумайте, вам нужна такая жизненная перспектива? А в случае передачи нас особистам свое желанное «спасибо» вы получите точно. Это как минимум.

Старшина дернулся, но промолчал. Потом, глядя на Алексея, отдал команду:

– Васильев! Этих обыскать. Потом… в сельсовет! Никого не выпускать, никого не подпускать. Если что, стрелять на поражение! Машины отогнать в кусты на околице и замаскировать. Федяев! За машины отвечаешь ты. Все то же самое, что и с людьми – никого и никому!

Обыскали их достаточно неумело и вежливо. Дамы просто показали вывернутые карманы. Пришлось всем сдать и мобильники, предварительно выключив их.

Дальше состоялся небольшой цирк. Когда конвоиры уже скомандовали выдвигаться нам в деревню, Трофимов поспорил со старшиной, на две Андреевых сигареты, что без них они машины не перегонят. С его стороны было туманное желание ответа на один вопрос.

Старшина согласился. Как поет Коля Расторгуев, «на фронте водка, махорка в цене».

Пришел некий боец с прозвищем Колька-шофер и сразу полез в стоящий первым «Урал». И стал что-то внимательно разглядывать в районе педалей. Трофимов вспомнил, что он там искал. Педаль стартера. Машины тех времен заводились без ключа, сразу стартером, либо «кривым стартером». Это, конечно, тоже грузовик, но этот заводится ключом. Который лежал у Александра в кармане. Кстати, пока шли эти все дебаты, наши разговорчивые в обычной жизни подруги благоразумно молчали. Только побледнели, когда услышали дату. Правда, и мужики отреагировали таким же образом. Повозившись в кабине «Урала», Колька-шофер сконфуженно выбрался из кабины. Далее он приступил к Серегиному франту – черному «Санта Фе». Серега, увидев его, заорал: «Куда, воин! С такой грязной жопой!» – и нажал сигналку. Замки щелкнули. Замки «Таракана» щелкнули секундой позже. Колька-шофер поочередно подергал все двери и вопросительно уставился на старшину. Тот ощерился:

– Ща вот прикладом по стеклам!

– Пусть себе под задницу чего-нибудь положит, – подсказал Алексей.

Старшина кивнул шоферу, тот снял фуфайку и свернул ее внутренней стороной наружу. Х/б было приемлемой чистоты. Все ж армейский госпиталь – это не окопы.

Сигналка пропищала, замки снова щелкнули. Боец открыл водительскую дверь, положил фуфайку на сиденье, сел. Минуту смотрел на панель приборов, потом тупо смотрел на две педали, понажимал их, перевел глаза на рычаг переключения передач, попытался его подвигать. Он двигался не так, как он привык и как он рассчитывал. Снова стал смотреть куда-то на педали.

Через две минуты он выполз из кабины и беспомощно посмотрел на старшину. Тот с сожалением буркнул:

– Проиграл, спрашивай.

– Пока один вопрос. Место. Где мы?

– Деревня Хватов Завод. Под Вязьмой.


Трофимов повеселел. Не из-за того, что это время и место сильно облегчило их участь. И тем более не прояснило, как и почему они сюда попали, но хоть есть за что зацепиться.

– Товарищ полковник! – официально обратился он к Андрею. – Угостите товарищей красноармейцев и… кхм… водителя Колю сигаретами.

Шесть сигарет улучшили настроение их конвоя и после совместного перекура они затолкались в машины и двинулись в деревню. Конвой расположился в кузове «Урала». Загнав машины в кусты, чтобы не было их видно с дороги и от деревни, и оставив часового, грибники с неким подобием конвоя отправились в деревню. Перед тем как зайти в сельсовет, им разрешили воспользоваться «удобствами», стоящими за ним. Охраняли без фанатизма. Они, в свою очередь, отдали конвою грибы, попросив, когда сварят или пожарят, учесть и их.

Сельсовет представлял собой приличных размеров избу, разгороженную на несколько комнат, в одну из которых их и поместили. С ними остались два бойца. Один расположился у дверей, другой у окна. Еще один ходил под окном, виден был штык его винтовки. В комнату принесли табуреты, на которых и расположились. Когда заходили в комнату, в смежном помещении за столом сидел невысокий в годах мужик, с интересом разглядывающий незнакомцев. Возможно, это и был председатель сельсовета, потому что именно к его столу с телефоном и направился старшина. В течение следующих двадцати минут они слышали, мягко говоря, общение старшины с разными чинами по телефону. Сцена из советской классики «Волга-Волга»:

«…возьми телефон – говорить будем», – просто рвалась с языка. Но было как-то не до шуток.

Алексей сидел рядом с женой. Она обхватила его левую руку и, прижавшись к нему, прошептала:

– А как же наши внуки?

Он сжал ее ладонь и, в свою очередь, прошептал:

– Разберемся!

Остальное время все молчали.



1 октября 1941 года

Тыл 20-й Армии Западного фронта

Лейтенант особого отдела 20-й Армии с типично русской фамилией Иванов и такой же типичной внешностью и два сотрудника отдела ехали в деревеньку Хватов Завод. Что было совсем некстати, лейтенант был крайне измотан. А еще предстояло писать отчеты за последние три дня, которые он провел в частях армии. По директиве из штаба фронта ожидалось наступление немцев. Что подтверждалось увеличением количества забрасываемых диверсантов, активизацией их разведсети в тылу Западного фронта. И тут этот звонок из армейского госпиталя! Ну кого могла задержать группа выздоравливающих, возглавляемая старшиной подразделения обеспечения госпиталя, в тылу армии при выезде за получением продовольствия в один из местных колхозов? Война уже шла три с половиной месяца, и иллюзии насчет немцев у большинства красноармейцев и командиров исчезли. Быстрой победы не предвиделось. Пока что Красной Армии похвастаться было нечем. Войска отступали, истекая кровью. До Москвы оставалось чуть более трехсот километров.

Но именно эта несуразность – задержание несколькими ранеными группы диверсантов из семи человек на трех машинах и требование одного из них приезда начальника особого отдела 20-й Армии майора ГБ Воистинова – и заставила последнего отправить его туда. Предупредив быть внимательным и на месте разобраться с серьезностью ситуации. Потому что семь диверсантов разделались бы с «войском» старшины походя. И дай бог, чтобы потом смогли найти их тела. Если же они действовали под прикрытием наших документов, то уж точно старшина из госпиталя не смог бы выявить подделку. Скорей бы они его построили и еще использовали бы в своих целях. И самое главное – почему один из задержанных назвал именно его фамилию?

И сейчас лейтенант, пользуясь случаем, спал в машине, откинувшись на заднем диване «эмки». И даже кочки и ямы, сопровождаемые матом их водителя сквозь зубы, не могли потревожить его сон.

Когда он вылезал из машины в Хватове Заводе, то поймал себя на мысли, что даже не понял – спал ли он? Тело затекло от неудобного положения, и он сделал несколько энергичных движений, разгоняя и сон, и кровь.

– Где они? – представившись, спросил он вынырнувшего из темноты в свете фар старшину. Тот представился в свою очередь и указал на темнеющую рядом избу. По тени шевельнувшегося от ветра над крыльцом флага Иванов понял, что это сельсовет.

Прошли внутрь. На столе у телефона светила керосиновая лампа. С улицы света было не видно. Хорошо соблюдают светомаскировку, с одобрением оценил лейтенант.

– Обыскивали? Оружие при них было?

– Никак нет. То есть оружия не было. А обыскивать… Мужчин обыскивали. Женщин… так… посмотрели. Документы они сразу отдали.

– Документы и что там при них было – сюда на стол.

Старшина вывалил из сумки кучку документов и каких-то маленьких коробочек с кнопочками и темными стеклами. Лейтенант осмотрел их, чисто интуитивно предполагая, что это, по-видимому, необычные радиостанции. Причем их было ровно столько, сколько человек в этой группе. То есть у каждого. И все они были разные. Но на всех были надписи на латинице.

«А вот и след, – с удовлетворением подумал он, – начальник, похоже, преувеличил сложность задания».

Документы также добавили аргументов в пользу иностранного происхождения этих людей. Хотя часть их добавила больше вопросов, чем ответов. Эти документы Иванов отложил на потом.

А вот машины озадачили. Ничего подобного лейтенанту видеть ранее не приходилось. Грузовик был огромен. Две легковых машины были явно не военными. И все они оказались закрытыми. Ломать замки не хотелось. Часовой пояснил, что «чужие», прежде чем уходить, что-то нажали на ключах от машин, те в ответ пикнули, моргнули фарами, замки щелкнули и закрылись. А грузовик закрыли на ключ. Иванов отправил бойца, чтобы привели одного из задержанных с ключами.

Им оказался водитель и владелец грузовика. Он открыл кабину и рассказал о машине. Как ни странно было слышать, но это была советская машина.

После осмотра машин водитель «эмки» особого отдела клятвенно заявил, что ничего подобного из того, что в них было, он не то что не видел, а даже представить себе не мог. В одной из машин нашли толстую инструкцию по обслуживанию и ремонту на русском языке. Машина, которая там была описана, выпускалась с 2000-го по 2006 год. Инструкцию Иванов тоже изъял.

Возвращаясь в деревню, лейтенант пришел к выводу, что в этой истории не все так однозначно и просто, как казалось ему вначале. А значит, с выводами торопиться не нужно.

– Ну, давай, старшина, посмотрим на этих диверсантов, – обратился он к старшине, входя в сельсовет. Задержанного, который открывал машины, пока оставили в коридоре под надзором двух бойцов. Старшина взял лампу в руки и подошел к двери, у которой стоял с винтовкой у ноги легкораненый красноармеец. Толкнув незапертую дверь рукой, старшина, а вслед за ним Иванов вошли в комнату. Сотрудники остались у открытых дверей. Когда дверь открывалась, в комнате раздался шум, и лейтенант напрягся, открыв кобуру и взявшись за рукоять ТТ. Когда же лампа осветила комнату, картина стала ясна. Шумели два бойца, поднимаясь с лавок. Один у окна, другой у стены справа. На подоконнике, у закрытого светомаскировкой окна стояла такая же лампа, но с малым огнем. У стены слева, напротив него, на табуретах расположилась пестрая и необычная компания. Три крупных мужчины и три женщины. Все в годах, на диверсантов, работающих в поле, не похожи совсем. Женщины, видно, спали, привалившись к стене, и сейчас протирали глаза. Сидели интересно. Явно три пары. Одеты были странно и необычно. Даже камуфлированные костюмы, похожие на те, которые обычно использовала немецкая разведка, были однозначно незнакомыми. Гражданская одежда была столь же необычна.

– Почему у них свободны руки? – не сводя глаз с задержанных, спросил лейтенант у старшины.

– Так… они, товарищ лейтенант, и фамилию начальника особого отдела назвали. И вообще… вели себя смирно, – растерялся старшина.

Старшина под взглядом лейтенанта ГБ как бы стал меньше ростом. Его бойцы даже не дышали.

– Один момент! – обратился к лейтенанту и встал плотный мужчина с небольшой бородой и в камуфляже. Лейтенант сделал шаг назад и потянул ТТ из кобуры. А его сопровождающие уже держали всю компанию под прицелом.

– Не надо торопиться! Ошибка будет непоправимой и для нас, и для вас. И результат одинаково печальный. Для всех присутствующих здесь. Поверьте мне, – произнес вставший.

– Не находите, что вы не в том положении, чтобы ставить условия?

– Совершенно верно! Поэтому предлагаю поступить, как говорится, по регламенту. Возьмите у старшины наши документы и меня. Только говорить я буду без посторонних. Можете мне связать руки, если опасаетесь. Я готов ответить на все ваши вопросы и дать исчерпывающие, на мой взгляд, ответы.