Калинка-малинка для Кощея

– Может, не надо сразу так зелье? – все же предложил я. – А как же там любовь, светлые чувства, мотыльки в животе?

– Бабочки, – машинально поправила матушка. – Тьфу, Темнозар, не пори чушь. Бабочки в животе больше годятся для твоих экспериментов с умершими, но никак не для высокого да светлого.

Я пожал плечами:

– Ну, во всяком случае, я пытался. Заметь, защитить брата. Девицу охмурить он сможет.

– Ой ли! – всплеснула она руками. – Вы оба прям охмурили целый полк, я не знаю уже, куда деваться от внуков!

– Внуки – это уже продукт охмурения, а не процесс!

– Короче. – Матушка положила мне руку на плечо. – Шутки шутками, но завтра ты отправляешься с Дивиславом. Приглядишь. Посмотришь, что да как. Заодно и подсобишь, если потребуется.

Возражать я не собирался. Но вдруг появилась дельная мысль. Есть одно хорошее местечко, где можно раздобыть нужную информацию Заодно и сплетни послушать.

– Так что завтра…

– Послезавтра.

Матушка взглянула с удивлением, задавая немой вопрос – мол, почему?

– Дело есть.

И впрямь есть. Плюс неплохо бы выведать, что за девица мне привиделась в Лишкином гадании.

– Хорошо, – неожиданно покладисто согласилась она. Но тут же мстительно добавила: – Но без жены чтоб не возвращались!





Глава 3. Умрунская деревня




Умрунская деревня находится на окраине Межанска. И под землей. Чтобы до нее добраться, стоило прилично спуститься, преодолеть границу между срединным миром на меже и миром умерших.

Как Кощееву наследнику, мне вход открыт всегда, стоило только пожелать. Обычным людям там, конечно, делать нечего. Да и попросту не увидят ничего: ни просторных ходов, ни причудливых растений, ни каменных стен, от которых идет слабое золотистое свечение, ни пурпурных озер, из которых не стоит пить.

Ранее умруны были людьми. Но, перешагнув границу жизни, по каким-то причинам остались в деревеньке надолго. Кому оставаться, а кому истлевать и снова на землю возвращаться, решает Матушка Природа. Ей умруны что-то вроде слуг. Своеобразные, конечно, к их виду первоначально привыкнуть надо, но это ничего. Потом благородный синеватый оттенок кожи уже даже и не смущает.

Под землей умруны слушают. Да, именно слушают. Кто о чем говорит, какие вести разносятся по земле и под землей. Сюда стекаются все новости, здесь можно и поживиться чем-то интересным.

Умруны, конечно, нахалы. Просто так ничего не расскажут, но уж я найду чем рассчитаться. Куда им, горемычным, сына Кощеева бедным сделать.

Нужная таверна находилась под корнями огромного старого дуба. Сколоченная из черных досок, с разрисованными красным ставнями, покатой крышей, усеянной черепичными шипами. Хищных летунов тут хватает, и каждый норовит загнездиться на крыше. Оно-то ничего, но потом то крышу латай от мощных когтей, то мой ее, полностью заделанную отходами жизнедеятельности. Вот химеры, например. С виду приличная жуткая ночная тварь. А ведет себя словно голубь какой. В худшем понимании этого слова.

Дверь в таверну «Умряг» закрывалась с трудом, а открывалась и того хуже. Но мне поддалась. По глазам сразу ударила непроглядная тьма, но, ощутив, кто пожаловал, тут же хлопнула крыльями и смоталась в дальний угол.

– Э-ге-ге! – крикнул из-за стойки Кривсун. – Какая нечисть в наших краях!

Я довольно оскалился в приветственной улыбке и прошел по залитому красноватым светом помещению. Деревянные прямоугольные столы, грубо сделанные лавки, такая же стойка. На каждом столе – куриный череп, чтобы, прикоснувшись, можно было увидеть оранжевый огонек и вызвать шустрого подавальщика к себе.

Кривсун вышел из-за стойки, поправил внушительный живот, кое-как прикрытый мешковатым балахоном и фартуком поверх, и похлопал меня по плечу.

– Забыл ты что-то нас совсем.

Ручища у него тяжелая, от дружеского похлопывания и в коленках согнуться недолго. Но был готов, поэтому даже не шевельнулся.

– Не ври, на прошлой неделе заглядывал.

Кривсун усмехнулся. Зубы-то у него желто-серые, но все же остались. Улыбочка еще та. Глаз один сильно щурит, почти не раскрывает нормально. Второй вот ничего. Нос сломан неоднократно, челюсть кривовата. Лысина так и блестит на свету. Правда, около затылка есть небольшая дыра, но она ему уже не мешает. В жизни Кривсун был разбойником, потому жизнь вел крайне неправедную и сгинул где-то в канаве от рук своих же подельников. После смерти побыл под землей, на исправительных работах по добыче золота и драгоценных камней подземельного народа, заодно кое-что заработал и переселился в умрунскую деревню. Больно уж хорошо слышал шепотки. Но не человеческие, а всяких нелюдей да существ, живущих подальше от городов.

Потому и сумел Кривсун и «Умряг» отстроить, и сделать его чуть ли не одной из важнейших точек, куда направлялись, чтобы получить свежие новости.

– Так что привело-то? – поинтересовался он.

Я оглядел помещение и кивнул на пустой стол у окна да в углу.

– Вели Маржичке принести хвельцы покрепче. Есть разговор.

Кривсун кивнул и направился на кухню, переваливаясь с ноги на ногу.


Я занял выбранное место. Хорошо, почти одни. Двое худющих упырей и задумчивый волколак не в счет. Да и болтают без умолку, на нас даже не смотрят.

Скрипнула дверь, и в зал вплыла Маржичка. Пышная, ладная, с рыже-красной косой, бюстом на зависть всем худосочным умрункам вокруг.

– Ох, Темнозарушка, здравствуй-здравствуй, – поприветствовала она грудным низким голосом, от которого все внутри завибрировало. – Как я соскучилась по тебе, славный мой.

– Я тоже, Маржичка, – улыбнулся я, с удовольствием наблюдая за пышной красоткой и стараясь по максимуму деликатно смотреть в декольте. Ладно, не очень деликатно.

Она хмыкнула, отбросила косу за спину и поставила на стол высокую деревянную кружку, из которой валил кораллово-красный дымок и пахло сладко и запретно. Хвельца – напиток умрунов. Варят его из подземных ягод, настаивают у пурпурных озер, чтобы получше пропитался дурманом, и только потом пьют. Говорят, если живой выпьет, то получит какие-то способности по части общения с умершими. А такие, как я… Ничего не получат. Но больно нравится мне на вкус, что поделать. Да и бодрит отменно.

– Расскажи, где пропадал, – проворковала она и уселась рядом. Правда, не настолько близко, чтобы можно было дотронуться.

Маржичка сама из народа подземелий. Дочка зажиточного торговца кровавиками, закатниками и прочими каменьями, которые тут добывают. Потому, если присмотреться, то можно разглядеть: глаза у нее красновато-карие, уши меньше и круглее человеческих, а на коже едва заметно сияет рубиновой вязью родовой узор.

Будучи на исправительных работах, Кривсун с ней и познакомился. Что там между ними случилось, и случилось ли вообще, – понятия не имею. Да только поехала Маржичка вместе с ним в умрунскую деревню. И харчевню содержат в порядке, она не простаивает без посетителей, и вести… кружат-летают черными вороньими перышками, ласкают слух охочих да любопытных… ну и, разумеется, в карман Маржички и Кривсуна приносят доход.

– Все по делам, – туманно ответил я. – Вот ледник себе славный сотворил. Там знаешь, сколько новых умрунов можно сохранить!

– Да ты словоблуд, – рассмеялась Маржичка. – А еще ведаешь, о чем поговорить с женщиной.

– Я долго учился, – проникновенно произнес я, не отрывая от нее взгляда.

Впрочем, дочь подземелья ни капли не смутилась. Да уж, после рожи Кривсуна я, поди, как-то больно смазлив. Поэтому только ухмыльнулся и взялся за изогнутую ручку кружки.

Кривсун подошел к нам, вытирая мозолистые ладони полотенцем. Сел напротив, внимательно посмотрел на меня. Оценил, что чары Маржички на меня действуют исключительно на предмет посмотреть, но не чего-то большего.

Поставил локоть на стол, подпер щеку кулаком и спросил:

– Чего знать желаешь, Темнозарушка? Уж не про невесту ли своего младшенького братца?

Лишка, пень ей в ухо, уже понесла по всем окраинам. Как только мне навстречу еще не выпрыгивают мелкие злыдники и не кричат: «Дивислав женится! Дивислав женится!» Нет, проучу одноглазую заразу, будет знать, как себя вести. Пусть пострадают моя выдержка и репутация, но проучу.

– И это тоже, хотя… Известно что-то интересное?

Не стоит отказываться от информации, которая может пригодиться в будущем. Я отхлебнул хвельцы, рот обожгло, по телу словно пронеслась молния. И вмиг соображать стал лучше и четче, будто убрали с глаз пелену.

– Сколько заплатишь, Темнозар? – промурлыкала Маржичка и коснулась моей руки, поглаживая ладонь кончиками пальцев.

– А что запросите? – невинно поинтересовался я.

Маржичка – та еще сорока подземная. Своих каменьев мало, страшно любит украшения. Что работы наших мастеров, что заморских. Так что с ней сложно не будет. А вот судя по тому, как вдохновенно задумался Кривсун, мне придется попотеть. Однако, заметив мой взгляд, он махнул рукой:

– Потом скажу. Слушай тогда… о Калине-чудеснице, дочери богатыря и чудесницы, ходит по земле слава всякая. Добрая и ладная, воспитанная, старших почитает. Худа никому не делает, деревню от зла бережет.

Я приподнял бровь и снова хлебнул хвельцы. Ах, хороша.

– Вроде пока ничего плохого.

Маржичка и Кривсун переглянулись. Последний смахнул со стола невидимые пылинки и сказал:

– Это ты верно подметил. Только вот деревенька ее – Полозовичи. И откуда-то краса-девица Калина носит живую и мертвую воду.

Я поперхнулся и закашлялся. Маржичка ласково постучала меня по спине. Правда, сделала это от души – я чуть не задохнулся от боли из-за «нечаянно» впившихся острых ногтей. Зато вмиг все вернулось на свои места.

– Это что еще такое? – хрипло уточнил. – Источники воды остались только во владениях отца. Ранее еще у Змеиного царя были, но они ведь…

Я резко замолчал. Ну да, все мы прекрасно знаем, что Змеиный царь покинул эти места и ушел под землю. Не здесь, а где-то под Удавгородом. И поклялся больше никогда не возвращаться. Но… Полозовичи. Название как бы намекает, что змеи там или были, или есть.

Надо разобраться. Если эта Калина и впрямь имеет какую-то связь со Змеиным царем, то такую девицу упускать нельзя. Не женой станет, так хорошим соратником. Пусть у нашего рода и были порой, кхм, несогласия с ним, но это периодически. Потом все становилось на свои места, и ни одна зараза не смела оспаривать нашу власть.

В общем, надо самому озаботиться встречей с Калиной. А то Дивислав как-то больно уж мрачно настроен. Того и гляди перепугает девицу до чертиков.

– Что – не знаем, – пожал плечами Кривсун, – не доходят никакие шепотки из змеиных мест. Умеют хранить тайны, гады ползучие. Но вот я б не советовал тебе, Темнозар, расслабляться.

Я кивнул.

– Спасибо, учту.

– Ну а теперь… – Маржичка краем глаза глянула в мою чашку и тут же отстранилась с явным разочарованием – хвельца действовала на меня не так, как они планировали. – О чем ты хотел поговорить, Темнозар?

Я выдержал паузу, поглядывая то на одного, то на другого. Ожидал, что запросят цену повыше, но оба молчали. Что ж, с одной стороны, опасно узнать, чем надо расплачиваться, после того как услуга оказана. С другой… всегда можно сказать, что мы так не договаривались, не будь я старшим сыном Кощея.

– Есть интерес у меня, – сказал я, делая глоток и с прищуром глядя на Кривсуна. Чутье подсказывало, что в этом деле может помочь именно он. – Что за красавица, холодная да суровая, красивая, как зимняя пора, но также смертельна, сидит в серебряной пещере у ткацкого станка?

Перед взором вновь появилась красавица с белыми косами. И глаза, да. Сейчас только дошло, что они были серебряными. И ледяными-ледяными. Но в то же время на Снегурочку женщина не походила. Взрослая, знающая себе цену, не дающая никому поблажек.