Кафка на пляже
Часть 79 из 85 Информация о книге
Осима кивнул: – Да. Есть что тебе сказать. Во-первых, умерла Саэки-сан. Сердечный приступ. Я обнаружил ее во вторник днем за столом в ее кабинете на втором этаже. Скоропостижно. Хоть не мучилась, наверное. Я скинул с плеч рюкзак, положил на пол и сел на стоявший рядом офисный стул. – Во вторник днем? – спросил я. – А сегодня пятница? – Да, пятница. Она во вторник умерла, после экскурсии. Может, надо было раньше тебе сообщить, но я никак не мог сообразить, как лучше это сделать. Я замер. Мы долго молчали. С места, где я сидел, было видно лестницу на второй этаж. Черные, до блеска отполированные перила, смотревший прямо на меня витраж на лестничной площадке. Эта лестница так много для меня значила. Поднявшись по ней, я встретился с Саэки-сан. А теперь это была лестница без всякого смысла, самая обыкновенная. Потому что Саэки-сан больше там нет. – Я же тебе говорил: вероятно, это было предопределено, – сказал Осима. – И я это понимал, и она понимала. Но когда такое происходит, конечно, очень тяжело. Что говорить. Осима сделал паузу. «Надо что-то сказать», – подумал я. Но слов не было. – По ее завещанию никаких похорон не будет, – продолжал он. – Ее просто кремировали. Завещание лежало в столе в кабинете. Все свое имущество она завещала фонду, который содержит библиотеку Комура. Мне на память оставила свой «монблан», тебе – картину. Где мальчик на берегу. Возьмешь? Я кивнул. – Картину я упаковал, можешь забрать, если хочешь. – Спасибо, – наконец выдавил я. – Слушай, Кафка… – сказал Осима. Он взял карандаш, по привычке повертел в пальцах. – Я только хотел спросить у тебя одну вещь. Можно? Я кивнул. – Ты уже знал, что Саэки-сан умерла? До того, как я тебе сказал? Я кивнул еще раз. – Кажется, знал. – Я так и понял. – Осима глубоко вздохнул. – Хочешь попить чего-нибудь? Сказать по правде, у тебя такой вид, будто ты из пустыни вышел. – Да, пожалуйста. – В горле у меня действительно было, как в Сахаре. Только после слов Осимы я это заметил. Я залпом выпил принесенный Осимой стакан воды со льдом и почувствовал, как заломило в голове. Поставил пустой стакан на стол. – Еще хочешь? Я покачал головой. – Что теперь делать собираешься? – спросил Осима. – В Токио вернусь. – Вернешься – и что дальше? – Сначала пойду в полицию и все объясню. Чтобы от них больше не бегать. Потом, наверное, в школу пойду. Не хочется, но школу надо окончить, у нас все-таки обязательное среднее образование. Потерплю несколько месяцев, отучусь, а дальше могу делать, что захочу. – Понятно, – сказал Осима и, прищурившись, посмотрел на меня. – Может, так будет лучше всего. – Я постепенно тоже к такому выводу пришел. – Сколько ни бегай, все равно ведь никуда не убежишь. – Да уж, наверное. – А ты, по-моему, вырос, – проговорил он. Я покачал головой. Что можно было на это сказать? Осима легонько постучал по виску ластиком на конце карандаша. Зазвонил телефон, но он не обратил внимания. – Мы все лишаемся чего-то большого, теряем что-то, – вымолвил Осима, когда звонки прекратились. – Редкий случай, важную возможность, чувства, которые потом не воротишь. В этом часть жизни. Но где-то в голове – скорее всего, в голове – есть маленький закуток, где все это хранится как память. Как книги на полках в нашей библиотеке. Чтобы отыскать, что у нас в душе, для этого закутка нужно составлять картотеку. В нем нужно убираться, его нужно проветривать, менять воду в цветах. Другими словами, ты всю жизнь проводишь в собственной библиотеке. Я бросил взгляд на карандаш, который Осима держал в руке, и мне сделалось ужасно горько. Но еще какое-то время я должен оставаться самым крутым пятнадцатилетним парнем в мире. Или, по крайней мере, делать вид, что я такой. Я сделал глубокий вдох, набирая в грудь больше воздуха и заталкивая поглубже подкативший комок. – Можно еще раз сюда приехать когда-нибудь? – спросил я. – Конечно, – отозвался Осима. Положил карандаш на конторку и, закинув руки за голову, посмотрел мне прямо в глаза. – Чувствую, какое-то время мне придется одному вести здесь все дела. Как же без помощника? Появится желание – возвращайся, когда рассчитаешься с полицией и школой. Мы никуда не денемся – ни городок наш, ни я. Человеку ведь нужно место, которое бы он считал своим. Так или иначе. – Спасибо, – сказал я. – Не за что. – Вот и брат ваш обещал научить меня по волнам на доске кататься. – Здорово. Вообще-то ему мало кто нравится. Характер такой, непростой. Я кивнул и улыбнулся. До чего же все-таки они похожи. – Эй, Тамура-кун? – пристально вглядываясь мне в лицо, сказал Осима. – Может, я, конечно, ошибаюсь, но мне кажется, я первый раз вижу у тебя улыбку. – Может быть, – промямлил я, улыбнулся еще шире и покраснел. – Когда в Токио? – Прямо сейчас собираюсь. – До вечера не подождешь? Закрыли бы библиотеку, и я бы тебя на машине до вокзала подбросил. Немного подумав, я покачал головой: – Спасибо. Но, я думаю, лучше сейчас. Осима кивнул и принес из задней комнаты аккуратно упакованную картину. Положил в пакет пластинку с «Кафкой на пляже» и вручил мне. – От меня – подарок. – Спасибо, – сказал я. – Напоследок хотел еще раз на второй этаж сходить, комнату Саэки-сан посмотреть. Можно? – Естественно. Смотри, сколько хочешь. – Пойдемте со мной? – Идем. Поднявшись по лестнице, мы зашли в кабинет Саэки-сан. Я встал у стола, легонько коснулся поверхности. Подумал о том, что впитывала в себя комната все это время. Представил Саэки-сан в ее последние минуты: как она уткнулась лицом в крышку стола. Вспомнил, как она всегда что-то с увлечением писала, сидя спиной к окну. Вспомнил, как приносил ей кофе. Вот я подхожу к открытой двери, переступаю порог, она поднимает голову, смотрит на меня и привычно улыбается. – Интересно, что она здесь писала? – обратился я к Осиме. – Не знаю. Одно могу сказать: покидая наш мир, она унесла с собой много разных тайн. «И много разных гипотез», – добавил я про себя. Июньский ветерок задувал в открытое окно, неслышно шевеля белые тюлевые занавески и неся с собой едва уловимый запах моря. Песок на берегу… Руки помнили, какой он на ощупь. Отойдя от стола, я подошел к Осиме и крепко обнял. И почувствовал что-то ужасно родное. Он мягко погладил меня по голове. – Мир – это метафора, Кафка, – услышал я его шепот. – Только эта библиотека – не метафора. Для тебя и для меня – не метафора. Библиотека… это библиотека, куда бы ты ни уехал. Пусть хотя бы в этом между нами будет полная ясность. – Конечно, – сказал я. – Библиотека что надо – настоящая, особенная, исключительная. И ничто не может ее заменить. Я кивнул. – До свидания, Кафка Тамура. – До свидания, Осима-сан. Галстук у вас классный. Он отстранился и, глядя мне в глаза, улыбнулся. – Я все ждал, когда ты это скажешь. Закинув за спину рюкзак, я пошел на станцию. Сел в электричку и приехал в Такамацу, на вокзал. Купил в кассе билет до Токио. Поезд прибывал поздно вечером. Переночую как-нибудь, а потом, наверное, поеду в Ногата, домой. Буду жить один в большом пустом доме. Никто меня там не ждет. Но больше ехать некуда. На вокзале я позвонил из автомата на мобильник Сакуре. Она была на работе: – Давай только недолго. – Недолго так недолго, – согласился я. – Я с вокзала звоню. В Токио уезжаю. Вот, хотел сообщить. – Домой решил вернуться? – Вроде того. – Да уж, в пятнадцать лет из дома уходить – рановато, – сказала Сакура. – Ну а в Токио что делать будешь?