Ярость

– Можешь описать этих мужчин? – спросил Веллер.

Она пожала плечами.

– Ну да, молодые санитары, в униформе.

– В какой именно? Красные кресты, мальтийская служба медицинской помощи? – допытывался Веллер.

– Не знаю, честно говоря, я не обратила внимания.

– Что за тупая корова! – прошипел Руперт Шрадеру. – А еще полицейский! Никакого толка даже в качестве свидетеля!

– Так что мы теперь можем сделать? – спросил Йорг Таппер, и жена бросила на него благодарный взгляд. Ей было невыносимо бессмысленно сидеть здесь, пока ее подруга, возможно, находилась в беде.

Но Руперту происходящее было не по душе, и он начал ворчать:

– А они что здесь делают? – он показал на Петера Гренделя, Эйке, Тапперов, Франка и Меланию Вайс. – Или ты теперь будешь называть их «гражданским отрядом»? Мы что, теперь не можем разобраться сами? Каменщик! Кондитер и повар! – он непонимающе покачал головой.

– Это не полицейская операция, Руперт, – решительно сказал Веллер. – Это встреча друзей Анны Катрины. Мы должны использовать все возможности, чтобы найти ее.

– Где она может быть? – спросила Сильвия Хоппе.

– Я обзвонил несколько местных клиник. Нигде нет никакой информации о пациентке по имени Анна Катрина Клаазен.

Сильвия Хоппе ахнула:

– Франк, значит, ты правда считаешь, что она в психиатрии? Если ее похитили, то…

Веллер перебил ее:

– Зачем похититель пошел на такие сложности? – Он начал считать, загибая пальцы: – Профессор Лемпински подписывает заключение, согласно которому Анна Катрина срочно нуждается в психиатрической помощи. Санитары увозят ее на скорой. Официально, прямо с работы. Обычные похитители схватили бы ее по дороге на работу, подкараулили бы где-нибудь или… – Веллер постучал себя пальцем по лбу. – Кто станет похищать человека прямо из полицейского участка? Нет, друзья, все это – заранее написанный сценарий. От Анны Катрины нужно было избавиться как от свидетельницы. Такое происходит не в первый раз. Достаточно вспомнить случай с Моллатом в Баварии. Кто знает, сколько сидит в психушках людей, чьи неудобные показания могут повредить сильным мира сего.

– Ну хватит! – возмутился Шрадер. – Ты же сам в это не веришь!

– Если она официально поступила в психиатрическую клинику по судебному решению, то почему я не могу ее найти? – возразил Веллер. – Я взялся за этого Лемпински. Темная лошадка. Он написал заключение по заказу.

У Сильвии Хоппе вырвалось:

– По чьему заказу? Ведь это отправная точка!

Веллер провел руками по волосам и глубоко вздохнул. Наконец он сказал:

– Мы с Анной Катриной считаем, что убийцу ее отца выпустили на свободу. Его морские похороны были инсценировкой. Ему создали новую личину.

– Ой, ну хватит! – воскликнул Шрадер. Судя по его виду, ему хотелось покинуть собрание.

– А сам-то ты что думаешь? – спросил Руперт.

Веллер холодно посмотрел на него.

– Я же сказал: мы с Анной Катриной оба считаем, что убийцу ее отца выпустили на свободу.

– Значит, ты принимаешь ее позицию?

– Да. И говорю сразу: не из-за того, что я у нее под каблуком, а потому, что других объяснений не существует.

– Спокойно, спокойно, – сказала Сильвия Хоппе, хотя вид у нее был лихорадочный. – Зачем это вообще может быть кому-то нужно? А особенно – властям?

– Потому что он – информатор, и всегда им был.

– И ты открыто говоришь такие вещи перед этим… – Руперт указал на Хольгера Блёма, который сидел рядом с Петером Гренделем у книжного шкафа и что-то записывал. – Этим… – Казалось, слово «журналист» Руперт счел неподходящим, и искал нечто повыразительнее. – Я хочу сказать, здесь же пресса!

Веллер кивнул.

– Хольгер – друг Анны Катрины. Она ему верит. И поэтому он здесь.

Заговорил сын Анны Катрины, Эйке:

– К тому же в нашей стране пресса имеет большую силу. Кто в последнее время проводил самые скандальные расследования? Разве кто-то из вас? – он показал на коллег Анны Катрины. – Или все-таки пресса? Когда заканчиваются ваши официальные заявления, работа свободной прессы только начинается.

Вдруг оказавшись в центре всеобщего внимания, Хольгер Блём вышел из роли немого наблюдателя, откашлялся и стал первым человеком, давшим понять, что отнесся к предположениям Веллера серьезно:

– Это объясняет, почему власти препятствуют тебе в поисках, Франк.


– Дикманн устроила целое представление, чтобы я не подавал в розыск.

Теперь Руперт вообразил, будто дает интервью Хольгеру Блёму, и заговорил героическим тоном:

– Мы – остфризские ищейки, можете так и написать. При необходимости мы собираемся в свободное время, чтобы на работе успевать заполнять акты и выписывать штрафы.

– Да, и сейчас нам нужно выяснить, в какой больнице находится моя мама! – нетерпеливо напомнил Эйке.

– Никакой общей базы пациентов не существует, – сказал Веллер. – Возможно, это и правильно. Но в нашем случае она бы очень пригодилась…

– Но Анна Катрина попыталась бы с нами связаться, – сказала Сильвия Хоппе, ломая руки. – Если она в нормальной больнице, то может все объяснить, поговорить с персоналом, и…

– Да, – задумчиво сказал Веллер, – но поскольку от нее нет никаких новостей, мы и начали беспокоиться. Может, ее держат где-то насильно и считают, что Анна Катрина действительно не в себе. У них есть заключение, и звучит оно действительно совершенно безумно – она считает, что государство выпустило на свободу убийцу ее отца. Ку-ку? Некоторые вещи настолько ненормальны, что любой, кто говорит о них, сам выглядит психом.

– Это мир сошел с ума, – заявила Моника Таппер, – а вовсе не наша подруга Анна Катрина.

Веллер бросил на нее благодарный взгляд.

Петер Грендель сжал руку в кулак. Ему с трудом удавалось усидеть на полу. Он хотел наконец что-нибудь предпринять.

– Думаю, для начала нам нужно разобраться с этим Лемпински.

– Я его уже достаточно напугал, – сказал Веллер.

Хольгер Блём предложил:

– Я бы метил повыше. Франк, если тебе препятствовала старший полицейский советник Дикманн, значит, задание пришло откуда-то сверху. Возможно, госпожа Дикманн сама не знает, какая роль отведена ей в этой игре.

У Марион Вольтерс вырвалось:

– У этой стервы-карьеристки мысли лишь об одном: как угодить начальству. Остфризия для нее – перевалочный пункт, не больше. Она хочет прорваться в Ганновер, в министерство внутренних дел.

– Думаю, именно там и зарыта собака, – сказал Веллер.

На протяжении всего разговора Веллер четко ощущал, что ему верят далеко не все присутствующие. У него в рукаве был последний козырь, но он не хотел его разыгрывать. Уббо Гейде в конце концов подтвердил подозрения Анны Катрины. Но Веллер намеренно не упоминал его имени. Анна Катрина сделала бы то же самое, заботясь об Уббо.

Веллера одолевали смутные опасения, что даже упоминание имени Уббо Гейде может поставить его под угрозу. Однажды, думал Веллер, обо всем этом узнает суд, и тогда показания Уббо очень пригодятся. А пока впутывать Уббо он не хотел.

Руперт рыгнул, но в пылу оживленной дискуссии никто не обратил на это внимания. Тогда он встал, переступил с ноги на ногу и задумался. Как бы поступил Хамфри Богарт? Выкурил бы несколько сигарет и кокнул нескольких человек. Брюс Уиллис разорвал бы рубашку и тоже кокнул нескольких человек. Шварценеггер отправил бы на металлолом несколько машин, а потом – кокнул нескольких человек.

Эти варианты показались ему бесполезными и недостойными предложения, и он просто сказал:

– Если они держат Анну Катрину в психиатрической лечебнице и отрицают, что она там – или, возможно, даже не знают, что она гостит у них, – тогда я предлагаю просто вывернуть эту лавочку наизнанку.

У Беннинги заурчало в животе, и ему стало стыдно.

– Точно! Мы всегда так делаем в свободное время. Это, можно сказать, мое хобби.

– Мы не можем провести обыск в больнице без официального разрешения, – предупредила Сильвия Хоппе.

– Неа, не можем. Но мы можем отправиться туда на поиски пропавшей без вести, – заметил Беннинга.

– Отличный план, – одобрил Шрадер.

– Первым делом я начал поиски обычным способом, – сказал Веллер, – электронной почтой отправил фотографию Анны Катрины по всем возможным адресам с вопросом, нет ли у них этого человека…

Он не стал продолжать предложение, а лишь пожал плечами.

Шрадер предложил:

– Тогда, господа и дамы, давайте нанесем им дружеский визит.

Веллер сомневался.

– Мы не справимся. Нас слишком мало, плюс этим могут заниматься только коллеги, – он показал на Петера Гренделя. – Вряд ли он, как каменщик, может заявиться в психиатрию и…

– К тому же вдруг ее держат где-то в совсем другом месте? – предположил Петер Грендель.

Моника Таппер почти плакала.

– Сидеть здесь сложа руки – просто невыносимо! Я прямо чувствую, что ей плохо. Слышу ее крики о помощи. Мы нужны ей!