Я смотрю на тебя

– Тебе нравится, правда? Я знаю…

Проникает в меня языком, поворачивая им вместе с моим. Потом берет мою голову и опускает ее куда-то вниз. У меня в глазах вьются белые мухи. Все вокруг крутится. Я чувствую себя ошеломленной.

– Оближи меня, – его приказ нежен и полон обещания.

Я в нерешительности – что-то среднее между обычным страхом и желанием этого момента. Касаюсь кончиком языка, легко, словно чего-то опасного. Пробую на вкус его непреодолимое желание. Он твердый, с натянутой кожей, растет, пульсируя.

Всего несколько секунд. Потом он кладет мне ладонь на лоб, отдаляя мое лицо от своего нетерпеливого органа, решительным жестом освобождая мою вторую ногу.

Его пальцы быстро пробегают по моим ногам, нажимая и массируя, стараясь вернуть их к жизни. Мои руки, без предупреждения, падают с подлокотников кресла, Леонардо развязал все путы, я свободна. Свободна трогать его, свободна делать все, что хочу. Поднимаю руку к повязке на глазах, но он останавливает меня.

– Нет, она останется! – это приказ. Он затягивает узел, чтобы крепче держался на затылке.

– Пожалуйста… – молю я.

– Нет, Элена, не стоит, – шепчет, покрывая влажными, горячими поцелуями мои глаза под повязкой.

Потом, взяв меня за бедра, приподнимает и берет на руки. Прижимает к стене, все сильнее. Чувствую, как его ладони утопают в моих ягодицах. Его член проскальзывает в меня и завоевывает себе дорогу уверенными толчками, не торопясь.

Чувствую его дыхание в ухо.

– Ты еще не знаешь себя, но сумеешь познать, не отдавая себе отчета в этом, – его голос вибрирует от желания.

Мое дыхание выравнивается в такт его дыханию. И желание, как огонь, разжигает наши потные тела.

Под конец он опускает меня на пол, на ту самую ткань, которая покрывала меня ранее, и ложится сверху, глубоко утопая во мне. Я позволяю проникнуть в себя, на этот раз проникновение глубже. Вырываются стоны, все более затрудненные. Вздохи. Объятия. Царапины. И потом снова вздохи, легкое головокружение. Действительность отходит на второй план, распадается на мелкие осколки под толчками его плоти, его желания. Леонардо ищет удовольствие внутри меня и находит его. Оргазм наступает неожиданно, и я сжимаю мышцы, чтобы сдержать его, но он взрывается, мощный и неотвратимый, захватывая меня полностью – от кончиков пальцев ног до макушки головы. Я вцепляюсь ногтями в его спину, падая в этот водоворот. Слышу свои стоны. Я полностью потеряла контроль, сама не своя, я уже не та Элена, которую я всегда знала, а просто бессильная наблюдательница самой себя.

Леонардо выходит из моего лона, орошая собой мою грудь, потом падает бессильно рядом со мной, тяжело дыша.

Кусок масла – вот чем я чувствую себя в этот момент. Вязкая опустошенность приковывает меня к полу. У меня нет никакого желания двигаться. Дрожь все еще пронизывает мою спину.

Его рука мягким движением смахивает повязку с глаз. Медленно моргаю в смутном послеполуденном свете. Вначале почти ничего не вижу, но постепенно зрачки привыкают и расширяются. Эта комната сейчас кажется мне не такой, как обычно: словно она мне снится, словно я и не была здесь никогда. Окна с выходом на Гранд-канал, люстры из муранского стекла, бархат стульев, статуи двух арапов по углам камина – ничто не выглядит таким, как раньше. Запах пыли смешивается с ароматом секса.

Мой взгляд встречается со взглядом Леонардо, он улыбается мне с видом человека, который долго искал и наконец нашел то, что ищет.

– Ну вот, – говорит успокаивающим, мягким голосом, вытирая мою грудь краем ткани, – теперь ты еще красивее.

У меня нет сил разговаривать. Я улыбаюсь, проводя рукой по его волосам, а он опускается, наполняя мой пупок нежным поцелуем.

– Ну что, это было так ужасно – ничего не видеть и позволить посмотреть на себя? – спрашивает он, прикладываясь губами к моему плечу.

– Это было потрясающе, – произношу еле слышным голосом. Я боюсь нарушить это очарование.

– Вся твоя необходимость в контроле, Элена, – это просто иллюзия. Только полностью отдаваясь своей сущности, ты становишься той, какая ты есть на самом деле. – Он гладит мой лоб, потом поправляет прядь волос. – То, что мы сделали сегодня, было лишь началом, – он улыбается, потом похлопывает меня по плечу. – Теперь повернись, я сделаю тебе массаж.

– Вся твоя необходимость в контроле, Элена, – это просто иллюзия. Только полностью отдаваясь своей сущности, ты становишься той, какая ты есть на самом деле.



Повинуюсь. Тело все еще ноет. Он встает на колени надо мной, его руки движутся свободно по моей обнаженной спине. Чувствую, как мышцы оживают.

Я не представляю, который сейчас час, я больше не считала звон колоколов. Понимаю только, что мне пора домой. Я знаю, что, проходя по этим узким, наполненным людьми переулкам, я буду чувствовать запах Леонардо. Он не оставит меня до двери дома, пока я буду подниматься по лестнице легким шагом, возносимая мыслями и чувствами. Этот запах останется со мной до конца дня, и ничто не смоет его.

– Элена, ты где? – Он щиплет меня за плечо, как бы пытаясь выдернуть из водоворота мыслей, в который я окунулась.

– Я здесь, но скоро мне нужно уходить.

Скоро… Останусь еще чуть-чуть. Потому что сейчас мне хорошо там, где я есть, в этом квадрате света, затопляющем пол, мое нагое тело – он и ничего больше.





Глава 10




Я не вижу Леонардо уже несколько дней. Внезапно он пропал, не сообщив ничего и не позвонив. И я слоняюсь без дела со странным чувством, будто мне что-то ампутировали. Со дня заключения нашего договора, если это можно так назвать, прошло не много времени, но Леонардо уже стал для меня чем-то необходимым. У меня появилась настоящая зависимость, которой я никогда прежде не ощущала. Я жду нашей следующей встречи, словно мы не виделись несколько месяцев: я принадлежу ему и хочу принадлежать еще больше. Никто раньше не вызывал у меня таких глубинных, невероятных чувств.

В палаццо его нет. Я заглянула в комнату Леонардо (веду себя как маньячка, мне это совсем не свойственно), там обычный беспорядок, смятая постель и, как всегда, разбросанные по ковру рубашки. Я попыталась позвонить ему на мобильный, но меня встретил холодный голос автоответчика, посоветовавший перезвонить позже. Я так и сделала, но снова никто не ответил. Леонардо исчез в никуда, и его молчание переполняет меня вопросами.

И основной из этих вопросов: а если он уже устал от меня? Мне в голову приходят самые абсурдные мысли. Иногда я представляю его на больничной койке, под капельницей, а потом, через минуту, – в шикарном номере отеля, получающим удовольствие в объятиях другой. Возможно, он бросил меня ради фигуристой скрипачки: это наиболее вероятная гипотеза.


Работа не помогает мне отвлечься: рука дрожит, глазам не удается сконцентрироваться, а в мыслях рождается тысяча догадок. Иногда я спрашиваю себя – смогу ли я когда-нибудь снова быть такой счастливой, как была там, соприкасаясь с его обнаженной кожей? Но более всего меня беспокоит мысль: думает ли Леонардо в эти дни обо мне так, как я думаю о нем. Это как наваждение.





* * *


Я возвращаюсь на вапоретто с острова Сан-Серволо [27]. Чтобы не сойти с ума от разных мыслей, я поехала посмотреть на выставку знаменитого норвежского фоторепортера. Не знаю, стоило ли это делать? Конечно, иранские пейзажи зачаровывают глаз… Но будучи там, передвигаясь в одиночестве по заполненным людьми залам, я не могла не думать о Филиппо. Обычно на выставки я ходила с ним, и это было потрясающее ощущение: делиться мнением обо всем и понимать друг друга с полуслова. Иногда Филиппо часами стоял, облокотившись на стену, с записной книжкой и ручкой в руках, копируя авторские ремарки, делая наброски, записывая замечания. Порой я теряла терпение и, отобрав у него любимую записную книжку, вытаскивала Филиппо наружу. При этом мы смеялись как сумасшедшие.

Но если бы Филиппо был здесь сейчас, все бы очень усложнилось.

Легкий туман находит на воды Лагуны, и день в молчании тонет за горизонтом. Я любуюсь закатом с вапоретто, и мне кажется, что я двигаюсь по нему вместе с солнцем. В этот час в воздухе Венеции всегда разлита странная ностальгия.

Схожу на остановке Сан-Закария, сталкиваясь с людьми на причале. На пристани вапоретто обычно все люди и их мысли кажутся особенно близкими, стекающимися в одной точке.

Я любуюсь закатом с вапо-ретто, и мне кажется, что я двигаюсь по нему вместе с солнцем. В этот час в воз-духе Венеции всегда разлита странная ностальгия.



Я решила заехать проведать моих родителей, заодно воспользуюсь возможностью съесть хоть один нормальный ужин за всю неделю. Несколько дней у меня не было аппетита, теперь начинаю чувствовать голод, но пока я не в том настроении, чтобы выдержать поход в супермаркет. Если сейчас зайду в магазин, то рискую набить тележку шоколадным печеньем, а потом буду раскаиваться – после того, как оплачу печенье и съем целую упаковку по дороге домой.

Иду быстрым шагом под сводами кафе «Флориан» [28], вдали от толпы, оставляя площадь Сан-Марко туристам и их фотографиям. Бросая вызов холодному ветру, который режет лицо, дохожу до площади Санта-Мария-дель-Джилио и нажимаю звонок с надписью «Семья Вольпе». Отвечает мама, и по голосу слышно, как она счастлива. Она не ожидала моего визита.

Поднимаюсь по лестнице, и меня обволакивает запах свежеиспеченного штруделя. Моя мама замечательно готовит. (Если бы она иногда не кормила меня, вполне возможно, что в эти годы строгого вегетарианского режима я бы умерла от голода.)

Снимаю куртку и, отломив кусочек штруделя, плюхаюсь на диван. Включаю радио. (Здесь позволительно только это: никакого телевизора до девяти вечера! В доме Вольпе это правило всегда строго выполнялось. Вот почему я выросла без мультиков, под музыку альбомов Мины [29]и Баттисти [30].)

Мама накрывает полотенцем тесто для ньокки [31]с тыквой (еще одно ее фирменное блюдо) и из кухни идет ко мне, начиная закидывать вопросами об открытии ресторана Брандолини. Я не видела ее с тех пор и была уверена, что она подробно расспросит меня о событии месяца. Рассказываю ей все в общих чертах, естественно, не упоминая Леонардо, но маме этого мало. Она хочет знать все о том, кто там был и кого не было, требуя мельчайших де-талей.

– Я прочитала в газете, что там был знаменитый шеф-повар, – настойчиво теребит она меня.

– Ну да, мама, это тот тип, который живет в палаццо, где я реставрирую фреску, – я стараюсь быть невозмутимой, но уже чувствую, как щеки загораются огнем. Если бы она знала, чем занимается ее девочка с этим знаменитым поваром… Поправляю шарф, который не сняла, чтобы прикрыть недвусмысленный знак, который Леонардо оставил мне на шее.

– Ну и какой он? – продолжает она своим инквизиторским тоном.

– Да я всего пару раз с ним столкнулась, – опускаю взгляд на ковер, – похоже, он неплохо готовит.

– А что там подавали?

– Много всяких маленьких закусок, суперутонченные вещи. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем, что готовишь мне ты, мама, – успокаиваю ее с хитрой улыбкой.

Ликуя, она поправляет волосы, которые красит уже более двадцати лет все тем же оттенком медного каштана. Каждый раз, когда кто-то хвалит ее готовку, мама впадает в экстаз.

– А ты разве шарф не снимешь?

Ну вот, так и знала. От ее взгляда ничего не скроется.

– Да мне просто шею продуло, а он согревает, – отвечаю, изображая страдающее выражение лица.

– Дорогая, надо лучше одеваться при такой влажности!

– Возможно, в этом виновата фреска. Я слишком долго находилась в неудобном положении на стремянке (я не могу даже обсуждать эту легенду про больную шею: сразу вспоминаю о том, как прижималась к Леонардо).

– Ну конечно, если ты перетрудила мышцы, понятно, почему они у тебя болят, – говорит мама с уверенностью.

Ох, мама, пожалуйста, не продолжай! Ты не знаешь (и не желала бы знать), какие именно мышцы перенапрягла твоя дочь. Пытаюсь сменить тему.

– А папа где?

– Он пошел в скобяной магазин.

– А зачем?

– Да не знаю, – мама качает головой с безутешным видом, – с тех пор, как он ушел на пенсию, занялся самоделками.

– Отлично! Попрошу его сделать мне новый стеллаж для книг, а то на моем больше нет свободного уголка.

– Он будет счастлив: похоже, ему очень нравится работать с его новыми инструментами.

В этот момент у меня в сумке звонит телефон. Смотрю на экран. Там мигает номер, начинающийся на «041» – код Венеции. Кто может мне звонить с домашнего номера, которого нет в памяти моего телефона? Наверное, это зубной врач хочет мне напомнить о записи на завтра.

– Алло, – отвечаю рассеянным тоном.