Я бы на твоем месте
Часть 24 из 43 Информация о книге
– Кто тебе сказал? – усмехнулся толстый. – Небось, сам Витек? – Не помню… Наверное. – Да не звал его никто! – махнул рукой толс-тый. – Хотя он с чего-то решил, что он прям Харламов. На каждой тренировке с тренером задирался, нас поучал. Достал всех… Ну мы с парнями и прикололись. Напечатали ему письмо на спорткомитетовском бланке – Малышев там часто бывал, спер для такого случая. Так, мол, и так, Виктор Петрович, ждем вас на спортбазе первого апреля ровно в двенадцать. Тихон почувствовал, как уши наливаются красным. – И чего, – оживился худой, – поехал? – Полетел! – хохотнул толстый. – Только перед этим всю команду послал на хрен. Обозвал неудачниками и ушел, такой гордый. – И чего? Как его в сборной приняли? – Толком не знаю, – пожал плечами толстый. – Но вернулся Витенька тише воды ниже травы. Доиграл сезон молча. А потом кто-то из «Динамо» подогнал ему спортбар, считай, задаром. Он теперь бизнесмен! – Да как тебе сказать… бизнесмен, – теперь пришла очередь худого блистать осведомленностью. – Я эту историю немного знаю. Через тот бар много чего левого прокачивается. И алкоголь, и спортпитание… Тихон пересел подальше. Ему было противно и стыдно. * * * Жанна вышла из подъезда и осмотрелась. Лазуркин был на месте. Она подошла к машине и постучала в окошко. Лазуркин опасливо помотал головой. Жанна как можно безмятежнее улыбнулась. Андрюша опустил стекло наполовину. – Ну? – спросил он. – Хотела уточнить, – сказала Жанна, – ты решил поговорить с моей дочерью? – Да, – ответил Лазуркин. – Потому что не надо было меня унижать! Отвратителен я ей был! Да это ты мне была противна! Ты же с половиной фирмы переспала! Потому и не знаешь, кто у твоей доченьки папа! Жанна сделала полшага к машине. Лазуркин ткнул в кнопку, окно почти закрылось. – И я все расскажу твоей байстрючке! – крикнул Лазуркин в оставшуюся щелку. – Нет, – сказала Жанна. – Не расскажешь. – С чего бы? – фыркнул Лазуркин. – Шефу моему ты уже призналась, что тот пост был шуткой! Если ты придешь и скажешь, что передумала… Думаешь, он тебе поверит? Решит, что шизофреничка, я его уже потихоньку к этой мысли начал подводить… – Значит, так. – Жанна говорила медленно и внятно, чтобы каждое слово дошло до собеседника в своей предельной ясности. – Если ты посмеешь сунуться к Арине, я тебя… Нет, не убью. Получить большой срок из-за такой мрази? Нет. Я тебя кастрирую. Вколю снотворное, проснешься – и все уже готово. Думаю, с учетом обстоятельств и явки с повинной меня даже сажать не будут. Дадут условное. – Ха-ха! – дрогнувшим голосом сказал Лазуркин. – Очень страшно. – Надеюсь, – улыбнулась Жанна. – Потому что если сейчас тебе, гнида, не страшно, то потом будет стыдно. Перед курочками. Пока… петушок. Она развернулась и пошла домой. Андрюша попытался тронуться, но понял, что руки у него трясутся хуже, чем после недельного запоя. * * * Папина команда проиграла 7:12. Отец из раздевалки вышел угрюмый и злой. – Не, ты видел? – спрашивал он Тихона, пока вел машину. – Я открываюсь, а они там перепасовку на синей линии устроили! Они нормальные вообще? А какой я Лешке пас дал во втором? На клюшку выложил, просто ткни – и в воротах! Нет, надо дриб-линг свой показать! Ну их в пень! Правильно я на «Ночную лигу» не ходил! Чего молчишь? Я прав? Они все козлы? – Да я не смотрел особо, – соврал Тихон. Виктор обиженно хмыкнул и заткнулся. Дома он долго не мог уснуть, пошел на кухню попить водички – и заметил свет в комнате сына. Заглянул. Тихон спал в одежде, свернувшись на тахте калачиком. Настольная лампа освещала разбросанные по столу рисунки. Виктор подошел, чтобы выключить свет, и замер. Рисунки были простые, в десяток штрихов максимум, но Тихон умудрился передать и скорость шайбы, и силу столкновений хоккеистов, и треск бортов. Только одна картинка была прорисована тщательно: человек в хоккейной амуниции с клюшкой наперевес… и с огромными черными крыльями. Лицо человека пряталось за решетчатой маской. * * * Вкус победы был недолог. Уже в лифте Жанна поняла, что прошлое догоняет. Что никуда ей от него не деться. Потому что Лазуркин найдет способ нагадить. А жить, боясь каждого шороха, жить, зная, что в любой момент Арине кто-нибудь добренький вывалит правду, невозможно. «Черт бы побрал эту вашу правду!» – подумала Жанна. А потом она подумала, что врать несравнимо проще. И даже трусливо решила, что «вот пусть Лазуркин и рассказывает». И поймала себя на том, что плачет. И в очередной раз напомнила себе, что она взрослый человек. И что она сейчас пойдет и сама, своими собственными словами, разрушит свои отношения с дочкой. Потому что она сама в свои пятнадцать никогда бы в жизни маму не поняла и не простила. Говорить она начала сразу, с порога, не разуваясь, чтобы не расплескать решимость. Да, она не знает, кто Аринин отец. Не стала выяснять. Да, раньше она врала, что папа умер, когда Арина была совсем маленькая. И фото показывала совсем постороннего человека. Да, это неправильно. Но с другой стороны, она никогда не рассказала бы правду, если бы не угроза шантажа. Арина не кричала и не плакала. Она выслушала молча. А потом сказала: – То есть вот почему домой никого не приводи, дверь держи открытой… Ты боишься, что я такая же… Жанна дернулась, как от пощечины. Но кивнула. – Я поставлю замок на дверь своей комнаты, – сказала Арина. Жанна кивнула еще раз. Она на все была согласна. Если требует замок, значит, будет жить дома. С ней. А если так, значит, все еще можно исправить. И когда в квартиру позвонили, Жанна открывала с твердой решимостью набить Лазуркину его гладкую физиономию – без всякого страха разоблачения. На пороге стоял статный седовласый красавец, груженный пакетами. – Извини, – улыбнулся он, – я потерял твой телефон. Жанна так и застыла с раскрытым ртом. Арина, которая выглянула на звонок, подозрительно спросила: – Это кто? – Папа, – отозвалась Жанна, не отрывая взгляда от белозубой улыбки мужчины. – Мой папа? – изумилась Арина. – Мой. А твой дедушка. – Это Арина? – в свою очередь изумился гость. – Ого, какая ты… взрослая! * * * Дедушка довольно смутно представлял себе возраст внучки. В его воображении это была маленькая девочка. Поэтому подарки он привез… запоздалые. Розовое платьице на второклассницу, куклу Барби с шикарным домиком и так далее. Арину заинтересовала только мудреная карточная игра. – О! Я думал, тебе на вырост, но тебе как раз! – А она на английском? – Арина вертела в руках коробку. – Ну да, – пожал плечами дедушка, – а ты что, не знаешь его? – Папа, но как… откуда… – Жанна не могла найти слов. – Театру пятьдесят лет. Не слышала? Там юбилей, все готовятся. Совсем не следишь? – Совсем, – сказала Жанна. И заплакала. Потом уже они сидели на полу и Жанна показывала Арине старые афиши. Она их сняла со стен во время ремонта, но выкинуть не смогла. – Вот эта лучшая, – сказала Арина. Жанна усмехнулась. Знаменитый балет «Икар». Бесподобный Анатолий Ухтомцев с огромными крыльями летит прямо на зрителя. В свое время эту афишу увидел весь мир. – Это до сих пор моя визитная карточка, – гордо сказал дедушка, встал, поднял руки, как на картинке, и втянул живот. Арина смотрела на него с восхищением. – Ты запись «Икара» не видела? – спросил у нее дедушка. Арина помотала головой. – А что ты из балетов любишь? Арина посмотрела на маму. Жанна посмотрела на стенку.