Государь

…Каково же было удивление Богуслава, когда вокруг императора мощно загудели трубы, а потом горластый глашатай почти так же громко провозгласил:

– Богопомазанный Благочестивый василевс Василий Второй (и прочее, прочее…) принимает вызов мятежника Варды Фоки, да покарает его Господь!



Сражение остановилось не сразу. Но в конце концов остановилось.

Духарев отметил, что часть русов, переставших громить тылы армии Варды, рванула к лагерю мятежников. Сергей обратил внимание сына на это маленькое событие – и Богуслав тут же перестал поносить императора за опасную склонность к авантюрам. Чем бы ни закончилось единоборство, без добычи они не останутся.



Войска разделились. Неохотно, словно переплетенные тела любовников. И через некоторое время на щедро удобренное кровью пространство между двумя армиями выехал Варда Фока, могучий гигант в сверкающих доспехах, со здоровенным копьем…

– Что-то с ним не так, – пробормотал Богуслав. Прищурясь, он изучал командира мятежников.

– Почему так думаешь?

До Варды было слишком далеко, чтобы Сергей мог разглядеть его в подробностях. Хотя стрелой он, пожалуй, сумел бы узурпатора достать…

– Глянь, как он в седле держится. Может, подранили его? А если ранен, зачем тогда вызов бросал? Хотя такой, как Варда, даже раненый нашего Василия нанижет, как поросенка на вертел… – И, с нескрываемым уважением: – Ну и сильна вера у императора!

Василий Второй выехал навстречу опаснейшему противнику, держа в одной руке меч, а в другой – икону Богородицы.

Он что, собирается использовать икону как щит?

Однако, что бы там ни задумал Василий, Варду это не смутило. Лидер мятежников опустил копье и поскакал навстречу сопернику. Копье, которое он прежде держал вертикально, опустилось в боевое положение… И Духарев тоже заметил некую неправильность в действиях Варды. Слишком низко опустился смертоносный наконечник. Слишком низко припал к гриве коня Варда Фока…



А Василий вел себя так, будто он – на параде. Лошадь его двигалась мелкой рысью, меч в руке – опущен. Икона, напротив, поднята на максимальную высоту.

«Он же уверен, что враг до него не доберется!» – угадал Духарев.

И точно. Проскакав около сотни метров (полпути между двумя армиями), конь Варды вдруг перешел с галопа на рысь, а затем и вовсе остановился. А могучий Варда Фока сначала выронил копье, а затем и сам вывалился из седла. Да так и остался лежать, скрючившись, словно ему меч в живот воткнули.

Василий остановил коня, воздел икону еще выше (для этого ему пришлось привстать на стременах) и что-то закричал.

Духарев не разобрал, что именно, но тут же десятка два этериотов, возглавляемые соправителем Константином, сорвались с места и помчались к месту падения Варды Фоки.

Минута – и на глазах оцепеневшей от неожиданного исхода армии мятежников их полководец был изрублен на куски, а его отсеченная голова оказалась на острие копья Константина.

И всё.

Войска императора, возглавляемые Константином, с головой Варды на копье, дружно устремились на мятежников… Но те, лишившись полководца, сразу потеряли способность к сопротивлению. Кто-то пытался убежать, но большинство попросту сложило оружие.[54]

Среди последних оказался и командовавший неудавшейся осадой Авидоса Лев Мелиссин. Василий, вопреки ожиданиям, его пощадил. Может, потому, что вместе с ним сдались и тысячи других мятежников.

Разгром был мощный. Но не окончательный. Изрядная часть разбитой армии сумела разбежаться. И далеко не все из тех, кто уцелел, навеки отринут мысль о покушении на законную власть.

Можно было не сомневаться, куда пойдут те, кто решится на сопротивление. Заключенный Вардой под стражу его союзник Склир жив и вряд ли может рассчитывать на снисхождение Василия.



А у русов – праздник. Дележ добычи, взятой на проигравших. Прилично получилось.

Но занимались этим воеводы. Сам великий князь в распределении благ не участвовал. Он готовился к Таинству.



А у Духарева из головы не выходил «щедро одаренный» Симеон. И странное недомогание, из-за которого был убит Варда. И это точно было не из-за раны. Окруженный верными ивирами претендент на императорский пурпур за всё время битвы не пропустил ни одного удара.

«Стоило бы уговорить Владимира питаться исключительно орехами и яйцами прямо из-под курицы», – подумал Сергей.

Только не уговорить. Князь, похоже, искренне верит в честность василевса.

А тому после сегодняшней победы больше нет нужды в русах. Теперь у императора есть и армия, и авторитет, и твердая увереность общества в том, что Бог – на стороне Василия. Да кто усомнится в этом после его «поединка» с Вардой?

Нет, многие усомнятся, конечно, однако будут помалкивать. Равно как и Духарев. Вряд ли это была последняя порция яда в арсенале византийских императоров.[55]






* * *


Опасения оказались напрасными. Никто не пытался отравить Владимира. Напротив, вся византийская знать наперебой демонстрировала свое расположение и заносила подарочки будущему крестнику императора. День Крещения тоже был назначен. Христианское имя – выбрано. В честь своего порфирородного воспреемника Владимир принимал имя Василия.

Слегка омрачило общее ощущение праздника известие о том, что Склир выпущен соратниками из-под стражи, и вокруг него собираются остатки Вардовых мятежников. Но страха перед Склиром не было. Император велел отправить «оппозиционеру» забальзамированную голову Варды Фоки. Недвусмысленный такой намек.

А Владимир жил в столичном дворце и готовился к обряду. Вместе с ним – преданные Путята, Претич и еще дюжины две воев и старшей гриди. Претич поначалу от чести креститься в главном христианском соборе отказался, но, узнавши, что новокрещеным будут поднесены дорогие подарки лично от императора, передумал.

А вот Варяжко так и остался язычником.

Желающим из дружины тоже было предложено принять христианство. Но – «по месту жительства», то есть в храме при казармах загородного дворцового комплекса. Несмотря на обоюдную демострацию доверия между Владимиром и Василием, впускать в Константинополь многотысячную армию русов победоносный император по-прежнему опасался.

Распоряжаться оставшейся за пределами столичных стен армией было поручено Богуславу.

В дни перед Таинством Духарев большую часть времени проводил вместе с великим князем. И был впечатлен тем, как серьезно Владимир принимает будущее священнодейство.

Сергей уже привык к тому, что практически все крестившиеся воины-язычники, которых знал Духарев, воспринимали Крещение именно как язычники. То есть к общему списку божественных покровителей прибавлялся еще один. Защитников, а равно как и удачи, много не бывает. Ну и подарочки, естественно.

С Владимиром дело обстояло иначе. И дело тут было не в мистике. Вернее, не только в мистике. Нормальный вождь-язычник выбирал нового, сильного бога исключительно для себя. Дабы приумножить имущество и забороть врагов. Владимир же принимал Крещение не для того, чтобы забарывать. Брата Ярополка он победил не под покровительством Христа, а как раз наоборот.

Владимиру мечталось не о новых победах, а о новом уровне.

О Государстве.

Отличный воин и победоносный полководец, он, тем не менее, не был завоевателем по натуре, как его отец Святослав.

Владимир – устроитель.

И это хорошо.

Но совсем замечательно будет, когда все они благополучно покинут империю и вернутся домой.

Духарев знал на собственном опыте (такое и захочешь – не забудешь!), что договор с Византией – не гарантия благополучного возвращения.

Впрочем, с ними будет порфирородная кесаревна Анна, так что вряд ли Василий рискнет натравить на русов кого-нибудь из степной шайки.





Глава тринадцатая, в которой выясняется, чем багрянородная принцесса отличается от прочих людей




– То есть как – позже? – воскликнул Духарев, выслушав новость. – Почему?

– Она – природная кесаревна, – пояснил Претич, который, собственно, и принес эту новость. – Это нам с тобой, чтоб в другую землю перебраться, довольно дружину поднять да добро в лодьи сложить. Да и то время потребуется немалое. А тут – сестра императора ромейского! У нее одного добра сколько! И всё надо сложить бережно, чтоб в дороге не попортилось. И челядников правильно подобрать. А еще день назначить хороший, богам… то есть Христу-Богу угодный. А проследить, чтоб по дороге чего не случилось? Вот ты, я слыхал, когда невесту Святославу Игоревичу вез, едва не потерял ее. А то всего лишь дочь князя угорского была.

– И что же, воевода, ты думаешь, что княжьей дружины не хватит – Анну от ворогов в пути оборонить? – поинтересовался Духарев. – Врагов василевса разбить – хватило. А на какого-нибудь хана печенежского – мало будет?

– На хана, может, и довольно, да только слыхал я: другой император, Оттон, обидеться может на князя нашего.

Имя императора Священной Римской империи немецкой нации Претич произнес на скандинавский манер – «Отта-кайсар».

– За Оттона кесаревну не отдали. А он ныне в большой силе. Это я от многих слышал. Он Харальда, конунга данов, побил, а Харальд – сильнейший из северных конунгов. Вдруг захочет Оттон у нашего князя невесту отнять?

Новости из Западной Европы были даже не второй, а третьей свежести. Но Сергей от высказанного варяжским воеводой предположения даже дар речи потерял.

Претич, восприняв молчание как согласие, продолжал развивать тему: мол, пусть императоры меж собой разные дипломатические споры порешают, а невеста без спешки в дорогу соберется. Глядишь, и приданое ее от этого возрастет. А великому князю с дружиной в Константинополе рассиживаться – недосуг. Домой пора. А то, пока гридь на земле ромейской за казенный императорский кошт подъедается, какой-нибудь ворог уже к вратам Киева спешит.

И опять Претич Святослава вспомнил. Эпизод с ордой хана Кайдумата, в котором, с подачи Сергеева сына Артёма, принял личное участие.

И резюме: оченна, однако, домой хочется!

Духарев поглядел на Претича: крепок воевода, могуч. Но уж и нитей седых в усах довольно, и морщин на лице. Да и живот выпирает, кольчугу оттягивая…

Всё понятно с ним. Не о невесте Владимира думает воевода, а о себе да о дружине своей. Путь домой далек. Добыча взята изрядная. Хорошо бы к осени довезти…

Нет, не с ним надо говорить. С Владимиром.



Но великий князь опасениям Духарева не внял. Изменился Владимир. Вопреки своему обыкновению он даже и не думал о том, как побыстрее новую жену в постель завалить. Планы строил: вернувшись, государство обустроить да народ свой к Христу привести. А об Анне говорил с уважением и нежностью. Общались они лишь один раз, недолго и через переводчика, но Владимир был окончательно покорен. Не думал Духарев, что великий князь киевский способен на подобные чувства. Похоже, он считал свою невесту не женщиной, а ангелом.