Гортензия в огне

– Я же изменилась правда? Это ты должен был заметить. Я стала мягче и приветливее, разве нет? Мои улыбки твоим тётушкам приобрели искренность.

– Я приписывал это… беременности и… моих тётушек невозможно не полюбить, они же… довольно милые, правда?

– Может быть. Но в целом это воздействие счастья, принесённого тобой. Всё благодаря тому, что теперь я люблю тебя почти так же сильно, как ты меня.

– Удивительно слышать это. Слишком странно. Может, ты так издеваешься, язвишь, а я просто не понял?

– Я говорю, что оттаяла, что ты меня согрел своим теплом, – как глухому, громко сказала Эсса. – Всё, Элайн! Ты победил, слышишь? Когда я смогу до тебя донести простую мысль?!

– Что случилось? Начались роды?! – вбежала тётушка Мириам.

– Нет, – растерянно отозвался Уоррен.

У него в голове сейчас была полнейшая каша. А то, что сердце билось так сильно, что отдавалось в ушах – совсем не помогало навести порядок в мыслях.

– Иди, Мириам, мне нужно кое-что сказать Эссе, – тихонько проговорил он и повернулся к жене: – Ты это серьёзно? То есть… Просто скажи прямо, без намёков, а то мне что-то всё время кажется, что ты сейчас снова…

– Я люблю тебя!

– Ещё. Я всё ещё не…

– Люблю тебя. Очень сильно!

– Ох, ну надо же… мне кажется, что смогу поверить, но это случится, только если ты скажешь это ещё…

– …Миллион раз? Ох, ну и хитрым же ты стал, Элайн! Это всё тлетворное влияние Кардифа. Наверняка.

Уоррен улыбнулся и обнял жену, почти уверенный, что это нравится ей так же, как и ему. Этой почти уверенности он будто бы ждал уже пару лет. Вероятно, полная уверенность появится, когда и её любовь проникнет в него так же, как его любовь проникла в её душу.

Уоррен целовал её губы и даже довёл дело до определённой степени раздетости, но Эсса вдруг остановила его:

– Всё это замечательно, Элайн, но мне кажется, что пришло время родить тебе сына. Если ты не против, разумеется.

– Ты ставишь меня в неловкое положение. Я бы хотел, чтобы он родился поскорее, но почему именно сейчас, а не через… скажем… Мне бы хватило и восьмой свечи, например…

– Мне, пожалуй, тоже, однако он хочет появиться на свет прямо сейчас. И если только ты не намерен запихивать его обратно, вызови мне Пэмфроя.

– Бегу.

Герцог Пэмфрой прибыл подозрительно быстро.

– Сапфир сказал мне быть наготове, но я никак не мог приехать раньше, – сказал опытный врачеватель. – Не хочешь удалиться в какой-нибудь храм и помолиться о том, чтобы роды прошли из рук вон отлично?

– Так не говорят. Либо из рук вон плохо, либо отлично.

– Знаю, но у человеческих женщин роды проходят на тонкой грани между отлично и из рук вот плохо. В лучшем случае. И никогда просто отлично. Так что исчезни из Мэйнери. Иначе пожалеешь.

– Ты уверен, что справишься?

– Полностью. Даже если принцессе и твоему сыну придётся приходить в себя пару дней, в конце концов, они будут живы и здоровы. Гарантирую.

Уоррен провёл в ближайшем храме всё время до глубокой ночи. Тогда справа от него очутился Сапфир.

Сердце перестало биться – ясновидящий мог прийти только с плохими новостями.

– Расслабься, парень. Всё прошло хорошо.

– Тогда почему вы здесь?

– Твой сын не подходит для царствования.

– Что, простите?

– Я видел, конечно, таких царей, которые ещё меньше подходят для царствования, чем Валентин, но это – что-то особенное. Воспитывай его так, чтобы он даже мысли не допускал о том, чтобы взять власть.

– Значит, и землёй своей он управлять не должен? Это слишком большие земли, чтобы не заботиться о них.

– Просто проверяй его и учи как можно дольше. Он из тех, кто доверяет всем подряд и предпочитает оставаться слепым, чтобы в результате приближать к себе мерзавцев и глупцов, считая их всего лишь смешными. Такие фавориты для императора вредны. Но мы никак не сможем избежать фаворских проблем при Валентине. Маловероятно, конечно, что Валентину на голову упадёт корона, но знаешь, есть такая крошечная вероятность. А посему… просто приучи его к тому, что никто не должен влиять на его дела. И что никому потакать нельзя. И доверять тоже… И знаешь, у Брайана скоро родится сын. Пусть Валентин будет неразлучен с ним. Май будет ему прекрасной опорой.

Сапфир смолк. Он опустился на колени и истово молился за будущее Валентина. Затем поднялся и пошёл вместе с Уорреном в Мэйнери, где Эсса беспокойно спала, а маленький Валентин, лишь отчасти похожий на отца и мать, молчал и хлопал глазами.

– Всё прошло из рук вон отлично, – серьёзно сообщил Пэмфрой, – как я и обещал. Подождал бы благодарностей, но у меня дела.


Целитель ушёл вместе с Сапфиром. Валентин начал закрывать глазки и вскоре уснул.

Это было странное и радостное чудо – маленький сын, а те чувства, которые он вызывал своим сонным видом, вряд ли могли поддаваться описанию.

Ощущение присутствия бога и осознание его благословения в этой тишине посреди полутёмной спальни захватили Уоррена.

В нём поселилась уверенность в том, что боль и смерть остались где-то снаружи. И сюда им не проникнуть.

Много раз в последующие годы Уоррен оказывался посреди полутёмной комнаты. Он долго стоял возле спящих Эссы или Валентина и прислушивался к собственным ощущениям. И даже когда забывал взращивать металл, не ощущал присутствия тёмных облаков. Все демоны словно оставили его, едва родился Валентин.

История Санктуария с его семьёй не повторится.

Страх перед дьяволом полностью пройдёт.

Эсса будет счастлива.

А значит, будет счастлив и он, Уоррен Келли Мэйн, герцог Элайн, чудотворец.

97-й год Террора Сапфира.





Послесловие




Валентину отчасти передался дар поиска разумных, и со временем он научился им пользоваться. У его младших братьев дар проявлялся в меньшей степени, но в достаточной, чтобы послужить не только империи, но и лично императору.

Роджер научился впускать в себя тёмные облака проклятия и справляться с этим, как бы сложно ему ни было. Но ни признаков святости, ни признаков её потери у него не нашли, и Церковь решила, что не стоит рассказывать общественности о роли маркиза Кардифа в снятии проклятия с пепелища Лифорда.

Звание лучшего мечника крылатых Роджер вернул себе с огромным трудом и совсем не так скоро, как хотелось бы.

Проклятие Три-Алле исчезло на какое-то время по воле Классика. Но однажды оно вернулось в изменённой форме. К тому году Уоррена, близнецов и полнокровных уже было не испугать ни одной из форм тьмы.

И однажды настали времена, когда изменённость Эссы очень помогла империи.

А в эпоху Печального мира солнечная, со сладким голосом, истинно счастливая Эсса стала нужна всем как воздух. Разумные тянулись к ней сильнее прежнего. Иногда её улыбкам не хватало искренности, но тогда она любила вспоминать вслух:

– Всем нам так нужна радость!

И если её кто-то внимательно слушал, то добавляла:

– Мы так часто боимся, злимся, завидуем, и иногда всё это одновременно! Но именно по этой причине людям так нужна радость. Каждый день, каждую свечу, и не меньше четырёх раз за каждую свечу! И удивительно то, насколько люди не умеют найти и узнать в лицо то, что будет доставлять им не простое удовольствие, а радость. Правда же? Вот что вас радует?

И её собеседникам всегда хоть немного, но становилось лучше.





P.S. Имена




Маленький Валентин крепко сжал в руках детали игрушки, вскочил и подбежал к отцу. Аккуратно, почти с нежностью, разложил у него на колене крупные части синего космического крейсера и подождал, когда папа посмотрит на него. Взгляд отца он почувствовал почти всем телом, будто проникающее тепло солнечных лучей.

– Пап, почему дядя Роджер сказал, что у тебя второе имя – женское?

– Это для него оно как женское. На самом деле Келли – отличное имя для мужчины.

Валентин услышал тихий смешок. Это вошла мама. Она улыбалась, глядя на папу, и молчала.

– Ты уверен? – Валентин решил посмотреть папе в глаза.

– Абсолютно, – папины глаза улыбались. – Напомни-ка, какое у тебя второе имя?

– Джинджер.

– И что же, Валентин Джинджер Мэйн, разве это не мужское имя?

– Мужское.