Гортензия в огне

– Искренность? Думаю, между нами это в какой-то мере возможно… Не помню, был ты на Клервинде или нет, когда это случилось… – Эсса задумчиво пошла в тёмный проём, ведущий к лестнице наверх. Уоррен последовал за ней и отчётливо услышал:

– Ты должен был познакомиться с нынешней эрцеллет принца Рашингавы, Марией. Я знаю её. Она – милая и добрая женщина, общительная и смелая фитка. И я точно знаю, что Рашингава не объект изучения полюбил, как уверяли драконы, а замечательную леди, жизнелюбивую, умную, сознательную и совершенно очаровательную. Это в её честь Рашингава назвал первую колонию. Мария пробыла у Классика всего две недели, а после, по его щелчку, совершила покушение на Сапфира. На вечере, где присутствовало всё общество. Хоакин загипнотизировал её так, что она понятия об этом не имела. И до сих пор ничего не смогла вспомнить. Что говорить?.. Я прожила с Классиком двадцать лет. Прошло полвека с тех пор, и мне кажется, что ты, разве что только ты вне опасности быть задушенным во сне мною, если Классик так же обработал гипнозом и меня. Недавно всплыла кое-какая информация… есть предположение, что я могу стать опасна для своих братьев или даже для отца. Есть вероятность, что Классик захочет избавиться от правящей династии моими руками. И это будет выглядеть естественно, поскольку… моя мать признана безумной, разведена и заточена. Почему бы и мне на краткий миг не обезуметь? Конечно, я мать его сына, но кто в здравом уме посадит дракона на трон? Нет, он не стал бы использовать меня так. Потому я должна как можно скорее поселиться в Мэйнери. Тебе придётся очень постараться, чтобы я забеременела и стала непригодна для посещения Сердца Цитадели. Я понимаю, что ты не лучшая кандидатура и родить от тебя здорового ребёнка сложнее, чем от фита или человека, но пока что всё складывается в пользу твоей кандидатуры. К тому же… я люблю детей.

Они уже некоторое время стояли возле лестницы. Эсса выразительно, но тихо говорила, прислонившись спиной к перилам, а Уоррен почти обнимал её, положив руки на перекладины по обе стороны от её локтей. Он ловил нюансы выражения её лица и глаз. Слышать от неё такое и видеть её печаль, такую разную, меняющуюся на каждом третьем слове – удивительно и тяжело.

– А ты почему женишься? – спросила она, посмотрев на него прямо и с интересом. – Кроме очевидного, конечно же.

– Для этого должны быть особенные причины? Мужчина решил жениться, вот и всё.

– Нет, не всё так просто. Тебе более тысячи лет. Наверняка уже не раз сильнейшим образом влюблялся и хотел жениться. Но так ни разу женат и не был. Такие, как ты, должны быть уверены, что это на всю жизнь, что избранница идеальна и что чувство абсолютно и полностью взаимно. И красотки не проходили проверку.

– Ты права. Честнее всего признаться, что раньше всё было именно так.

– Тогда что же изменилось? Почему ради меня ты нарушил правило?

– Моя влюблённость здесь не имеет никакого значения. Император сказал, что я должен убедить тебя и раз, таким образом, наш брак возможен, то… почему бы и нет?

– Так тобой руководят планы Мэйна?

– Нет. Он обещал, я так понимаю, расчистить мне путь, но дело всего лишь в том, что я хочу тебя и хочу, чтобы всё было правильно и по возможности безгрешно. Я – крылатый, помнишь?

– Ах да, всё время забываю, что за исключением Кардифа крылатые не любят заниматься сексом не в браке или вне дома свиданий. Но тогда ты должен был всё-таки жениться раньше. Мне говорили, что до пришествия Ли на Клервинд твоя репутация была такова, что любой бы в истерике смеялся, узнав, что однажды ты будешь держать целибат.

– Кардиф повлиял на меня в юности. Мы же с детства развлекались вместе. Затем я видел, как он ломает все возможные рамки в отношениях с леди и многое с удовольствием перенял.

– А я слышала, что вы подружились с поры взросления.

– Мы с близнецами частенько играли вместе и в раннем детстве, но всерьёз сошлись в двенадцать-тринцадцать, когда Сильвертон привёз этих двоих в дом моих родителей на пару лунных периодов. Мы какие-то родственники по моей матери и матери Сильвертона, так что шансов избежать возни с близнецами у меня было маловато ввиду примерно одинакового возраста.

– Примерно?

– Я на год старше.

– Какими они были тогда?

– Одинаковыми. Я могу тебе рассказать много историй в доказательство того, что они были двумя симметричными сторонами одного и того же существа… Они как один крылатый и его чуть более игривое и задиристое отражение. Но ты впервые в Мэйнери в качестве невесты… потому позволь показать твои будущие апартаменты.

– Идём, – кивнула она и светло улыбнулась. – Вечерами через этот витраж тоже проникает солнце? – показала она на окно, к которому пришлось подойти, чтобы начать подъём по лестнице.

– Да. В солнечную погоду в Мэйнери очень красиво.

– Как сегодня.

– Рад, что тебе нравится.

А затем Уоррен услышал топот и шелест юбок.

– Тётушки, – негромко простонал он.

– Надеюсь, ты не расскажешь им истину о наших отношениях.

– Полагаю, что захочу остаться твоим другом, даже если наш брак невозможно будет спасти от разрушения. Потому с удовольствием поддержу легенду о невероятной любви.

– Очень хорошо, – успела тихо произнести Эсса прежде, чем тётушки подошли слишком близко. Наверху они расступились, давая принцессе крови дорогу, и одинаково присели в реверансе. И понеслась светская болтовня.

Уоррен опять не мог оторвать глаз от Эссы. Она светилась счастьем и так искренне, казалось, была рада встрече с его тётушками.

– Тереза, Анфиет, хорошо выглядите… Камилла, Агата, давно не виделись… ох, ваше платье изумительно, Марта!.. Мириам, не расскажете, где на этот раз вы побывали?.. Ох, неужели!.. Удивлена. Очень рада… Лили? Конечно же, я не откажусь от чашечки шоколада. Нет, я предупредила Уоррена о визите… Чуть позже, полагаю, а сейчас мне необходимо поговорить с вашим племянником… Разумеется.

Едва получилось избавиться от лишних ушей, Уоррен задал интересующий вопрос:

– Неужели это не напускное?

– Что именно? – стрельнула взглядом Эсса.

– Никак не могу в тебе разобраться. Как ты заставляешь себя так натурально радоваться встрече с моими тётушками? Или это всё по-настоящему?

– Можешь поставить мне высший бал за владение лицом – я притворялась. К сожалению, твои тётушки невыносимо скучны, пресны и даже немного неприятны мне.

– Я не надеялся на такой уровень откровенности, но и на том спасибо. Я всё это учту.

– Вижу, что задела, – остановилась Эсса, повернулась и вгляделась ему в глаза: – Когда-то я действительно считала их забавными, очень интересными леди и даже не надеялась стать похожей на них. И сейчас во мне нет высокомерия в их отношении, поверь. Просто меня больше не интересуют разумные. Меня интересует только результат деятельности.

– Какое оригинально-чёрствое отношение. Когда ты стала такой материалисткой?


– Я не такая. Просто я слишком быстро устаю удерживать на лице ту самую улыбку и не хочу, чтобы кто-то заподозрил, что она не настоящая. Потому стараюсь сократить общение с окружающими. Кроме всего прочего ты необходим и потому, что с тобой я могу снимать прежний образ.

– Так ты боишься разочаровать окружающих или всё же они тебя не интересуют? Первое или второе?

– А как на счёт того и другого вместе? – усмехнулась Эсса и продолжила путь, взяв Уоррена за руку. – Разве так не бывает?

– Ты хочешь сказать…

– Я принцесса крови, Элайн. Я обязана поддерживать образ милой и непосредственной дочери императора и подчёркивать самим своим существованием серьёзный настрой братьев.

– Понял, о чём ты. Но угрозы правлению Бесцейнов нет… Твой отец избран богом.

– Да неужели?

– Думаешь, Брайан не отличил бы откровение Единого от магического внушения принцев?

– Верить в Брайана Валери – значит верить в бога. А я этого не хочу. Мне нужна надёжность иного рода.

– Но ты сходишь с этого круга, выходя за меня замуж.

– Всё не так уж плохо, если мы оба получим желаемое, разве нет?

– Лишь бы получилось.

– Уверена, что получится. Я буду бывать с тобой везде и всюду, и нас будет сложно разлучить. До моих покоев ещё далеко?

– Слишком далеко. Разреши, я поцелую тебя здесь.

– Ты для этого хотел показать мне?.. – Эсса засмеялась, широким полукругом обошла Элайна и подставила губы для поцелуя.

Уоррен поцеловал невесту и признался:

– Не только для этого. Но и ты не отказалась бы мне так помочь, правда?

– Скорее, это ты поможешь мне. Я сгораю от желания. Не знаю что со мной, но…

– Насколько я помню, вон та комната почти не используется. Идём скорее.

Эсса снова засмеялась, увлекаемая в полузабытую тётушками гостиную.



– Она такая крошечная рядом с ним, – услышали они голос Агаты, спускаясь к тётушкам и приготовленному шоколаду в оранжерейную веранду. – Интересно, он чувствует себя неуклюжим верзилой с ней и много нежничает?

– Это было бы романтично, – вздохнула Мириам.

– Верно, – робко согласилась Камилла. – Если такой мужчина как Уоррен падёт в бездну самокритики из-за влюблённости, то это, пожалуй, действительно романтично.

– У вас очень странное понимание романтики, – немного сварливо прозвучал голос Терезы.

Уоррен бросил взгляд на Эссу. Она – для человеческой женщины – нормального, даже высокого роста, но ему чуточку не доходит до линии плеч. Он не обращал на это внимания, потому как напряжённость общения с Эссой сильно отвлекала его от этого факта. Но теперь вдруг стало ясно, почему целовать её и заниматься с ней чем-то ещё более приятным оказалось куда удобнее именно в постели.

– Нет, я не чувствую себя неуклюжим верзилой рядом с её высочеством, – сказал он, входя.

И снова лишился дара речи из-за Эссы. Она расцвела улыбками и прежним обаянием, почти заставила его поверить, что она души не чает в "пресных" тётушках и обожает его самого, ждала этого дня целый век и считает каждое мгновение до бракосочетания. На последнем моменте она особенно акцентировала внимание, и, воспользовавшись случаем, увела Уоррена готовиться к аттестации. Впрочем, свечу спустя они оказались в постели.

– Ты заметила? – со вздохом поднимаясь, спросил он.

– Что?

– Мы удивительно хорошо подходим друг другу.

– Это ты заключил из того, что мне не нужны долгие прелюдии с тобой?

– Это ирония или такой особенный сарказм?

– А как ты думаешь?





3. "Тебе очень повезло"