Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

Под камнем




Тесею не казалось, что в этот день рождения он сильнее, чем в прошлый. Дворцовая стража пошучивала, что царевич по росту им уже сгодится, если пожелает. Бороду приходилось иногда подстригать. Она была темнее шевелюры, буро-красной, необычного оттенка. В детстве терпеть этого не мог, но теперь уже привык. Одна девчонка, которая ему нравилась, сказала, что это приятный цвет.

В остальном – тот же самый старина Тесей.

Но на сей раз валун сдвинулся! Действительно сдвинулся. Тесей готов был поклясться, что это не тот же самый камень, – но это же чепуха. Возможно, он сам теперь не тот же Тесей. Поднатужился, уперся ногами в землю и толкнул еще. С едва ли не комической легкостью валун катнулся к краю тропы, следом катнулся еще на один оборот.

– Отпустить его катиться вниз по холму?

– Нет, оставь где есть. – Мама улыбалась. – Он теперь лежит точно в том же месте, где был, прежде чем твой отец закатил его туда, где пролежал он последние восемнадцать лет.

– Но что это все значит?

– Копни землю – может, что найдется.

Трава под камнем была белесая. Тесей скреб, пока не наткнулся пальцами на что-то и не вытащил пару сандалий, одна уже подпортилась – а может, ее поели жуки.

– Отлично, – произнес Тесей. – Как раз то, что я себе хотел на день рождения. Старые кожаные сандалии.

– Рой дальше, – улыбаясь, сказала мама.

Тесей покопал еще, и на этот раз в руках у него оказалось что-то холодное и металлическое. Он вынул меч, засверкавший серебром.

– Это чей?

– Был твоего отца, а теперь твой.

– Кто был мой отец?

– Садись рядом, – Эфра похлопала ладонью по траве, – расскажу. Твой отец – царь Афин Эгей.

– Афин!

– Женился он дважды, но ни тот ни другой союз детьми не благословило. Эгей хотел сына и пошел в Дельфы к оракулу. Сам знаешь, до чего странными бывают у них речения. Эгею досталось самое странное.

Эгею нельзя развязывать тугие мехи с вином, пока не достиг он афинских вершин, а иначе сгинет от горя.



– Что это означает?

– Вот-вот. Вышло так, что Эгей близко дружил с моим отцом, славным царем Питфеем.

– С дедушкой?

– С твоим дедушкой, да. Вот Эгей и постарался изо всех сил оказаться здесь, в Трезене, на пути из Дельф и узнать, не получится ли у Питфея истолковать слова оракула.

– И как, удалось?

– А вот тут, Тесей, никак нельзя не восхититься хитростью твоего деда. Он-то пророчество понял. Понял прекрасно. «Тугие мехи с вином» означают, как Питфей это понял, Эгеево… мужское достоинство, скажем так. То есть пророчество наказывало Эгею: «Не… соединяйся ни с одной женщиной, пока не вернешься в Афины».

– Соединяйся? Это что-то новенькое.

– Цыц. Ну и вот, Питфей подумал, что было б прекрасно, если бы я, его дочь, понесла от царя великих Афин. Ребенку – тебе, так уж вышло – это позволит стать владыкой объединенного царства Афин и Трезена. И вот дедушка сделал вид, что пророчество не велело Эгею пить вина, пока не вернется он домой в Афины. Затем послал за мной и отправил показывать Эгею дворец и сады. То да сё. Мы оказались у меня в покоях и…

– …зачали меня, – договорил потрясенный Тесей.

– Да, вот еще что, – продолжила Эфра, пунцовая от смущения. Она знала, что день такой наступит, не раз и не два репетировала рассказ о рождении Тесея, но вот этот день настал, и слова словно бы застряли у нее в горле.

– Еще что-то?

– В ту ночь, после того как Эгей, твой отец…

– …развязал свои тугие мехи с вином?

– Да-да. Он отвернулся и заснул. Я же спать не могла. Отправилась к роднику – тому, что посвящен Посейдону, – чтобы помыться и подумать. Мой отец отправил меня спать с чужаком, чтобы поиграть в политику. Я сердилась, но, к своему удивлению, обнаружила, что Эгей мне нравится. Добрый, мужественный и… будоражащий.

– Мама, прошу тебя…

– Но когда я омылась в водах того родника, кто, как ты думаешь, восстал из его чаши?


– Кто?

– Бог Посейдон.

– Что?

– И он… он тоже завладел мной.

– Ой… ёй… ёй?…

– Не смешно, Тесей…

– Я и не веселюсь, мама. Поверь, не веселюсь. Просто пытаюсь понять. Только не говори, что и Посейдон развязал свои тугие мехи с вином?

– Клянусь, все так и было. В ту самую ночь, когда возлегла я с Эгеем, меня взял и Посейдон.

– Так кто же мой отец?

– Оба, я совершенно уверена. Я вернулась в постель к Эгею, а он, проснувшись поутру, обнял меня и извинился. Он женат, а потому забрать меня с собой в Афины вряд ли сможет. Мы выбрались из моей опочивальни, прежде чем проснулись остальные, и он привел меня сюда. Зарыл свои сандалии и меч, накатил сверху камень. «Если наш союз этой ночи принесет плоды и родится мальчик, пусть сдвинет этот валун, когда возмужает, а ты расскажи сыну, кто он. Пусть идет тогда в Афины и заявляет о своих законных правах».

Как вы легко можете себе представить, Тесея такие вести словно громом поразили. Материны шуточки всех этих лет убедили его, что история с отцом-царем или отцом-богом – попросту детская выдумка.

– То есть дедушка понимал смысл пророчества – что Эгей, мой отец, в ближайший раз, когда… сойдется с женщиной, зачнет сына? И решил, что матерью должна быть ты?

– Все верно.

– Но пророчество же гласило, что Эгею нельзя развязывать тугие мехи с вином, – откуда оракулы вообще берут эти свои метафоры? – прежде чем доберется в Афины, а иначе сгинет от горя.

– Ну да…

– Но отец же развязал их прежде, чем оказался в Афинах. Он умер с тех пор от горя?

– Нет, не умер.

– Ох уж эти оракулы!

Они проболтали, пока не встала вечерняя звезда.

Мать с сыном двинулись домой, Тесей помахивал мечом по высокой траве. Оказавшись дома, Эфра тут же испросила аудиенции с царем Питфеем.

– Ну что, мой мальчик. Теперь ты знаешь свою историю. Сын Трезена, сын Афин. Задумайся, чтó это будет значить для всего Пелопоннеса! Мы сможем объединить наши флоты и править Аттикой. Коринф сбесится от ярости. И Спарта! Ха, да они обзавидуются, на яд изойдут! Так, что предпримем первым делом? Срочно снарядим тебе корабль и отправим в Пирей – завтра! чего бы и нет? – и ты заявишься к афинскому двору и покажешься старику Эгею. Вот ему потеха-то будет! Он женился на вдове Ясона, знаешь, да? На Медее Колхидской. Кошмарная женщина, как ни поверни[266]. Колдунья и убийца близкой родни. Добуду тебе подарок – настоящее маленькое сокровище, им обоим передашь от меня приветы. Ох, до чего ж славная тогда вышла ночка. Славная, славная ночка.

Питфей обнял дочь и игриво толканул внука кулаком в плечо.

У Тесея же были свои соображения. Он ушел к себе в комнату и обернул обновки платком. Царевич Трезена прибывает кораблем, в руках у него какая-нибудь ювелирная безделушка, помахивает он серебряным мечом и говорит: «Привет, папуля, вот и я!» – где тут героизм? Никакого в этом героизма. Заявился бы так Геракл – как избалованный царенок? Да ни за что. Тесей знал, что в Афины он войдет героем, – и подумал, что у него, кажется, есть мысль, как этого добиться.

Из Трезена в Афины было всего два пути. Один – морем, через Саронический залив, или пешком, вдоль береговой линии. Второй путь был долог и изнурителен – и знаменит опасностями. Кое-кто из самых свирепых и безжалостных разбойников, грабителей и убийц со всей Греции устраивал там засады. Естественно, именно этот путь выбрал бы любой уважающий себя герой. Если Тесей придет в Афины, мимоходом освободив этот путь от тамошних головорезов, это будет кое-что значить…

Тесей обулся в старые отцовы сандалии, пристегнул меч к поясу, сложил в котомку остальные пожитки и выскользнул из дворца.

Чуть погодя вернулся. Нацарапал записку матери с дедом, оставил ее у себя на кровати.

«Ну его, морской путь. Решил пойти пешком. Люблю, Тесей».





Подвиги Тесея




1. Перифет




Тесей шел вряд ли дольше часа, как обнаружил, что путь ему преграждает неуклюжий косолапый одноглазый великан с громадной дубиной. Тесей знал, кто это такой, – ПЕРИФЕТ, он же КОРИНЕТ, что означает «дубинщик».

– Ох ты батюшки, – просипел циклоп. – Хорошенькая мягонькая головушка для Крушилки – моей палицы. Она из бронзы, между прочим. Отец у меня кузнец. Всем кузнецам кузнец у меня отец.

– Да, всем известно, что ты рассказываешь, будто ты сын Гефеста, – отозвался Тесей, изображая скуку. – Люди даже верят твоей байке – уж такой ты уродливый и увечный. Но у меня в голове не помещается, как у олимпийского бога мог родиться такой бестолковый ребенок.

– А, я, значит, бестолковый?