Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

Ахелой был, разумеется, бессмертен, поэтому Геракл не мог его убить, зато легко заставил соперника сдаться, попутно отломав ему рог. Чтобы заполучить рог обратно, побежденный Ахелой предложил взамен знаменитый Рог изобилия, который римляне назвали КОРНУКОПИЕЙ. Юный Зевс нечаянно оторвал его от головы своей любимой АМАЛЬТЕИ, козы-няньки, кормившей его во младенчестве и детстве на Крите[108]. Зевс воздал – по волшебству наполнил рог едой и питьем. Сколько бы ни опорожняли рог, он всякий раз наполнялся заново. С тех пор Геракл носил его за поясом и никогда не голодал.

Женитьба на Деянире пошла ему впрок. Со времен жизни их с Мегарой в Фивах, столько лет назад, не был он счастливее и спокойнее. Жили-проживали они с Деянирой в Калидоне, родили четверых сыновей – ГИЛЛА, ГЛЕНА, КТЕСИППА[109] и ОНИТА, а еще дочку МАКАРИЮ. И вроде сплошная гармония и безмятежность, покуда Геракл еще разок не вышел из себя – с роковым результатом. Однажды вечером во время какого-то пира виночерпий тестя Геракла Энея случайно облил героя вином, тот набросился на несчастного юнца и одним ударом кулака прикончил его.

В отчаянии от собственной неуклюжести Геракл решил на время покинуть Калидон. Они с Деянирой отправились в Трахин, которым правили друг Геракла КЕИК и его жена АЛКИОНА.

Как раз на пути в Трахин случилось то, что в конце концов приведет к смерти Геракла – ужасной смерти.

Чтобы оказаться в Трахине, Гераклу и Деянире предстояло пересечь стремительные воды реки Эвен. Приблизившись к берегу, они увидели кентавра в яркой багряной тунике, и он любезно предложил перевезти Деяниру на другую сторону реки. Геракл его не узнал, зато кентавр узнал Геракла. То был Несс из того самого племени, с которым Геракл подрался, пока жил в пещере у Фола по пути на добычу Эриманфского вепря.

Несс с Деянирой дошли к середине реки, и тут кентавр взялся ее домогаться. Геракл услышал крики жены, увидел, что происходит, и выпустил кентавру в спину отравленную стрелу. Тот, спотыкаясь, выбрался на противоположный берег и уложил Деяниру на траву.

В прошлый раз Нессу удалось увернуться от ядовитых стрел, но теперь отрава распространялась по его телу. Но и в смертной агонии сумел он замыслить изощренный план мести. Он не признался Деянире, что знает Геракла. Мягкосердечная и сострадательная Деянира ужаснулась, до чего люто поступил ее супруг. Она склонилась к Нессу, гладила его бока и просила о прощении.

– Нет, нет… – отозвался Несс, едва переводя дух. – Это все моя вина… Слишком увлекся я твоей красотой. Твой муж наказал меня по заслугам… Послушай… если б мы с тобой были женаты, я бы ни за что не оставил тебя, но сама знаешь, какие они, эти мужчины. Сними с меня тунику, она заколдованная. Всегда держи ее при себе. Если настанет день, когда ты почувствуешь, что твой супруг устал от тебя, сделай так, чтобы он надел тунику… Сама увидишь, как вновь прихлынет его любовь…

– Ох, милый! – воскликнула Деянира, исполнившись сострадания и очень тронутая его комплиментами.

– Времени… мало… Торопись же, сними с меня тунику…

Деянира бережно отлепила от спины кентавра ткань, пропитанную кровью, сложила и спрятала к себе в котомку; Геракл как раз выбредал, разбрызгивая воду, из реки. Пнул умиравшего кентавра.

– Клятая скотина. Посмел руки распускать.

Деянира с Гераклом стали жить при дворе царя Кеика, но через год с небольшим Геракл отправился в Эхалию избывать последнюю свою обиду. Пусть и был он счастливо женат на Деянире, Геракл не простил Эврита, старого наставника по стрельбе, за то, что не дал тот герою участвовать в состязании за руку своей дочери Иолы. Оскорбление есть оскорбление, за него полагается расплата. Геракл разорил Эхалию, убил Эврита и всю его семью, не считая Иолы – ее он решил оставить себе рабыней. Победно приволок домой в Трахин и ее, и все остальные трофеи. Деяниру, как только она увидела Иолу, захлестнуло страхом и ревностью. «На этой девушке он всегда хотел жениться. Она гораздо моложе и красивее меня. На что же мне надеяться?»

Тут она вспомнила о заколдованной тунике, которую ей оставил Несс. Вот как можно вернуть себе любовь Геракла.

– Добро пожаловать домой, милый, – воскликнула она, нежно обнимая его. – Еще одну великую победу одержал, как я понимаю?

– Ой, да что там. Ничего особенного.

– У меня для тебя подарок. Награда за твою громкую победу.

– Правда? Какой? – Подарки Геракл любил.

– Наряд к сегодняшнему вечеру. Туника.

– Туника? О. Туника. Спасибо. – Геракл постарался сказать так, чтобы разочарования в голосе не было слышно.

– Отправлю ЛИХАСА с ней к тебе. Дай слово, что выйдешь в ней к ужину?

– Если тебе это в радость, – проговорил Геракл, щекоча супругу под подбородком. Смешные они, эти женщины. Всякая ерунда их огорчает – и всякая же ерунда радует.

Через полчаса слуга Геракла Лихас пришел к нему в комнату с туникой и помог ее надеть. Примерно пять-шесть секунд Геракл ничего не чувствовал. А затем кожу у него на спине начало покалывать, и он ее небрежно почесал. Покалывание переросло в жжение, Геракл вскочил, извиваясь и брыкаясь, и попытался стянуть с себя тунику. Но яд гидры в высохшей крови обрел действенность от телесного тепла и уже начал въедаться в плоть и кости Геракла, прожигая и изъязвляя все на своем пути.

Никто прежде не слышал, как орет Геракл. Никто из тех, кто сейчас его услыхал, не забудет этот крик никогда. Геракл в ярости накинулся на Лихаса и тут же убил его. Вбежал сын Геракла Гилл.

– Деянира… туника… – вопил Геракл, из глаз струились слезы, он метался и бился о стены, а затем выбежал в сад и носился там, как дикий зверь.

Гилл в ужасе наблюдал за отцом, неумолчно голосившим в смертных муках, – тот принялся выдирать с корнем деревья. Племянник Геракла Иолай и десяток друзей и спутников, заслышав кошмарные вопли, повыскакивали из дворца. Они все видели, как Геракл выходит из себя, наблюдали его припадки и истерики с пеной у рта, но тут было что-то новенькое. Теперь уже и Деянира прибежала в сад и тоже заголосила. Что она натворила?

Корчевание деревьев показалось всем признаком безумия, но даже в смертных корчах Геракл совершал подвиг. Стало ясно, что он складывает погребальную поленницу.

Он забрался на вершину ее и лег.

– Поджигайте! – вскричал он. – Поджигайте!

Никто не тронулся с места. Никто не желал остаться в истории как человек, поджегший Геракла.

– Молю вас!

Наконец Филоктет, доверенный друг и товарищ по многим приключениям, снял со стены факел и выступил вперед.

– Давай, старина, – просипел Геракл.

Филоктет плакал.

– Если любишь меня – делай.

– Но…

– Мне пора. Я знаю.

Филоктет поднес факел к поленнице.


– Торопись, – произнес Геракл, – забери мои лук и стрелы.

Филоктет взял их и склонил голову.

– Они… действенные. – Геракл тяжко дышал. – Береги их не щадя живота своего[110].

Выгнул спину в очередном приступе боли. Пламя вздымалось все выше.

– Огонь… – прошептал он, когда все подошли ближе, чтобы попрощаться, – от него не так больно, как от яда… Это даже… блаженное облегчение…

– О, друг мой…

– О, дядя…

– О, отец…

– О, муж мой…

Геракл содрогнулся, вздохнул, и душа отлетела. Великий герой наконец упокоился, освободившись от жизни, исполненной почти невыносимых мучений и трудов.

Гилл повернулся к матери и прорычал:

– Это ты его убила. Как ты могла? Как?

Деянира с рыданиями бросилась вон и заколола себя насмерть.





Апофеоз




Зевс помнил о своем обещании и забрал душу Геракла на Олимп[111]. В трогательной церемонии его облачили во плоть, сотворенную из одеяний Геры – когда-то заклятого врага, а теперь любящей подруги и мачехи, и Геракл родился заново.

Здесь, среди богов и богинь, с которыми у него был общий отец Зевс, Геракл сам достиг бессмертия и божественности. В знак глубокой приязни Гера соединила его браком с богиней Гебой – та служила Гере виночерпием, – и Геба стала ему последней и вечной женой[112].

И, наконец, Зевс вознес свое любимое дитя человеческое на небосвод – созвездием Геркулеса, оно пятое по величине на нашем ночном небе.

А на земле сыновья Геракла – ГЕРАКЛИДЫ – все же собрали войско и победили тирана Эврисфея, который все еще правил Тиринфом; Гилл самолично догнал сбежавшего царя и обезглавил его. Братья взяли власть над Арголидой и передали микенский трон АТРЕЮ, сыну Пелопа. На Пелопоннес ненадолго низошли покой и благоденствие.

Для большинства греков и остальных народов Средиземноморья Геракл – величайший из всех героев, neplusultra, бесподобный, образец, показательный пример, воплощение того, каким должен быть герой. Афиняне со временем предпочли своего земляка Тесея, кто, как мы убедимся, являл не только силу и отвагу, какие полагаются великому герою, но и ум, смекалку, прозорливость и мудрость – черты, которые афиняне (что изрядно раздражало их соседей) считали воплощенными исключительно в своем характере и культуре[113].

И все же Геракл был сильнейшим человеком в истории. Ни один человек и почти ни одно бессмертное создание не могли одолеть его физически. С безропотным терпением выдерживал Геракл испытания и потрясения, какими нагружала его бурная жизнь. Вместе с силой, как мы уже убедились, ему досталась неуклюжесть, что в сочетании с катастрофическими приступами ярости способна убить или покалечить любого, кто попался на пути. Кто-то хитрил и изворачивался, а Геракл был прям и прост. Кто-то предусматривал все, а Геракл пер напролом, размахивая дубиной и ревя, как бык. Его недостатки были скорее милыми, чем отталкивающими. Как показал обман Атланта и хитрость с Аидом, Геракл не был начисто лишен соединенного качества здравомыслия, смекалки и практического воображения, какое греки называют нус. Спасительных достоинств в нем было достаточно, чтобы искупить его несносные недостатки. Его сострадание к другим и желание помогать попавшим в беду были бездонны – как и печаль и стыд, какие обуревали его, когда он совершал ошибки и окружающие страдали. Он доказал, что способен жертвовать собственным счастьем годы напролет, лишь бы искупить ущерб (обычно причиненный не нарочно). Его детскость, следовательно, уравновешивалась детской бесхитростностью и непосредственностью, а также чертой, о которой мы нередко забываем, перечисляя добродетели Геракла, – стойкостью, способностью безропотно сносить невзгоды. Всю жизнь его карало, измывалось над ним и мучило жестокое, зловредное, безжалостное божество, мстя Гераклу за проступок, в котором его никак нельзя обвинить, – за его рождение. Никакой подвиг Геракла не сравнится с подвигом быть Гераклом. Своей терпеливой жизнью в муках и выносливостью, своим состраданием и желанием поступать правильно он показал, как выразилась американская классицистка и мифограф Идит Хэмилтон, «величие души».

Геракл, может, и не располагал бойкой живостью и обаянием Персея и Беллерофонта, умом Эдипа, лидерским даром Ясона или находчивостью и воображением Тесея, но у него было чуткое сердце – сильнее и горячее, нежели у любого из них.





Беллерофонт




Крылатый




Герой Беллерофонт был сыном то ли Главка, царя Коринфа, то ли Посейдона, бога моря[114]. Совершенно точно, что матерью Беллерофонта была ЭВРИНОМА, особая любимица Афины, от которой и набралась она мудрости, смекалки и всех умений, какие олицетворяла собой эта богиня[115].

История Беллерофонта подсказывает, что пусть и был он строен, силен, отважен, образован и привлекателен, его все же самую чуточку избаловали обожавшие Беллерофонта мать и Главк, который, независимо от того, был он сам или Посейдон настоящим отцом, воспитал мальчика как родного сына и полноправного коринфского царевича.

Беллерофонт вырос осведомленным о слухах, что Посейдон-де забрался в постель к его матери и зачал его, но особого значения этому не придавал. С одной стороны, к морю Беллерофонта никогда не тянуло, да и божественных даров ему, по его собственным наблюдениям, мучительно недоставало. С другой стороны, был у него брат ДЕЛИАД, и они не походили друг на друга ни натурой, ни обликом нисколечко, а это, конечно, могло указывать на разное отцовство. С еще более другой стороны, Беллерофонт всегда находил общий язык с лошадьми. Лошади – это очень по части бога моря. В школе Беллерофонту рассказали, что на заре времен бог Посейдон сотворил перволошадь – в подарок сестре своей Деметре. Посейдон понаделал кучу всяких зверей и всех их повыбрасывал, пока у него не получилось безупречное созданье. Среди выброшенных животных, этих ошибок творения, были гиппопотам, жираф, верблюд, осел и зебра, с каждым шагом Посейдон был все ближе к идеальным пропорциям, красоте и соразмерности лошади. Но подростком Беллерофонт понял, что это всё сказки для малых деток. Как и прочие истории о богах, полубогах, нимфах, фавнах и волшебном зверье, какими ему забивали голову с тех самых пор, как он научился ходить и говорить. Одно он знал точно: Коринф – большой бурливый город-царство, здесь полно очень всамделишных и очень смертных мужчин и женщин; да, навалом тут и жрецов со жрицами, но ничего бессмертного или божественного Беллерофонту наблюдать не доводилось. Никакие боги никогда не являли себя ему, никого из друзей не превратили в цветок и не пришибли молнией.

Где-то ближе к четырнадцатилетию Беллерофонта поползли слухи о крылатом белом коне по кличке Пегас, о том, как он возник из горла обезглавленной Медузы и полетел на большую землю Греции. Отовсюду сообщали, что видели это чудесное созданье, но Беллерофонт отмахивался от таких вестей как от очередных суеверных фантазий для самых маленьких. И тут кое-кто из граждан Коринфа возбужденно заявил, что Пегас уже здесь, совсем рядом! Не в самом Коринфе, но все равно прямо за городом. Его видели трезвые свидетели, пившие из фонтана при Пирене (тот фонтан – не декоративный, а самый настоящий родник, бурливший из-под земли). Кто-то даже попытался подкрасться к Пегасу и взобраться к нему на спину, но конь всякий раз оказывался настороже[116].

«Беды никакой наведаться в Пирену и поглядеть, – сказал себе Беллерофонт. – В смысле, наверняка окажется, что это просто дикий пони с холмов, но приручить его все равно может быть занятно. Приделаю ему крылья даже да приеду в город верхом. И то потеха».

Добравшись к роднику в Пирене, он увидел двоих, ошивавшихся неподалеку, но лошадей – никаких, ни крылатых, ни обычных.