Элмет

Медведь нанес первый удар, Папа уклонился нырком. Теперь и он начал работать ногами, появилась легкость в движениях.

Оба ходили кругами на импровизированном ринге. Медведь сделал еще одну попытку. Начал прямым правой и сразу добавил левой. Папа ушел от первого удара и парировал второй, а затем нанес ответный левой, метя противнику в челюсть. Медведь отклонился назад, и Папа промазал. Раздалось несколько выкриков из толпы, затем вновь наступила тишина. Еще один промах Медведя и еще. Папа бить не спешил, берег силы.

Они поменялись позициями. И после еще пары промахов Медведь все же попал. Не в голову Папе, но в грудь. Половина толпы громко выдохнула, а другая радостно завопила. Этот удар, должно быть, сбил ему дыхание. Я тоже почувствовал, что задыхаюсь. Он подался назад, на секунду потеряв равновесие. А Медведь продолжил хуком справа. Папа нырнул под кулак, но тот все же задел его голову вскользь. Еще одно попадание.

Папа быстро пришел в себя. Наполнил легкие воздухом, распрямил спину. Медведь оскалил зубы — вспышка золота, — и Папа нацелился в них. Резкий джеб. Кровь. Второй джеб в то же место. Он нащупал слабину противника. Полный набор сверкающих золотых зубов взамен ранее выбитых означал, что десны у него ослаблены и он запросто может потерять зубы повторно. Но следующий папин удар был уже заблокирован, и противники, отдуваясь, взяли паузу.

На заднем сиденье чьей-то машины гавкнула собака, и ей сразу начали вторить остальные.

Внезапно жестким ударом, прилетевшим как будто из ниоткуда, Медведь угодил Папе в область левой скулы. Раздался тихий треск, как от расколотого бревна, и кровь потекла от брови по щеке на плечо и грудь, запачкала белую безрукавку. Из папиных ноздрей выдувались кровавые сгустки, словно пламя у огнедышащего дракона.

Этим глазом он уже ничего не видел. Распухшие веки сомкнулись наглухо.

Однако он держался.

Чавканье грязи под ботинками вокруг меня. Мужчины притопывали и растирали захолодевшие руки. Папа и Медведь, с кулаками наизготовку. Собачий лай. Летящие вниз плевки. Липкий ветер. Древние дубы, куполами крон прикрывающие эту сцену от посторонних взоров. Запах дизельного топлива. Бензин, грязь, пот, кровь, подгоревшее мясо, капли жира с обжаренного лука. Кольцо людей поверх колец грибницы, переплетающихся в почве, и колец известняковых пород под ними.

Медведь наседал, и Папа пятился, еле волоча ноги. Он явно устал. Он устал, ссутулился и опустил плечи.

Папа дышал так, будто воздух застревал у него в горле. Медведь нанес еще один удар. Казалось, у Папы не хватит сил увернуться, но все же ему это удалось. Почти. Удар пришелся в левое плечо, кулак в мышцы.

Но при этом Медведь раскрылся, и Папа мигом выдал ответный хук справа. Он вложился в этот удар всем телом. Он подключил к нему мышцы бедер. Он оттолкнулся ногами, привстал на цыпочки и чуть ли не оторвался от земли. Он вдруг снова стал свежим. Уловка? Похоже, его вялость перед тем была притворной. Его здоровый глаз отслеживал все четко. Он приложился кулаком к челюсти противника со всей точностью и всей силой, какими обладал на тот момент.

И вновь раздался треск, как от дерева, но теперь уже не расколотого топором, а расщепленного молнией и шквальным ветром в раскатах грома. Разбитого на сотни щепок. Густая струя золотого и красного. Кровь из расквашенных десен Медведя и его золотые зубы описали длинную плавную дугу, прежде чем кануть в слякотную землю.

Медведь пошатнулся. И я пошатнулся. Казалось, я сейчас потеряю сознание. Или отключусь, или обмочусь. О боже, нет, только не это! Ничего не может быть хуже. Я шире расставил ноги для большей устойчивости и поднял глаза к небу в надежде уловить прохладный, освежающий ветер. Пусть он вызовет слезы. Глаза вполне могут слезиться от ветра и холода. Боже, только не дай мне свалиться в обморок! Прошу Тебя, Господи! Теперь забурлили мои внутренности. Мои кишки. Боже упаси!

Колосс падал — медленно падал в грязь вслед за своими зубами. Его глаза закатились за орбиты. Чистый нокаут. И пока он падал, мое головокружение все усиливалось, как будто я был затянут внутрь его, испытывая те же чувства, словно падая вместе с ним.

Медведь наконец-то шмякнулся о землю. Когда его голова вошла в слякоть, вновь послышался треск. Люди вокруг меня двигались вперед, как и земля подо мной. Ноги меня уже не держали.

И вдруг я очутился в папиных объятиях. Я и не заметил, как он ко мне подошел. Он вырубил Медведя, он выиграл бой, и его первый же шаг после этого был направлен в мою сторону. Он оторвал меня от земли и поднял, словно я был его трофеем. Поднял меня высоко, к небу и холодному воздуху. Я ощущал слезы на глазах, но головокружения не было. Я глубоко дышал. Приступ слабости миновал.

Все наши люди столпились вокруг. И Питер, и Юарт. Затем появилась Марта с зеленой сумкой на молнии, извлекла оттуда бинты, флакон йода и пакет замороженного горошка.

Находясь на руках у Папы, я с этой высоты видел его поверженного противника и собравшихся вокруг него людей, которые больше глазели, чем пытались помочь. Лишь один человек принес ведро воды и кусок ткани для перевязки.

Но где же Кэти? Где Кэти?

Как только Папа спустил меня на землю, я стал осматривать опушку леса. Вернулась она или нет? Может, наблюдала из-за деревьев? Может, прислушивалась, угадывая ход поединка по крикам зрителей?

Марта суетилась, тянула Папу в сторону машины. Открыла заднюю дверь, постелила там полотенца. Джесс и Бекки встретили нас восторженно, с тявканьем прыгая на Папу. Теперь он уже не приволакивал ноги. Шагал широко и свободно. Когда он уселся в створе задней двери, Юарт приподнял его ноги и подставил под них упаковочный ящик. Потом развязал шнурки и стянул с него обувь. Носки оказались мокрыми и грязными, Юарт их также снял и обмотал босые ступни полотенцем.

Марта тем временем завернула в тряпочку пакет ледяного горошка, чтобы Папа приложил его к подбитому глазу. Потом обработала раны ватными тампонами, смоченными йодом. Папа морщился, когда она это делала. Иногда малая, но специфическая боль при оказании помощи переносится хуже, чем любая другая.

— Воды, — попросил Папа.

Я достал бутылку из переносного холодильника. Папа сделал глоток и отставил ее в сторону. Здоровым глазом выразительно посмотрел на Юарта, и тот выудил из внутреннего кармана пальто плоскую флягу. Папа отхлебнул из нее, прополоскал рот и сплюнул на землю. Следующую порцию он проглотил.

Марта отняла от его глаза ледяной пакет и осмотрела рану:

— Придется зашивать. Сейчас я ее очищу, а потом снова приложишь пакет.

На сей раз она воспользовалась не йодом, а более щадящим солевым раствором.

Я помог Папе снять окровавленную майку и надеть другую, чистую. Затем накинул ему на плечи махровый плед, а поверх него толстое одеяло. Папа сидел, не меняя позы, только прихлебывал из фляжки, смотрел на деревья по ту сторону поля и довольно улыбался.

Я вспомнил слова Вивьен о том, как действуют на Папу эти бои, как он в них нуждается, душой и телом. Сейчас он казался удовлетворенным. Жаль, что Вивьен не видела его в эти минуты. Все ее опасения насчет исхода боя не оправдались. Стало быть, зря она сомневалась в Папе.

Кэти все еще не объявилась, но меня это не очень беспокоило. Я был уверен, что с ней ничего не случится: она умела за себя постоять, и к тому же она ушла в лес, а в лесу мы с ней чувствовали себя как рыба в воде. Тем более в таком светлом, ясенево-дубовом, как у нас на холме.

— Кто-нибудь уже говорил с Прайсом? — спросил Папа.

— Пока нет. Первым делом мы хотели привести в порядок тебя. Это сейчас важнее, — сказала Марта.

— Как считаете, он человек слова? — спросил Папа.

Юарт поразмыслил:

— Он человек слова, когда это слово дано на публике. Если все обговорено в присутствии многих людей, он сдержит свое обещание. Тем более у него есть причины для радости. Сегодня он разжился кучей денег. Уделал этих русских. Ведь в ставках ты не был фаворитом. Такое случилось впервые за все времена, да? Так что Прайсу впору тебя благодарить.

Папа покачал головой:

— В этом я не уверен.


Он взглянул на меня:

— А ты что думаешь, Дэниел?

Никаких мыслей на этот счет у меня не было, зато была надежда.

— Я думаю, ты выиграл свой приз, — сказал я. — Думаю, мы вернемся домой и этот дом станет по-настоящему нашим.

Он кивнул, не столько соглашаясь с моими словами, сколько из желания в это верить.

Я принес ему сухие ботинки. Он обулся, встал и направился к отдельной группе машин, одна из которых только что отъехала, увозя Медведя. В центре поля какой-то человек выковыривал из грязи золотые зубы и складывал их в пластиковый пакетик. Прайс сидел на водительском месте в своем «лендровере», через окно разговаривая с двумя мужчинами. Я не смог прочесть выражение его лица.

Заметив приближающегося Папу, он жестом велел этим двоим отойти, но оставаться неподалеку.

— Ну вот, дело сделано, — сказал Прайс, имея в виду завершившийся бой и его результат.

Папа кивнул:

— Дело сделано.

Он ждал следующих слов Прайса. За ним был должок по соглашению. Но Прайс не торопился. Он хотел, чтобы Папа спросил об этом сам. В последней попытке унизить и подчинить его Прайс хотел услышать папину просьбу.

— Ну и как насчет остального? Как насчет земли? Теперь мы можем закрыть эту тему? Оформить все официально?

— Можем, — сказал Прайс. — Подписанные бумаги у Гэвина.

Он кивком подозвал одного из своих недавних собеседников, стоявших поодаль. Сей невзрачный субъект достал из портфеля черную папку-скоросшиватель, открепил в ней один файл-вкладыш и протянул его Папе.

По тому, как он медлил, прежде чем взять файл, стало ясно, что Папа не очень ориентируется в происходящем. Он не знал, что дальше делать с этим документом, но не хотел обращаться за разъяснениями к Прайсу. Он не имел понятия о том, как делаются такие вещи в большом мире, и был полным профаном во всем, что касалось деловых бумаг и законов.

Прайс ухмыльнулся:

— Здесь документы с моей подписью. По ним вам формально передается земля, на которой ты построил дом.

— Вместе с рощей на холме? — раздался въедливый голос Марты из-за наших спин. — И с подъездной дорогой — я о той, что перед домом?

Прайс ненадолго задумался. Так, с задержкой, он реагировал на все наши вопросы — типа «отвечу, когда сочту нужным».

— Да, можете посмотреть и убедиться, хотя, надеюсь, вы мне поверите как человеку слова. Там все правильно.

Марта забрала у Папы пластиковый файл, вытащила из него несколько скрепленных скобкой документов и начала их просматривать.

Прайс раздраженно забарабанил пальцами по рулю.

— Мы хотим знать, что получаем, Прайс, — произнесла Марта, не глядя на него. — Я прочту все от начала до конца, нравится тебе это или нет, и ты не сможешь уехать, пока я не закончу.

— Так уж прямо и не смогу?

Она продолжила чтение, порой возвращаясь к предыдущим страницам, чтобы уточнить какие-то детали.

Прайс оставался на месте и примерно через минуту выдал комментарий, обращаясь то ли к самому себе, то ли к своим людям, то ли все-таки к нам:

— Ну разве это не забавно? Устроить незаконный поединок для законного разрешения спора. Завершить свой день подписанием документов после спектакля, из-за которого все мы могли угодить за решетку.

Марта его проигнорировала, продолжая читать, но Папа взглянул на него с любопытством и подозрением. Юарт нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Марта закончила проверку.

— Думаю, тебе следует это подписать, — сказала она Папе, — а я заверю подпись.

Так они и сделали тут же, на капоте машины Прайса. Сам он отбыл вскоре после того; «лендровер» неторопливо укатил прочь с характерным мягким и мощным урчанием. Выглянуло солнце, и влага начала испаряться с поля, образуя легкую слоистую дымку над кронами деревьев. Солнечные лучи прорывались сквозь тучи, расходясь в стороны, как широко разинутый клюв поющего дрозда.

Меж тем на поле деньги активно меняли хозяев. Кажется, там не было ни одного человека, который не сделал бы ставку. Купюры перетасовывались, наспех пересчитывались и исчезали во внутренних карманах курток. Ассистенты букмекеров делали пометки в блокнотах. От жаровни снова исходили шипение масла и запах лука, помешиваемого на сковороде деревянной ложкой. Со щелчком открывались пивные банки, откручивались пробки на горлышках бутылок.

Судя по всему, кровавое зрелище плавно перетекало в большую гулянку. Есть, пить, покупать и продавать. Это ж была ярмарка, в конце концов. Тайная, свободная от налогов, сборов и всякого контроля.

Люди подходили пожать руку Папе. Мужчина в твидовом пиджаке и матерчатом кепи всучил Папе пятидесятифунтовую купюру.

— Нынче я заработал на вас куда больше, будьте уверены, — заявил он и, протянув Папе бутылку пива, предложил тост за его здоровье.

Кто-то принес виски, кто-то другой — немаркированную бутыль водки собственного изготовления.

— Все честно и законно, имейте в виду, — говорил он, наливая водку в пластиковый стаканчик. — Этого добра еще полно в моей тачке.