Движущиеся картинки

Гаспод продефилировал в обратном направлении и занял место возле Виктора.

– Теперь смотри внимательно, – сказал он.

Взяв зубами миску с обедом, Лэдди поднял ее в воздух и перевернул.

– Дрянь жуткая, – пояснил Гаспод. – Какие-то потроха… Такое и собаке-то давать стыдно. Я бы не дал.

– И ты подговорил его перевернуть миску? – в ужасе уточнил Виктор.

– Послушный паренек, правда? – самодовольно осклабился Гаспод.

– Это ведь просто низко!

– Да ладно тебе. Зато я дал ему один хороший совет.

Лэдди между тем повелительно лаял на окруживший его персонал. До Виктора донеслось встревоженное перешептывание.

– Собака не съела обед, – услышал он голос Детрита. – Пусть теперь голодная ходит.

– Самый умный, да? Господин Достабль сказал, что эта псина стоит больше всех нас, вместе взятых.

– Может, он вообще не к такой жратве приучен. Породистый пес, все понятно. А мы ему суем всякие потроха.

– Нормальная собачья еда! Каждая собака такое ест!

– У нас же не просто пес, а чудо-пес. Кто знает, чем эти чудо-псы кормятся…

– Если с псом что-то случится, Достабль тебя ему скормит.

– Ладно, успокойся. Детрит, давай-ка сбегай к Борглю. Посмотри, что у него сегодня в кастрюлях. Не вздумай только брать то, что он подает обычным клиентам.

– Вот оно, блюдо, которое он клиентам подает. Видишь где?!

– Я тебе про это и говорю.

Спустя пять минут Детрит приволок фунтов девять сырой отбивной, которую и вывалил в личную миску чудо-пса. Окружающие выжидательно уставились на Лэдди.

Тот покосился на Гаспода, а последний, в свою очередь, едва заметным кивком поддержал его.

Тогда пес положил лапу на отбивную, вцепился в мясо зубами и отодрал от него приличный кусок. После чего Лэдди прошествовал через весь павильон и уважительно опустил этот кусок перед Гасподом. Гаспод внимательно оглядел подношение.

– Ну, не знаю… – протянул он. – Как думаешь, Виктор, здесь десять процентов или все-таки меньше?

– Ты взял с него агентские?!

– Д-сять пр-центов, – невнятно буркнул Гаспод, набивая рот мясом. – По-моему, очень по-людски.

– По-людски?! Да ты самый настоящий сукин сын, – сказал Виктор.

– И этим горжусь, – невразумительно ответил Гаспод, стремительно заглатывая последний кусок. – Ну, чем теперь займемся?

– Я сегодня собираюсь как можно раньше лечь спать, – озабоченно произнес Виктор. – Завтра рано утром выезжаем в Анк-Морпорк.

– С книгой есть какие-нибудь сдвиги?

– Пока нет.

– Дай я взгляну.

– Ты и читать умеешь?

– Точно не знаю. Ни разу не пробовал.

Виктор опасливо огляделся. Никто, казалось, не замечал их присутствия. Обычная история. Стоило ручке сделать последний оборот, как тут же все забывали о существовании актеров – актеры превращались в настоящих невидимок.

Виктор устроился на груде досок и, наугад раскрыв книгу, представил страницы критическому взору Гаспода.

По прошествии нескольких минут пес заметил:

– Какие-то картинки.

– Это не картинки, – вздохнул Виктор. – Это слова.


Гаспод недоверчиво сощурился.

– Эти картинки на самом деле слова?

– В старину люди писали при помощи картинок. Каждый рисунок подразумевал какую-то букву или слово.

– Та-ак… А если рисунков много, если одна картинка встречается чаще, чем другие, стало быть, это какое-то важное слово?

– Как-как? А пожалуй. Наверное, так и есть.

– Вот, например, мертвец. Это ведь важное слово.

Виктор был застигнут врасплох.

– Ты говоришь о мертвеце, которого я нашел на берегу?

– Нет, о мертвеце, которого я нашел на этой странице. Вот, посмотри. Тут этот мертвец на каждой строчке.

Виктор несколько странно взглянул на пса, развернул книгу к себе и внимательно изучил каждую строчку.

– Ну и где же? Нет здесь никаких мертвецов.

Гаспод фыркнул.

– Да вот же они, перед твоим носом, – сказал он. – Такие же, как на гробницах, которые можно найти в старых храмах. Ну, вспоминай же! Снимают с покойника копию и кладут поверх крышки. Руки у него сложены, меч к груди прижимают. Знатный, мол, жмурик.

– О боги! А ведь ты прав! Вид у него в самом деле как у мертвого…

– Очень может быть, что все эти значки здесь означают, что покойник при жизни был великим человеком, – с видом знатока перебил его Гаспод. – «И многие враги пали от меча его…» И так далее. А все свои деньги он оставил жрецам, чтобы те потом богам за него молились, свечи жгли и всяких козлов в жертву приносили. Раньше такое бывало. Ну, знаешь, живет такой тип, только и забот, что нажраться, девчонку завалить да морду кому-нибудь набить, а как увидит, что старик Мрачный Жнец уже на него свою косу точит, так сразу в благообразного и праведного превращается. Деньги жрецам платит, чтобы те быстренько привели в порядок его душу и довели до сведения богов, каким замечательным парнем он был.

– Гаспод! – не выдержал Виктор.

– Что?

– Ты же раньше в цирке выступал. Откуда тебе все это известно?

– Знаешь, красивая мордашка – это еще не все.

– Это у тебя-то мордашка?

Пес пожал плечами.

– У собаки есть еще глаза и уши, – сказал он. – Знал бы ты, что порой говорят и делают при собаках. Когда я был обычным псом, я, конечно, ничего не понимал. Но сейчас все изменилось.

Виктор снова уставился на страницу. Повсюду мелькала эта фигура, действительно напоминавшая, если посмотреть прищурясь, статую рыцаря, сложившего руки на мече.

– Знаешь, этот рисунок может означать что угодно, – сказал он. – Пиктография не такая простая штука. В ней все зависит от контекста. – Он мучительно вспоминал страницы книг, виденных им прежде. – Вот, скажем… в агатском языке стоящие рядом значки «женщина» и «рабыня» вместе дают понятие «жена»…

Он еще пристальнее вгляделся в крохотного мертвеца. И в самом деле: мертвец этот – окажись он в конце концов «спящим человеком» или же «стоящим человеком, сложившим руки на мече»; невозможно было ручаться за точный смысл, имея дело с изображением до такой степени условным, – мертвец этот зачастую встречался рядом с другим значком. Виктор пробежал пальцами по пиктограммам.

– Вот, погляди, – сказал он. – Человеческая фигурка – это, должно быть, составная часть какого-то слова… Замечаешь? Она всегда ставится с правой стороны от другой картинки, которая немного напоминает… немного напоминает ворота. Поэтому может оказаться, что вся пиктограмма означает… – он чуть помешкал, – означает человека, поставленного у ворот… То есть привратника! – осенило его спустя мгновение.

Он развернул книгу под углом.

– А может, имелся в виду какой-нибудь старый король, – произнес Гаспод. – Или, предположим, «человек, вооруженный мечом и находящийся в темнице». Тоже подходит. А может, это означает: осторожно, за воротами злой и вооруженный человек. Это может означать все, что хочешь.

Виктор продолжал изучать значки.

– Забавная вещь, – промолвил он наконец. – Понимаешь, мне он не кажется… мертвым. Он как бы… не вполне жив. Словно ожидает, когда снова сможет стать живым. Человек с мечом, ждущий чего-то?

Виктор еще пристальнее вгляделся в изображение человечка. Разобрать черты лица было трудно, и все же его облик выглядел смутно знакомым.

– Слушай, – сказал Виктор, – а ведь он очень напоминает моего дядю Озрика…



Кликаклика. Клик.

Мембрана последний раз кликнула и остановилась. Поднялась буря оваций; в восторге затопали ступни, захлопали мешки из-под попзёрна.

Библиотекарь, восседавший в самом первом ряду «Одиоза», не сводил взгляда с опустевшего экрана. «Смерть в среде бархан» он смотрел уже четвертый раз за день – никому не хотелось испытывать судьбу и силой выдворять из зала трехсотфунтовую орангутанью тушу. Вокруг библиотекаря громоздились горы арахисовой скорлупы и завалы из бумажных пакетов.

Библиотекарь просто обожал клики. Они что-то трогали в его душе. Он даже начал писать роман, который, как он полагал, в будущем может быть положен в основу очень занимательной картинки[17]. Те, кому он этот роман показывал, отзывались о творчестве библиотекаря очень лестно – зачастую даже не прочитав ни строчки.

Однако данный клик вселял в него беспокойство. Библиотекарь просмотрел его от начала до конца четыре раза подряд, но беспокойство никуда не делось.