Другая женщина

— А вот и наш великан, — проговорил Джеймс: к нам, улыбаясь, шел Адам.

Они обменялись рукопожатиями, и я наблюдала, как Адама знакомят с Кейт и как они неуклюже целуют друг друга: он нацелился на два чмока, хотя она явно ожидала получить всего один. Мне стало чуть-чуть неловко за них обоих.

Кейт вся была — огромные глазищи и ослепительные зубы, и я смущенно одернула свою немодную блузку, невольно жалея, что не надела то самое платье, из-за которого мы с Адамом поссорились несколько недель назад. Тогда я, по крайней мере, чувствовала бы себя хотя бы допущенной к состязанию с ней.

— Ну разве не красотка? — прошептала Памми, стоя рядом со мной и глядя на них. — Как говорится, все при ней.

Я не отреагировала. Я лишь продолжала смотреть, как эти двое мужчин увиваются вокруг нее. Кажется, вечер сложится еще хуже, чем я могла себе представить.

— Ну, что новенького? — спросил Джеймс, наконец вновь вовлекая меня в беседу.

— Давайте-ка закажем бутылку вина, и мы вам объявим, — проговорил Адам и поманил официанта.

— Звучит зловеще, — рассмеялся Джеймс.

— Вовсе нет, — возразил Адам. — У нас и правда есть для вас важные новости.

Я видела, как лицевые мышцы Памми напряглись в попытке сохранить невозмутимое выражение.

— Ах, вот как? — выговорила она. — Вы назначили новую дату свадьбы?

— Не совсем, — ответил Адам. — Мы, так сказать, переключились на другую скорость. — Он посмотрел на меня. И взял за руку. Я одарила его своей самой лучшей, самой победной улыбкой.

— О-о, звучит интригующе, — заметила Кейт.

Адам обвел всех взглядом и радостно ухмыльнулся.

— В общем, мы ждем ребенка, — сообщил он.

Джеймс разинул рот от удивления, Кейт просияла и захлопала в ладоши, а Памми просто неподвижно сидела с каменным выражением, только мускулы на ее лице подергивались.

— Ух ты. Ну и ну, ребята, просто обалдеть, — проговорил Джеймс. — Супер. Вот это да.

— Сколько месяцев? — спросила Кейт. — Когда рожать? Вы уже знаете, мальчик или девочка?

Я отбарабанила ответы так же быстро, как она задавала вопросы:

— Три. Весной. Нет.

Джеймс снова пожал Адаму руку, а потом обошел вокруг стола, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Поздравляю, — шепнул он, и я вся оцепенела.

— Мам?.. — обратился к ней Адам, все еще ожидая от нее какой-то реакции.

— Что ж, это просто шок, — проговорила она со слезами на глазах. — Приятный, но все равно шок. — Она попыталась улыбнуться сквозь слезы, но глаза ее не улыбались. — Да, сынок, это и правда чудесная новость… — Она не пыталась встать, так что Адам обошел вокруг стола, чтобы приблизиться к ней. А я не стала и трудиться.

Она впилась в него как пиявка.

— Мама, тебе полагается радоваться, а не плакать. — Он рассмеялся. — Никто не умер.

— Все в порядке, сынок, — заверила она его, не переставая всхлипывать. — Мне еще предстоит привыкнуть к тому, что я стану бабушкой. Я действительно очень за тебя рада.

Она высвободилась из крепких объятий Адама и перехватила мой взгляд. Я не хотела на нее смотреть — ну, почти не хотела. Но с моих губ не сходила улыбка, словно говорившая всему миру: все отлично, все великолепно. Я не отводила взгляда от ее глаз. И внутренне содрогнулась. Я ожидала увидеть в ее глазах гнев и ярость. Но ничего этого не было. Я различала в них только страх.

— Кстати, о хороших новостях, — произнесла она, наконец отводя взгляд от моих глаз. — У Джеймса тоже есть для нас одно сообщение, не правда ли, дорогой?

Он улыбнулся, снова нашарил руку Кейт:

— Да. Я предложил Кейт выйти за меня замуж. И она ответила «да».

Кровь ударила мне в голову.

— Разве это не чудесно? — кудахтала Памми, потянувшись через стол, чтобы взять руки Джеймса и Кейт в свои. — Я уже сейчас чувствую, что мы станем самыми близкими друзьями.

Я покосилась на Кейт, пытаясь уловить какие-то признаки того, что она понимает истинное положение вещей, что мы — родственные души, ожесточенно сражающиеся против Памми, этой злобной силы. Но в ее глазах я прочла лишь невинную преданность — и ошибочную веру в то, что Памми говорит правду.

И я даже не знала, кого мне жалко больше: Кейт с ее доверчивым простодушием, с ее блаженным неведением относительно этой женщины, которая сейчас клянется, что будет ей другом, а на самом деле вот-вот станет главным ее врагом, — или меня, чью жизнь она, Памми, так долго и так старательно стремится разрушить. Я была лишь тенью себя прежней, страдала от страшной неуверенности в себе, сходила с ума, и от полного распада меня удерживала лишь любовь к мужчине, на которого, как я надеялась, я смогу положиться, когда все рухнет.

Я смотрела, как Кейт млеет в объятиях Джеймса, раскрасневшись от возбуждения и страсти. Памми права: все при ней. Мне захотелось очутиться на месте Кейт, стать ею; я вспомнила, как не так уж давно сама трепетала от восторга, как наслаждалась настоящим, и не думая, что кто-нибудь (а уж тем более мать Адама) способен причинить мне такую боль, какую причинит она.

— Давайте закажем бутылочку шампанского и отметим, — выпалила Памми.

Неужели никто так и не спросит, к чему такая спешка? Как они могут быть так уверены, что хотят провести вместе остаток своих дней, ведь они знакомы всего несколько месяцев? Разумеется, сейчас Памми вставит свое веское слово, как это было со мной. Но она держалась стойко.


Я смотрела, как она разливает шампанское по четырем бокалам и раздает их всем — кроме меня.

— Поздравляю! — воскликнула она, поднимая свой бокал. — За Джеймса и Кейт!

Я покосилась на Джеймса. Его взгляд метался от матери к Адаму, не задерживаясь на мне, хоть я и сидела посередине.

— Мама, нельзя ли Эмили тоже дать бокал? — осведомился Адам.

— Ах, прости, я не думала, что она захочет, — засуетилась она. — Я думала, когда женщина беременна, ей не следует пить. Во всяком случае, так было в наши дни.

— Времена изменились, — сухо отозвалась я. — Я выпью полбокала. Спасибо.

— За беби Бэнкса! — провозгласил Джеймс.

Я закрыла глаза, наслаждаясь этим первым глотком, этими пузырьками, лопающимися на языке.

— Ну как, вы уже наметили дату? — спросила Памми воодушевленно.

— Подумываем будущей весной, если успеем все организовать, — ответил Джеймс.

— Ага, как раз когда поспеет малыш, — проговорила она, кивком указывая на мой живот. Я мысленно улыбнулась, зная, что к тому времени буду размером с автобус — или младенец уже присосется к моей груди. В любом случае я не буду чувствовать себя светской львицей, подумала я.

— У меня дома есть альбом, битком набитый снимками, — поведала Кейт. — Он у меня с девяти или с десяти лет. Кое-кто считает, что я на нем только что не помешалась. — Она негромко рассмеялась.

Я снова внутренне сжалась, ожидая, когда Памми отпустит уничижительное замечание. Но ничего такого не произошло. Вместо этого она проговорила:

— Ах, как это мило. У меня в юности был такой же. Я показала его Джиму, а он сказал, чтобы я помещала туда все, что мне хочется.

Кейт улыбнулась ей.

— Ну, а теперь покажи нам свое кольцо, — попросила ее Памми.

— Я так удивилась, — призналась Кейт, выбрасывая руку с бриллиантом в нашу сторону. — Я и понятия не имела.

— Я так за тебя рада, — с теплотой в голосе произнесла Памми. — Добро пожаловать в нашу семью.

Что я упускаю из виду? Я словно присутствовала при задушевной беседе матери и дочери. Неужели Памми когда-то вела себя так и со мной? Давно, еще в самом начале?

Я вспомнила нашу первую встречу в ее коттедже. Как она нарочно оставила на диване раскрытый альбом, из которого на меня смотрела Ребекка. Она хотела, чтобы я увидела это фото. Уже тогда она играла со мной в эти игры, словно говоря: а ну-ка спроси. Притом что я не хотела знать ответы на эти вопросы. Она посеяла семя и спокойно ждала всходов, надеясь, что я окажусь слишком слабой, чтобы справиться с последствиями. Она думала, что может отодвинуть меня в сторону, как сделала это с Ребеккой. Но она не учла, как сильно я люблю Адама. Я люблю его больше жизни, и, сидя здесь, в ресторане, с новой жизнью, зреющей в моем чреве, я знаю: ей не удастся сделать ничего такого, что лишило бы меня этой любви.





40




— Обещаю — ничего чрезмерного, — заявила Пиппа, когда я стала воротить нос от ее идеи с предродовой вечеринкой. — Только друзья, несколько воздушных шариков и много-много просекко.

Округлив глаза, я указала на свой гигантский живот.

— Ах да. — Казалось, она только сейчас осознала всю затруднительность моего положения. — Всего несколько друзей. Роль воздушного шара исполняешь ты. А просекко выпью я!

Две недели спустя они с Себом объявились на пороге нашей квартиры — с целой башней розовых кексов и шестифутовой длины транспарантом «Будущей мамочке». За ними последовали остальные участницы этого своеобразного девичника — за исключением Памми, которую не пригласили.

— Тебе не кажется, что это безумие — бабушка твоего ребенка не придет, зато притащится баба, которая спала с твоим молодым человеком? — заметила Пиппа за несколько дней до вечеринки. — В общем, нарочно не придумаешь.

Мне пришлось с ней согласиться: раньше я и помыслить не могла, что Шарлотта вернется в мою жизнь. Но теперь все изменилось. У меня будет ребенок, и что-то во мне хочет поделиться с ней этой радостью.

— Привет, как себя чувствуешь? — спросила она, входя в квартиру с кучей всяких розовых штучек. Она притянула меня к себе и долго держала в объятиях, словно вообще не хотела отпускать.

— Чувствую себя ужасно жирной! — засмеялась я.

— Жирной и восхитительно прекрасной, — добавил Себ, протискиваясь мимо нас внутрь.

Шипучее пили они, а мы с мамой чинно макали в чай печеньица с ванильным кремом.

— Я больше никогда не буду пить, — заявила она, когда Пиппа предложила налить ей просекко. — После того нашего девичника — ни за что.

Мы все расхохотались, вспомнив, как после наших посиделок в BJ’s мама выплыла из своей спальни в одиннадцать утра, жалобно вопрошая, почему мы ее не разбудили, а затем интересуясь, есть ли у нас, из чего сделать бутерброд с грудинкой. «О боже, что подумает Джеральд?» — бормотала она, отправляясь на поиски чего-нибудь вкусненького в незнакомую кухню.

— Выходит, ты не получала никаких вестей от Памми с тех пор, как сказала ей про беременность? — тихо спросила мама, пока все остальные играли в «Угадай вес младенца».