Другая женщина

Памми прямо-таки содрогнулась. Было такое впечатление, что на несколько секунд она утратила дар речи.

— И где же вы остановитесь? — наконец спросила она.

— Я забронировал номер в отличном отеле, на пару дней, — сообщил Адам. — Тетя Линда сказала, что мы можем пожить у нее, но мне не хотелось быть ей в тягость.

Как это ни смешно, я чувствовала настоящий триумф. Тетя Линда сказала, что мы можем пожить у нее, мысленно напевала я. Вот тебе, вот тебе. Я упрекала себя за это детское злорадство.

— Откровенно говоря, я просто потрясена, — заметила Памми. — Я и понятия не имела.

Я удивилась: а что, она думала, что ее об этом непременно известят за несколько дней?

— Линда приглашала нас пообедать, — добавил Адам. — У нее будут Фрейзер и Юэн. Я бы очень хотел, чтобы Эмили со всеми познакомилась.

— Бог ты мой, вот это уж настоящий сюрприз, — заметила Памми, похлопывая Адама по руке. — Что ж, прелестно, просто прелестно.

Пока мы ждали главного блюда, разговор шел довольно неуклюже. Я приветствовала морского окуня как старого приятеля, радуясь, что теперь мне есть на чем сосредоточить внимание. Когда Адам, извинившись, пошел в туалет, я хотела побежать туда вместе с ним.

— Значит, все продвигается довольно-таки стремительно? — поинтересовалась Памми, даже не дожидаясь, пока закроется дверь с мужским силуэтом на табличке.

— Угу. — Я напряженно улыбнулась.

— Сколько вы уже вместе? — Поджав губы, она сделала небольшой глоток из своего бокала с белым вином и содовой.

— Четыре месяца.

— Боже, это ведь всего ничего, — отозвалась она с принужденной улыбкой.

— Но ведь время тут не всегда главное? — Я по-прежнему старалась поддерживать легкомысленный тон. — Главное — что ты чувствуешь.

— И в самом деле, — ответила она, медленно кивая. — И вы чувствуете, что Адам — тот самый, единственный?

— Надеюсь. — Мне хотелось ограничиваться минимально необходимыми ответами. Незачем сообщать ей лишнее.

— И вы думаете, что он чувствует то же самое? — Она смерила меня испепеляющим взглядом, словно имела дело с наивным ребенком.

— Надеюсь, что да. Мы практически живем вместе, так что… — Я нарочно не закончила фразу. Казалось, я чуть ли не сама хочу, чтобы она что-нибудь добавила. При этом я знала, что не хочу этого слышать.

— Будет очень разумно, если вы немного сдадите назад, — проговорила она. — Он любит жить в своем собственном пространстве, а если вы его будете слишком теснить, он от вас сбежит. Вырвется на свободу.

— Он что-нибудь об этом говорил? — не удержалась я.

Губы у нее раздвинулись в самодовольной усмешке, и я тут же пожалела, что не смогла промолчать.

— Так, пустяки, — с показной небрежностью ответила она, отлично зная, что я буду не в состоянии довольствоваться таким ответом.

— Какие пустяки? — спросила я. — Например?

— Ну, обычные, вы сами знаете. Мол, он чувствует, что его немного ограничивают. Что он вынужден перед вами отчитываться всякий раз, когда хочет выйти на улицу.

В груди у меня разлился жар. Значит, вот что он из-за меня чувствует? Не будь смешной, возражала я себе. У нас с ним равные партнерские отношения. Мы не такие. Для нас важно другое. Но тут перед моим мысленным взором возникла картинка: в прошлый четверг я напустилась на него за то, что он вернулся поздно. А в воскресенье я спросила, сколько он собирается пробыть в тренажерном зале. Неужели я такая? Неужели он так устал от моих допросов, что пожаловался матери?

Я смотрела на нее, и в моем мозгу бешено крутились все эти мысли, и я — не в первый раз — подумала: интересно, она нарочно? Или я опять все понимаю неправильно?

Не поворачиваясь, она словно бы почувствовала, что Адам возвращается. Усмехнулась и накрыла мою руку своей.

— Я уверена, вам совершенно не о чем беспокоиться, — бодро произнесла она самым елейным голоском, с самым невинным видом.

— Стало быть, она просто чокнутая старушка, одинокая и скучающая? — спросила Пиппа после того, как Адам по завершении этого праздничного обеда завез меня домой. Он хотел, чтобы я осталась у него, но Памми вымотала мне всю душу, и я хотела к себе.

Я покачала головой и пожала плечами.

— Или тут более серьезная ненависть? — произнесла Пиппа своим самым зловещим голосом. — Может, она ведет какую-то свою игру?

— Даже не знаю, — честно ответила я. — Иногда мне кажется, что это просто глупая мелочность. А потом что-то начинает меня грызть изнутри, откусывает по кусочку, и в конце концов я проникаюсь уверенностью, что она — ожесточившаяся, ревнивая психопатка.

— Ух ты. Погоди-ка, стоп-стоп, давай немного успокоимся. — Пиппа предостерегающе подняла обе ладони. — Сколько ей, ты говоришь? Шестьдесят три?

— Ну да. И что?

— Просто мне известно очень мало случаев опасной психопатии среди людей шестидесяти с лишним лет.

Я невольно расхохоталась. Ну да, подумала я: когда это проговариваешь вслух, звучит просто смехотворно. Надо будет напомнить себе об этом, когда в следующий раз я позволю себе слишком переживать на сей счет.






9




Эсэмэска гласила: «Конечно. Очень рада буду тебя увидеть, сынок. Во сколько думаешь приехать? Надеюсь, она никуда от тебя не ускакала. В наши дни такое случается сплошь и рядом. Целую, мама».

Что? Я перечитала сообщение. Какого черта, о чем это Памми? Я прокрутила нашу переписку. Последнее, что я ей отправила, — неохотное «спасибо», на прошлой неделе, после того обеда в честь моего дня рождения.

Я перечитала ее послание еще раз. «Надеюсь, она никуда от тебя не ускакала». Это явно посылали не мне. Видимо, она хотела отправить это Джеймсу. Он воссоединился с той самой девушкой, о которой она была невысокого мнения. Ну да, тогда более-менее понятно. Бедная девчонка. Похоже, она от нее натерпелась побольше моего.

Я прислушалась. В ванной шумел душ. Я дотянулась до Адамова телефона, который лежал с его стороны кровати. Быстро пролистала его эсэмэски. Двадцать минут назад он послал ей такую: «Привет, ма. У Эмили в этот уикэнд конференция, поэтому решил к тебе заскочить. Как насчет субботы? Целую».

Мою голову словно заволокло изнутри жарким туманом. Да, это она писала обо мне. Она послала ответ не ему, а мне. Подавив сердитый вопль, я стиснула кулаки, изо всех сил противясь искушению броситься на кровать и начать колошматить подушки. Ручка двери ванной повернулась, и я, можно сказать, практически швырнула телефон Адама на его прикроватный столик.

— Что с тобой такое? — На нем было только полотенце вокруг пояса. Я не знала, может ли он разглядеть вину в моем взгляде, ощутить гнев, кипящий у меня внутри.

— Ничего, — процедила я, поворачиваясь, чтобы открыть платяной шкаф. Почти вся моя одежда была теперь у него, потому что я неизменно проводила тут почти все свое нерабочее время. Я по-прежнему оплачивала съемную квартиру пополам с Пиппой, но теперь я ночевала там, если считать в среднем, меньше двух раз в неделю, так что мы с Адамом обсуждали всякие варианты нашей дальнейшей жизни.

— Разве ты не хочешь переехать сюда насовсем и отказаться от той квартиры? — спросил он не далее как этой ночью, когда мы лежали в постели.

С трудом подавив восторженный вопль, я ответила:

— А то пока получается как-то неразумно, да?

Я постаралась, чтобы это прозвучало беспечно, но я была уверена, что он слышит почти истерический подъем в моих интонациях.

Он кивнул.

— Но я не думаю, что именно здесь мне хочется жить постоянно. — Я демонстративно сморщила нос, и он приподнялся, опершись на локоть.

— А что такого? Тебе не нравится, когда тебя в пять утра будят крики уличных торговцев? — Он улыбался. — И весь этот тарарам в ночь на субботу? Да что с тобой?

Я весело хлопнула его по руке.

— Значит, ты хочешь бросить обе квартиры? И чтобы мы поискали что-нибудь вместе?

Я улыбнулась, и мы скрепили эту сделку сексом.

Наутро мы проснулись, полные воодушевления — и готовности прошерстить предложения риелторов Блэкхита. Ну да, речь шла о всего-навсего съемном жилье, но кто бы мог подумать, что я, такая маленькая и глупенькая, в конце концов взлечу до «Юго-Востока-3»? Внутри у меня все так и пело. Но тут пискнул телефон, и мне свалилась непрошеная эсэмэска от его матери. И теперь я ощущала неприятную тесноту в груди, словно она сунула туда руку и держит меня, не дает мне сдвинуться с места.

Конечно, я могла бы во всех подробностях описать Адаму возникшую проблему и зачитать ее послание вслух, чтобы показать ему, какую обиду она способна причинить. Но тогда мне пришлось бы рассчитывать на его собственную честность. Ему пришлось бы признать, что это послание предназначалось ему и что речь там идет обо мне. Я не знала, пойдет ли он на такое. Я думала: скорее всего, он просто отмахнется. Скажет: «Ну, ты же знаешь мамочку, она ничего такого не имеет в виду». Но, думала я, не важно же, что она там имела в виду. Если я из-за этого расстроилась, он должен заступиться за меня, поддержать меня, быть на моей стороне, а не на стороне своей матери. По крайней мере, мне так казалось.

Хотя, если совсем честно, я уже начинала питать сомнения насчет того, кто для Адама важнее, — после одного-двух замечаний, которые он проронил на этой же неделе, пока мы еще отдыхали в Шотландии.

— Ну, услышим ли мы в ближайшее время свадебные колокола? — дразня меня, спросила Ласковая Линда со своим мягким и жизнерадостным шотландским акцентом. Я так ее назвала, потому что она была… ну, правда ласковая. И очаровательная. Как и у сестры, у нее был небольшой острый носик и тонкие губы, но я пыталась найти различия между ними, и Линда выигрывала при этом сравнении. У нее в глазах была теплота. А у ее сестры Памми — нет.

— Погодите-погодите, — засмеялся Адам. — Мы же только что познакомились.

Я тоже улыбнулась, но невольно почувствовала себя немного задетой: слишком уж пренебрежительно он отозвался о наших отношениях.

— Но ведь какие-то вещи сразу понимаешь, а? — Линда подмигнула.

— Посмотрим, — ответил Адам, беря меня за руку.

— Что вы устроите? — допытывалась она. — Огромную традиционную свадьбу?

— Если я все-таки когда-то выйду замуж, — хихикнула я, подчеркивая это «если», — я бы хотела поехать куда-нибудь в жаркие края с самыми-самыми близкими и дорогими людьми. И проделать все это на каком-нибудь пляже.

— О-о, только представьте, — воскликнула Линда. — Замечательная мысль.

— Нам так нельзя поступать, — заявил Адам, глянув на меня как на сумасшедшую. — Наши родные взбеленятся.

— Мои совершенно не будут возражать, — заметила я.

— И нечего переживать насчет нас, — вставила Линда. — Делайте то, что вы сами хотите.

— Мама будет недовольна, — произнес Адам. — Я уверен, что ей захочется устроить большое торжество где-то тут. Чтобы могла собраться вся семья.

— Это ваш день, — настаивала Линда. — Вовсе не обязательно оглядываться на кого-то еще.