Другая правда. Том 2

Черемушки… Илона Арнольдовна тоже жила в Черемушках, когда обнаружила открытую дверь и розу. Снова закон парных случаев? Подзадолбало уже, если честно.

– Адрес в Черемушках есть? На какой улице жил Щетинин?

– Улица Новочеремушкинская, тот здоровенный жилой комплекс, который мы в те годы называли «Дворянским гнездом», помнишь? Прикинь, совсем рядом с нашим ГИАЦ. Во юмор у жизни!

Да уж, юный грабитель – и в двух шагах от Главного информационно-аналитического центра МВД. Правда, в те годы, когда Дима Щетинин промышлял грабежами и разбоями, буквы «А» в аббревиатуре еще не было. Просто ГИЦ МВД СССР.

Она собралась задать Зарубину очередной вопрос, когда вдруг услышала полный отчаяния шепот Петра:

– Анастасия Павловна! Анастасия Павловна!

– Секунду, Сержик, – бросила она в трубку и отключила громкую связь.

– Что случилось?

Разговаривать, не видя собеседника, было ужасно неудобно. Пока они с Петром болтали, тот подкатил кресло к дивану и сидел лицом к Насте, а когда потребовалось записывать, переместился к столу и выпал из поля зрения. Но поворачиваться снова Настя уже не рискнула.

– Горевой – это отец Кати Волохиной, – с ужасом произнес Петр. – Ну… Или однофамилец… Не знаю. Но фамилия ее отца точно Горевой, и он богатый бизнесмен, об этом много говорили на пресс-конференции.

Нет, это, пожалуй, не закон парных случаев.

Настя поднесла телефон к уху.

– Сержик, можно я перезвоню?

– Когда?

– В течение получаса. Не поздно?

– Нормуль. Я тогда пока здесь покантуюсь, заодно зимнюю резину проверю, переобуваться же скоро. У меня в гараже жуткий бардак, а тут и повод подвернулся хоть что-то разобрать.

Она отключила связь.

– Идите сюда. В смысле – подъезжайте, чтобы я вас видела, – велела Настя.

Петр подкатился, не вставая с кресла.

– Теперь всё сходится, – возбужденно и быстро заговорил он. – Щетинин в молодости жил в Черемушках, как раз там, где вскрывали квартиры. Это он, теперь можно не сомневаться! Горевой разорвал отношения с дочерью, как я понял, из-за ее мужа, который отцу не нравится. Выгнал из дома, никак не помогает, они не общаются. Если Щетинин работает на Горевого аж с девяносто восьмого года, значит, знает Катю с раннего детства, она выросла у него на глазах. Вот смотрите: он к ней очень привязан, не одобряет поступок шефа, но стремается открыто идти против его воли, поэтому оказывает Кате тайные знаки внимания, чтобы она чувствовала моральную поддержку.

– Возможно, – задумчиво кивнула Настя.

Она не была искренней в этот момент, ибо сильно сомневалась в возможности такого построения. Но не хотелось обескураживать Петра с первого же слова.

– Щетинин работает на Горевого двадцать лет, – горячо продолжал Петр. – Наверняка он очень дорожит своим положением и не станет рисковать, в открытую идя наперекор своему шефу. Вы согласны?

– Согласна, – снова кивнула она, на этот раз не покривив душой.

– Но и Катю он знает двадцать лет, любит ее, жалеет, сочувствует ей. Ведь может такое быть?

– Может.

– И в Черемушках он жил.

– Жил, – подтвердила Настя. – Только объясните мне, Петя, зачем человеку совершать разбойное нападение, если он превосходно умеет открывать двери квартир. Кража – состав менее тяжкий, чем грабеж и тем более разбой, за нее дадут меньше, если поймают, а унести можно куда больше, чем взять во время разбоя. Нерационально получается. Вроде как калькулятором гвозди заколачивать.

– Ну… – Петр запнулся, но тут же просиял: – А может, он инкассаторов грабил, вы же не знаете. У инкассаторов можно очень прилично взять, больше, чем в квартире.

– Зато я знаю Уголовный кодекс, – усмехнулась Настя. – Деньги, которые перевозили инкассаторы, были государственной собственностью, это совершенно другие статьи и другие сроки. Если бы Щетинин нападал на инкассаторов, то его судили бы по девяностой и девяносто первой статьям, а у него судимости по сто сорок пятой и сто сорок шестой, значит, объектом посягательства была личная собственность граждан.

Она попросила Петра сварить кофе и снова позвонила Зарубину.

– Сержик, а про Горевого ты что-нибудь знаешь?

– Много чего, я же его опрашивал, когда в прошлом году вся эта канитель с покушением завертелась. Начальство побоялось моих ребят к нему запускать, меня отправили, чтобы погонами посверкал. Мужик он противный донельзя, но в целом очень приличный, и бабешка у него правильная.

– Бабешка?

– Типа гражданская жена. Или любовница. Или сожительница. Выбирай сама.

– Насчет «противный, но очень приличный» – можно поподробнее?

– Противный потому, что знает только два слова: «да» и «нет». Никаких тебе «наверное», «возможно» и так далее. У него вся жизнь черно-белая, без полутонов. Не люблю я таких людей, их ни в чем не убедишь, ничего им не докажешь, они вообще никого не слушают. Ты ж меня знаешь, матушка Пална, я гибкий, верткий, а с такими, как Горевой, мне всегда трудно.


– То есть твое знаменитое обаяние на него не подействовало?

– Зришь в корень. Если бы не его бабешка, он бы меня в три щелчка из своего дома выставил. Она защитила, спасибо ей, век буду благодарен.

– Так ты домой к нему ездил опрашивать? Не в офис?

– Обижаешь! Хотели, чтобы все было культурно, мягко, без нажима. Сверху звонили, велели проявлять деликатность, ну, сама знаешь, как это бывает.

Судя по тому, как охотно и подробно Зарубин вспоминал свои впечатления от Виталия Горевого и его подруги Алины Римицан, возвращаться домой он совсем не торопился. Что ж, бывает. К сожалению, даже чаще, чем хотелось бы.





* * *


Найти Алину Римицан в интернете ни малейшего труда не составило, у нее был отлично оформленный и удобно сделанный сайт, выпавший в первой же пятерке ответов на поисковый запрос. На фотографии Алина выглядела очень симпатично: приятная женщина лет тридцати пяти или даже меньше, умные серьезные глаза, короткие темные вьющиеся волосы. Как и говорил Зарубин, дама была индивидуальным предпринимателем и занималась дизайном интерьеров. Настя ввела текст в окно сообщений, над которым красивым шрифтом сияло обещание «связаться в самое ближайшее время». Обещание оказалось не пустым, ответ пришел в течение пятнадцати минут. Похоже, Алина Римицан умеет быть оперативной или держит хороших помощников. Насте понравилось, что дизайнер не стала корчить из себя сильно востребованного специалиста, который у всех нарасхват и не имеет в ближайшие две недели ни одной свободной минуты, чтобы встретиться с новым заказчиком. «Буду рада видеть вас завтра с 11 до 20 часов в любое время по вашему выбору. Мой адрес…» Далее следовало подробное описание маршрута, которым следовало добираться до загородного дома Виталия Горевого. Эти подробности Настя уже и без того знала от Сергея Зарубина.

– Думаете, подруга Горевого расскажет нам о Щетинине что-то интересное? – недоверчиво спросил Петр.

– Нет, не думаю. Зато мы ей расскажем.

– Зачем? Анастасия Павловна, опять вы начинаете… Уже сами все решили, а меня за болвана держите и ничего не объясняете.

Настя поморщилась от досады на саму себя.

– Иногда нужно давать человеку то, чего он хочет. Не доказывать ему, что он хочет неправильно и что это ему не положено, не оправдываться, что ты бы с удовольствием, но в данный момент у тебя нет возможности, не сотрясать воздух. Просто дать ему возможность получить то, чего он так добивается.

– Но для чего?

– Чтобы посмотреть, что он будет с этим делать. Знаете, Петя, перестраивать мозги очень полезно, для этого иногда бывает достаточно всего лишь переменить позу. Я пару часов полежала на диване и вдруг увидела ситуацию в другом свете. Человек, который убирал из дела упоминания о Щетинине, не прятал его.

– Как – не прятал? – удивился Петр. – А что же он делал?

– Он специально наводил нас на Щетинина, обращал на него наше внимание. То, что я приняла за ошибку, просчет, недомыслие, вовсе не было ошибкой. Это был прекрасно продуманный план, который сработал на сто процентов. Мы перестали заниматься следователями и полностью переключили внимание на Щетинина. Мы сочли некое обстоятельство ошибкой, но на самом деле это была приманка. Нам подсунули Щетинина – мы клюнули.

– Выходит, мы с вами лохи? – огорченно спросил Петр.

– Это как посмотреть, – Настя ободряюще улыбнулась. Она понимала, как неприятно этому парню чувствовать себя обманутым. – Иногда рыба попадается на крючок не для того, чтобы стать жертвой и окончить бренную жизнь в котле с ухой.

– А для чего же тогда?

– Чтобы вылезти из воды, если она по каким-то причинам не может сделать этого сама. Она использует рыбака вместе со всеми его удочками, лесками, крючками и наживками. Использует в собственных интересах. Не думайте, что я такая умная, Петя. На самом деле я значительно глупее, чем могу показаться со стороны. И наживку я заглотнула как миленькая, даже не поперхнулась. Зато теперь буду пытаться выбраться из воды или искать еще какой-нибудь бонус, коль уж рыбаку так сильно хочется меня подсечь. Ну, хочется ему! Так пусть получит и успокоится. Давайте-ка поищем, что в нашей любимой сети есть на Горевого. Не в смысле бизнеса, а в смысле идеологии и политических пристрастий. Сильно подозреваю, что всю эту игру затеял именно он.

– Вы думаете, он хочет сдать Щетинина? Своего верного многолетнего помощника, практически соратника? – с недоверием переспросил Петр. – Зачем?

– Ну, мало ли, – Настя неопределенно пожала плечами. – Возможных причин миллион. Нужно избавиться от человека, но знаешь, какие у него связи и возможности, и понимаешь, что если он заковыряет на тебя обиду, то тебе не выжить. Он двадцать лет был рядом, разруливал твои проблемы, решал вопросы, он знает о тебе столько всего, что выпускать его из рук обиженным никак нельзя, себе дороже выйдет. А убрать чужими руками – почему бы нет? Это злобный журналист виноват, раскопал старое дело невесть почему, предал огласке, а я ни при чем, очень тебе сочувствую. Чисто и красиво. Сначала материалы подсунули Ксюше. Потом они попали к вам, уже без участия главного инициатора, просто по душевному порыву Аллы Владимировны, любившей свою племянницу. Инициатор наблюдал за процессом со стороны, ему было совершенно все равно, какой именно журналист сделает дело. Главное – сделает. Как только вы обозначили резкие движения в сторону Лёвкиной и Гусарева, на горизонте появился человек в кафе с интересным финансовым и эмоционально окрашенным предложением закопать преступных следователей. Расчет был умным и точным, он полностью оправдался.

– Какой расчет? На что?

– На то, что я об этом узнаю, рассержусь и поступлю ровно наоборот. От меня хотят, чтобы я копала под Лёвкину? А вот фиг вам, я за деньги не продаюсь и из принципа пойду в противоположном направлении. В психологии существует такой термин – «рефлексивное управление». Это как раз и есть наш с вами случай. Завтра мы поедем к мадам Римицан и будем сооружать симметричный ответ. Дадим конфетку капризному ребенку, чтобы не плакал.

– Как же вы поедете? У вас нога, вам больно ходить, – обеспокоенно заметил Петр.

– Потерплю, не сахарная, – беспечно отмахнулась Настя. – А вы мне поможете. Будем превращать наши слабости в сильные стороны.

Она искренне радовалась, что придумала эту поездку для встречи с Алиной Римицан. Засиделась она дома, заковырялась в бумажках, так и навыки оперативной работы растерять недолго. Правда, Петя – партнер не очень надежный, с полувзгляда и полувздоха понимать не сможет, не то что Коротков, например, или тот же Сережка Зарубин. Эх, были времена… Ну да что ж теперь…

Еще около часа Настя Каменская и Петр Кравченко читали в интернете материалы, где упоминался Виталий Горевой, даже нашли парочку интервью бизнесмена и несколько больших статей по вопросам экономики и финансов, где Горевой фигурировал в качестве эксперта, отвечавшего на некоторые вопросы.

Читать с айпада, лежа на диване полубоком и держа гаджет на весу, было неудобно, руки затекали и болели, но Настя мужественно терпела. Травмированное место нужно беречь, завтра ноги пригодятся, а боли хотелось бы поменьше.

Уже засыпая, она вдруг вспомнила, что нет продуктов для завтрака. И кофе почти закончился, осталось на две чашки. «Ладно… как-нибудь…» – вяло подумала Настя.





Глава 14

Понедельник