Другая правда. Том 2

– Как – зачем? – искренне удивился Славик. – Это же твоя сестра! Родная сестра!

– Всего лишь единокровная, – поправила его Катя.

– Да какая разница! Родной человек, старшая сестра!

– Я ее не знаю.

– И что? Так узнай. Напиши ей, расскажи о себе, подружись, пригласи в гости.

– Она живет не в Москве.

– Ну и что? Приедет. Или давай мы все вместе к ней съездим, познакомимся поближе.

Катя чуть отодвинулась от мужа, сняла с плеча его руку, потянулась к пульту, убавила звук телевизора.

– Ты что, Славик? Зачем тебе все это?

– Потому что это неправильно – отказываться от родственников, – с горячей убежденностью проговорил Славик. – Мы с тобой оба через это прошли. Я бросил родителей, но они алкоголики, которые сами первые бросили нас ради своей водки и вольной жизни. Я по ним не скучаю, с ними нам очень плохо жилось, но я скучаю по семье, понимаешь? Мне хочется, чтобы рядом были и младшие, которых я люблю, и старшие. Младшие есть, а старших нет. Ты не хочешь мириться с отцом, твоя мать вообще неизвестно где, и мы с тобой оба…

Он никак не мог подобрать нужные слова, чтобы объяснить, но Катя примерно догадывалась, что он хочет сказать. Они – сироты при живых родителях.

– У меня есть хотя бы Женька и Светочка, – продолжал Славик. – А у тебя совсем никого нет.

– У меня есть ты, – возразила она. Ее задело, что Славик назвал только брата и сестренку, а о ней, жене, даже не вспомнил, словно Кати нет в его жизни. Но обострять разговор ей не хотелось. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но Людмила – не вариант. Она злая.

– Откуда ты знаешь?

– Из письма видно. Она ненавидит отца и ищет себе соратников в этом деле. Я – пас.

– Ты тоже ненавидишь его, – заметил Славик.

– Я? Нет. Он меня оттолкнул, он так решил, и я это приняла. Моя жизнь сильно осложнилась, но ненависти к нему я не испытываю.

– Значит…

– Нет, – резко оборвала она, – не значит. Ненависти не испытываю, но и на поклон к нему я не пойду.

– А если он сам предложит? Захочет помириться? А, Кать?

– Не захочет и не предложит. А даже если и захочет, все равно после того, что было, помощь не приму. Я сама.

Подумала немного и поправилась:

– Мы сами.

Она посмотрела на часы и вздохнула. Пора идти за Светой, через пятнадцать минут занятия закончатся. Обычно девочку приводил брат, но сегодня его отпустили на весь вечер, до окончания турнира. У парня нет своего компьютера, так пусть хоть в гостях наиграется. Ничего, когда-нибудь все наладится, и у детей будет все, что нужно. Надо только верить в себя и в свои силы, не опускать рук, очень много работать и какое-то время потерпеть.





* * *


Дом, в котором жила Катя Волохина, был типичным «муравейником», многоэтажным и многоподъездным, но не элитным. «Хорошо, что сейчас субботний вечер, – подумала Настя, паркуясь на свободном месте, – народ на дачах, есть куда машину приткнуть». Они с Петром медленно прошли вдоль фасада, высматривая камеры. Не факт, что камеры работающие, но они были. В подъезд вошли вместе с юной парочкой, правда, для этого пришлось некоторое время подождать, кода домофона они не знали, а повода спросить его у Кати Петр вовремя не придумал. Поднялись на нужный этаж, тихонько подошли к двери.

Дверь тяжелая, стальная, современная. И замок современный, сложный, такой за несколько минут не вскроешь.

– Пошли, – шепнула она Петру, – я увидела все, что хотела.

В лифте можно было разговаривать, не понижая голоса.

– Тридцать лет назад не было ни камер, ни домофонов, в подъезд любого дома, кроме тех, где сидели консьержки, кто угодно мог войти без проблем и остаться полностью незамеченным. И замки у подавляющего большинства стояли типовые, простенькие. Человек, который легко справлялся с такими замками в восемьдесят седьмом году, вполне мог спасовать перед современной инженерией. Он достаточно осторожен и понимает, что даже если удастся вскрыть дверь, в ход пойдут камеры.

– То есть вы думаете, что это один и тот же человек? – обрадовался Петр.

Мальчишечка почуял запах сенсации. Что ж, его можно понять.

– Я этого не исключаю.

– Но ведь целых тридцать лет прошло! Даже тридцать один, если быть точным. Он же…

– Что? – насмешливо спросила Настя. – Старый уже? А может, даже умер давно?


По тому, как смешался Петр, она поняла, что примерно угадала ход его мысли. Ясное дело, двадцатипятилетний молодой человек считает, что живет на свете уже достаточно долго, а тридцать лет – это больше, чем он прожил, то есть вообще неизмеримая вечность. На самом же деле если затейнику-дарителю в восемьдесят седьмом году было лет двадцать или чуть больше, то сегодня он моложе самой Насти, а она… Ну да, она чувствует возраст, ощущает начало старения, но она еще не старуха, далеко не старуха! И – да, есть вещи, которые когда-то она выполняла с легкостью, а теперь стало труднее, но пока еще нет ничего, о чем можно было бы сказать: вот раньше могла, а сейчас уже не могу совсем. Она всё может, только теперь на это требуется больше времени и тратится больше сил.

Хотя нет, есть такая вещь, есть. Одна. Анастасия Каменская, скорее всего, не сможет больше влюбиться так, чтобы потерять голову, наделать глупостей и изменить Лешке. Когда-то в молодости могла, а теперь – вряд ли. Но это связано не столько со старением, сколько с характером и жизненным опытом.

Она завела двигатель и собралась тронуться, когда Петр вдруг схватил ее локоть:

– Вот она!

И тут же сполз пониже. Он успел пристегнуться, и теперь ремень безопасности мешал и давил.

– Кто?

– Катя, – прошипел он. – С девочкой идет, с сестрой мужа.

Настя постаралась внимательно рассмотреть девушку, которая прошла мимо машины, ведя за руку симпатичную худенькую девчушку лет десяти. Самая обыкновенная, лицо усталое, глаза за стеклами очков видны не очень хорошо. Одета просто и практично, Настя и сама всю жизнь так одевается: джинсы, майка или джемпер, куртка, удобная обувь без каблуков. Походка легкая, красивая, осанка идеальная, и при достаточно невзрачной внешности, упакованной в дешевую одежду, Катя Волохина оставляла впечатление силы и целеустремленности.

– Она занималась танцами? – спросила Настя, проводив глазами Катю и девочку до самого подъезда. – Да сядьте вы нормально, они уже в дом вошли.

Петр, кряхтя, уселся как положено.

– Насчет танцев – не в курсе. Я почти ничего о ней не знаю, кроме того, что она замужем и что с ними живут младшие брат и сестра ее мужа. Ну и с отцом у нее какие-то терки, на прессухе журналисты об этом спрашивали. Почему вы спросили про танцы?

– Походка, осанка. Впрочем, бывает, что и от природы. Не суть важно.

До дома, где Петр снимал квартиру, они доехали ровно за 4 минуты.

– Действительно, совсем рядом, – удивленно хмыкнул Петр, вылезая из машины. – Подниметесь?

Настя отрицательно покачала головой.

– Мне нужно сделать пару звонков, я внизу подожду.

– Я быстро, – пообещал Петр. – Мне только побриться, принять душ, переодеться, всё нужное в сумку побросать.

– Не торопитесь, – улыбнулась она. – Мы никуда не спешим.

Первый звонок – Сереже Зарубину, заместителю начальника отдела, в котором Анастасия Каменская проработала много лет.

– Ты где? – спросила она, когда Сергей ответил. – Не на службе, надеюсь?

– На даче.

Ну слава богу! Мир не перевернулся, стоит на ногах, и хоть кто-то в этот чудесный теплый субботний вечер оказался за городом, на природе, как и положено добропорядочному обывателю.

– Сержик, помощь нужна.

– Срочно? Мне складывать себя в штаны и куда-то лететь?

В его голосе сквозило беспокойство. В кои-то веки выехал с семьей на дачу – и на тебе! Настя знала Зарубина очень давно и понимала, что ради старой дружбы он сорвется и поедет, куда нужно и когда нужно, даже рискуя нарваться на скандал с женой. У них и без того все непросто в отношениях…

– Без жертв, Сержик. Все решается по телефону.

– Говори! – потребовал Зарубин с нескрываемым облегчением. – Ты же знаешь, матушка Пална, я с виду неказист и невелик, а по телефону я – гигант возможностей.

– Надо подсветить персонажа по фамилии Щетинин.

– Ща, момент, бумажку и ручку возьму. Так… Щетинин… Имя-отчество?

– Только инициалы. Д.А. Предположительно Дмитрий, но не точно.

Ярош назвал Щетинина «Димой», но нельзя забывать, из каких источников социолог черпал информацию. Какое имя на самом деле записано в паспорте? Настя могла бы с ходу припомнить десятки и сотни случаев, когда люди в бытовом и дружеском общении именовались не тем именем, которое дано при рождении и фигурирует в официальных документах. Да тот же Владислав Стасов, которого все называют Владом или Владиком, а его жена Татьяна – почему-то Димой. Марина может оказаться по паспорту Матлюбой, Артем – Сергеем (да-да, и такое было!), Евгений – Евсеем… Не каждого устраивает его настоящее имя, и причины могут быть разными, например, оно неудобно для окружающих, непривычно слуху или труднопроизносимо, оно кажется неблагозвучным или плохо сочетается с фамилией, да просто не нравится, в конце концов. Человек ощущает себя Робертом, с двумя угрожающе рычащими «р», а родители нарекли его сладкозвучным нежным именем «Валентин». За инициалом «Д.» может скрываться не только Дмитрий, но и Денис, и Давид, и Диоклетиан, и бог весть кто еще.

– Год рождения?

– Неизвестен, но не позже семидесятого и вряд ли раньше шестидесятого.

– Ну ты даешь! И как с такими убогими данными его искать?

– Погоди, это еще не все. У него могут быть две судимости по сто сорок пятой и сто сорок шестой в период до девяносто восьмого года.

– Это по старому УК или по новому? Компьютер составов не понимает, он только номера статей знает, а по новому УК номера-то другие.

– Если он к девяносто восьмому году уже отсидел и вышел, значит, первая судимость точно по старому, а вторая – не знаю, но думаю, что тоже.