Другая правда. Том 2

Петр подумал, что за последние дни слышит эти слова уже во второй раз. В первый – в разговоре с Катей Волохиной, которая примерно то же самое сказала о своем муже. Он в тот момент в смысл не особо вникал, услышал только сигнал, дескать, ее муж самый лучший, она его любит, и никакие ухажеры-поклонники-любовники девушку не интересуют. А теперь вот и Каменская повторяет. Интересно, можно ли отсюда вывести закономерность, что у некрасивых женщин чаще всего бывают умные мужья, потому что глупые женятся на красивых? Забавно!

– Значит, никогда морду вашим поклонникам не бил?

– А у меня их и не было, – спокойно ответила вобла.

Ну да, откуда у нее поклонники возьмутся? Серая, незаметная, ничего яркого. В глаза не бросается. Хотя, может, это она к старости такой стала, а в молодости была ничего. Макияж, юбка покороче… Но это только если у нее ноги приличные. Она их под джинсами прячет, теперь вот под длинным халатом, наверное, ноги-то не очень, кривоватые или волосатые.

– Морды обычно бьют поклонникам явным, – заметил Петр. – А о тайных мужья не знают.

– Тайных тоже не было. По крайней мере, мне о них ничего не известно. Ну, на то они и тайные, чтобы оставаться в тени.

– А…

Он начал говорить и запнулся. Глупо как-то всё это. Но почему-то очень хочется рассказать.

– Да? – Каменская вопросительно посмотрела на него. – Вы хотели что-то спросить?

– Насчет тайных поклонников… Это вроде как-то старомодно. Я о таком только в книжках читал, да и то в детстве.

– Я тоже читала. Так в чем вопрос? Вас что-то удивляет?

– Мне одна девушка на днях сказала, что у нее есть тайный поклонник, который то и дело оставляет перед дверью ее квартиры белую розу. И я никак не могу понять, правда это или нет. С одной стороны, зачем ей врать? Мы ведь почти не знакомы, я за ней не ухаживаю, так что цену себе набивать вроде незачем. Но, с другой стороны, звучит невероятно. В наше время – и тайные поклонники с розами! Да кто сейчас так поступает? Получить в личку неизвестно от кого стикер с романтическим смыслом – это я бы еще понял, но покупать розу, потом переться за тридевять земель, нести ее к квартире… Нет. Не верю. А вы?

– Нести к квартире, – пробормотала Каменская.

Лицо ее стало задумчивым, казалось, мысли ушли куда-то в неведомые дали.

– Может быть, нести-то и недалеко, всего лишь на другой этаж, – продолжала она медленно и вполголоса. – Или вообще к соседней двери. Но купить нужно, тут вы правы.

– Так вы верите в тайных поклонников с розами или нет? – настойчиво допытывался Петр.

– Я верю в закон парных случаев, – очень серьезно, но совсем непонятно ответила Каменская.

Айпад ожил, затренькал вызывным сигналом, Каменская нажала пальцем на иконку, и на экране появилось улыбающееся лицо седого красавца, которому впору в кино сниматься. Это что, ее муж? Ну дает вобла! И кто бы мог подумать?!





* * *


Настя проснулась около 11 утра. Прислушалась, уловила мерный храп, доносящийся из кухни. Очень хотелось выпить кофе, но жаль мальчика, пусть поспит, она его вконец загоняла.

Она умылась, стараясь не шуметь, прокралась на цыпочках в кухню, взяла бутылку воды, большую чашку и чайник с оставшейся заваркой. Хорошо, что Петя не позарился на пакетики, а заварил чай по всем правилам, в фарфоровом чайнике, теперь у Насти есть возможность выпить. Не чаю, конечно, ибо недопустимо назвать этим благородным словом то, что получится в чашке после того, как в заварку добавят воды из бутылки. Ну и что? Будет «напиток на основе чая». Холодненькое и бодрит. Пили же раньше «кофейный напиток» из цикория – и ничего, все выжили.

Закрыла дверь, ведущую в кухню, потом дверь комнаты. Теперь можно и позвонить, Петр не услышит и не проснется. Время неудачное, позднее утро субботы, да в хорошую погоду… Все, кто может, уезжают на выходные за город. Но ждать до понедельника просто нет сил. Она лопнет, если немедленно не начнет получать ответы на вопросы. Из этих ответов могут получиться недостающие кусочки пазла.

Но могут и не получиться. Пока не попробуешь – не узнаешь.

С Игорем Дорошиным повезло сразу, и Настя сочла это добрым предзнаменованием. Она опасалась, что Игорь увез детей на дачу или к своим родителям, но оказалось, что сегодня днем они с Ниной ведут ребят в цирк.

– Я сейчас позвоню Илоне и сообщу вам результат, – пообещал Дорошин. – Но она почти все время дома, никуда не ходит, так что, думаю, можете смело планировать встречу.

Буквально через несколько минут он перезвонил и подтвердил: старушка-филолог Илона Арнольдовна готова принять визитеров в любое время в течение дня.

– Она будет счастлива поговорить про те вскрытые квартиры, это ее любимая тема. Я-то был обыкновенным участковым, и то она мне все уши просверлила, а тут и сыщик, и журналист!

– Бывший сыщик, – уточнила Настя.

– Неважно, – отмахнулся Игорь. – Сыщики бывшими не бывают, сами знаете. Короче, представление у нас дневное, начало в двенадцать, начиная с трех часов я в полном вашем распоряжении, приезжайте в любое время.

Организовать другую встречу было труднее: Настя не была знакома с нужным человеком, и сперва следовало найти тех, кто его знает лично, и договориться, чтобы ее представили. Но и эту задачу ей удалось решить. Спасибо отчиму, много лет проработавшему в НИИ МВД и в Академии.

– Предупреждаю сразу, ребенок, – строго проговорил Леонид Петрович. – Евгений Витальевич Ярош – человек крайне малоприятный, но очень и очень знающий. Он может нахамить, причем открыто, может нагрубить и оскорбить. Может оказаться нетрезв, причем глубоко, водилось за ним такое, уходил в запои периодически. В общем, характер тяжелый, но если найти к нему подход, то он – золотое дно. Больше, чем знает о проблеме Ярош, не знает сегодня никто. И еще: если он будет говорить тебе, что прошло много лет и он чего-то не помнит, – не верь, настаивай, делай что хочешь, но добивайся, чтобы он открыл свои архивы. У него все есть, все записано, и не на компьютере, а вручную, он же начал собирать информацию еще в конце восьмидесятых.

– Как же он работал у вас с такими особенностями характера? Как служебную дисциплину соблюдал? Все-таки погоны – не шутка, они налагают определенные ограничения.

– Вот так и работал. Короче, ребенок, все поняла?

– Всё, – отрапортовала Настя.

Ребенок! Наверное, это хорошо, когда есть, кому так назвать тебя, пятидесятивосьмилетнего.


– Как Лешка?

– Все в порядке, утром разговаривала с ним. Работает. Их сегодня на два-три дня увезут куда-то на природу, не то на рыбалку, не то на шашлыки, Чистяков сам толком не вник, но ужасно злится из-за вынужденного перерыва. Ты же знаешь, он такие мероприятия не выносит, но отказаться неудобно, политесы, понимаете ли.

– Понимаю, конечно. Сам через это не один раз проходил. Как дела с ремонтом?

– Все потихонечку двигается, не волнуйся.

– Сама здорова? Не болеешь? Голосок у тебя подсевший. Простыла?

– Папуля, все нормально, как обычно, много разговаривала и мало спала.

– Ладно, поверю. Потом отзвонись, доложи, как тебя Ярош встретил. Когда я только что уговаривал его принять тебя, он уже был слегка навеселе, и это с утра. Если тебе нужна консультация именно сегодня – не затягивай с визитом, пока он по уши не набрался.

Значит, сначала к Ярошу, социологу, на протяжении многих лет глубоко изучавшему молодежные неформальные движения и собравшему огромный массив информации. Если отчим прав, то следует поторопиться. Старушка Илона Арнольдовна, будем надеяться, к алкоголю не склонна и к вечеру ясности ума не утратит.

Социолог милостиво разрешил Леониду Петровичу дать Насте номер телефона, теперь следовало позвонить и договориться о времени, а также записать адрес. Слушая голос Яроша, Настя не могла не признать, что отчим прав: две-три рюмки крепкого напитка звучали в трубке весьма явственно. Без малого тридцать лет, проведенных в сугубо мужском коллективе, научили Настю почти безошибочно определять количество выпитого по голосу и манере речи.

– Могу я узнать, чем вызван ваш интерес к моей скромной персоне? – напыщенно поинтересовался Ярош.

– Безусловно. Но не по телефону. Только при личной встрече.

– В таком случае я оставляю за собой право отказать вам в этой встрече, – сварливым тоном отозвался тот. – Я должен принимать решение сознательно и добровольно, с открытыми глазами. Если вы хотите, чтобы мои глаза оставались закрытыми, то я решение принимать не буду.

– Разумеется. Меня интересуют неонацистские группировки в Москве в середине и конце девяностых. Вы мне поможете?

– Смотря что конкретно вам нужно. Вы ответили очень обтекаемо, это колоссальный массив данных. Я человек занятой, у меня мало свободного времени, и тратить его на то, чтобы излагать непрофессионалу и неспециалисту историю вопроса, я не намерен…

– Евгений Витальевич, у меня есть фотография и список фамилий. Речь, по-видимому, идет об одной-единственной группировке, и мне нужна помощь, чтобы узнать о ней все, что можно. О самом движении есть много информации, и множество специалистов могли бы о нем рассказать, но то, что знаете вы, не знает больше никто, я в этом уверена.

– Ладно, – смягчился Ярош. – Привозите свою фотографию, я посмотрю. Запишите адрес.

Значит, вот как с вами нужно разговаривать, Евгений Витальевич Ярош… Вас не устраивает позиция первого среди средних и обыкновенных, вы хотите, чтобы вас признавали первым среди лучших. Понятно, выиграть у слабого противника – невелика честь, а вот победить чемпиона – совсем другая песня. Хотя и в том, и в другом случае ты – победитель. Но, как говорится, есть нюанс. Поэтому при встрече с Ярошем ни в коем случае нельзя говорить, что никто, кроме него, ничего не знает и не понимает в проблеме. Следует всячески подчеркивать, что специалистов много, и специалистов прекрасных, очень знающих, и любой мог бы, конечно, но… есть нюанс.

Всё, хватит разводить санаторий, пора будить Петра. Завтракать и бегом к Ярошу, пока он еще относительно трезв.





* * *


Магазин с отделом кулинарии, где можно было купить незамысловатую еду и кофе «навынос», попался на глаза почти сразу, как только Настя и Петр вышли из дома социолога Яроша. Неподалеку виднелась скамейка. Идеальное место для того, чтобы прийти в себя.

– Я сейчас умру, – простонала Настя. – Разбаловала меня жизнь на пенсии, утратила я выносливость. Раньше была более тренированной, чужой негатив переносила легко, даже не замечала и не уставала от него.

– Да, тяжело было, – согласился Петр. – Приходилось постоянно делать над собой усилие, чтобы не нагрубить в ответ. Язык так и чесался, если честно.

Петр взял какие-то котлеты, которые ему любезно подогрели в микроволновке, Настя – винегрет, к контейнерам прилагались пластиковые маленькие вилочки. И кофе, конечно же, два высоких картонных стакана с крышками и трубочками. Вот такой у них сегодня получается обед.

– Сейчас отдышимся немножко, и я позвоню Дорошину, – сказала Настя.

Встреча с Евгением Витальевичем Ярошем и вправду прошла тяжело, зато результативно. Хорошо, что отчим заранее предупредил о характере и алкоголизме социолога, Настя подготовилась, внутренне собралась, проинструктировала Петра. Пока они добирались до Яроша, тот успел, по-видимому, пропустить еще пару рюмочек. Некоторые люди от выпитого расслабляются и добреют, некоторые же, как Ярош, становятся мрачными и агрессивными. Настя напрягалась изо всех сил, чтобы говорить правильные слова и избегать неправильных реакций на откровенное хамство хозяина дома, и теперь чувствовала себя разбитой, раздавленной и ослабевшей. Ну ничего, бывает. Переживем. Главное – результат.

А результат был очень и очень неплохим. Настя показала Ярошу длинный список фамилий, составленный ею на рассвете, уже после того, как Петр заснул. В этом списке были фамилии всех свидетелей, так или иначе фигурировавших в деле Сокольникова. Для чистоты эксперимента она включила в список всех подряд, даже тех, кто по возрасту или статусу никак не подходил на роль «участника молодежной группировки». Например, мать и отца Андрея Сокольникова, сотрудников и друзей убитых супругов Даниловых, одним словом, всех без разбору. После долгих вежливо-льстивых уговоров Ярош, преисполненный осознанием собственной значимости, забрал список и унес в другую комнату, запретив гостям идти вслед за ним. Слышались звуки выдвигаемых и задвигаемых ящиков, злобное чертыхание, шлепанье на пол тяжелых папок. Когда Евгений Витальевич вернулся, в списке стояли крестики напротив четырех фамилий. Одна из них – Сокольников, другая – Щетинин.

Ярош поведал, что в апреле, как обычно, вокруг даты дня рождения Гитлера активность неонацистов оживала, но в 1998 году они уж слишком яростно ринулись пропагандировать свою идеологию, и в соответствующих органах решили больше не ждать и провести наконец давно готовившуюся операцию по обезглавливанию движения хотя бы в столице России. На представленной фотографии запечатлен один из отрядов, в который входил Андрей Сокольников. Группенфюреры и активисты отрядов, а также более крупных звеньев были арестованы, в их числе и командир Андрея. Группа стала распадаться, пацаны растерялись, никаких указаний сверху не поступало. Постепенно все сошло «на нет». Неонацизм, конечно, уничтожить на корню не удалось, он и по сей день живет, но в тот момент удар нанесли сильный, и молодые фашистики на какое-то время примолкли, некоторые группы потом возродились, а некоторые так и канули в безвестность.

Дмитрий Щетинин числился в том же отряде, что и Сокольников, и был лет на шесть-семь старше Андрея. И два других свидетеля, чьи фамилии Ярош отметил крестиком, тоже из этого отряда. Щетинин был одним из ближайших помощников арестованного командира. Поскольку отряд был совсем небольшим, никого, кроме «главного», не тронули, остальные члены группы, по-видимому, считались не представляющими опасности. Скорее всего, им не могли предъявить обвинений ни в чем уголовно наказуемом, прямых доказательств не собрали. На момент развала отряда Дмитрий числился заместителем директора фонда, а примерно через полгода сменил место работы. Сокольникова посадили за тройное убийство.

– В общем, как всегда, контора рулит, – злобно процедил сквозь зубы Ярош.

– Контора? – непонимающе переспросил Петр.

– Ну а как вы думали? – неожиданно взъярился Евгений Витальевич. – Приличный мальчик, тихий, никому не нужный – и садится за убийство, а дважды судимый Щетинин мало того, что фондом каким-то командует, так еще и переходит в службу безопасности к какому-то фирмачу.

– У Щетинина были судимости? Мы не знали.

– А вы вообще что-нибудь знали?! Сыщики, мать вашу! У Димы Щетинина за плечами были две ходки за грабежи и разбои. Ну, времена были такие, что можно было и с пятью судимостями хорошую должность занимать, ничего удивительного.

– Тогда при чем тут контора, если и без нее всё было возможно? – не унимался Петр.

– Уголовники без конторы проживут, это верно, а вот контора без них – нет, – усмехнулся Ярош. – Закон жизни. Еще есть вопросы?