До и после

— Почему это делает тебя плохой?

— Не знаю. — Конечно, я знала. — Его только что бросила мать.

— Да? Джо Перри тоже бросила мама, а когда я в последний раз проверял, ты говорила, что он самый отвратительный в мире.

— Я не...

— Так и было, два раза. А дважды — это как «отвратительный» в квадрате.

— Это, наверное, самая ботанская вещь, которую ты когда-либо говорил.

— Не меняй тему. Ты ненавидишь брошенных детей.

— Я никого не ненавижу! — Я знала, что он меня дразнит, но я всегда подыгрывала ему. — И мама Джо уехала, когда он был во втором классе. Это другое.

— Неважно, как давно это было, брошенный ребенок есть брошенный ребенок.

— Перестань говорить «брошенный ребенок»!

— Ты тоже это сказала. — Я слышала усмешку в голосе Кэса. — Эй, из-за этого разговора где-то бросили ребенка.

— Не говори так.

— Не запрещай мне! Я имею право на свободу слова, которое не может быть нарушено!

— Заткнись, — сказала я, смеясь. — Ты съедешь с дороги.

— Я уже почти дома.

— И будет большой трагедией умереть в одном квартале от дома, а?

— И это говорит девушка, которая не хочет произносить «брошенный ребенок».

— На самом деле Фостера не бросали, — сказала я. Улыбка сползла с моего лица. — Его просто типа... отослали.

— От этого не легче, верно?

— Может, и легче. Она вернется за ним.

— М-да, — ровно сказал Кэс, и я не была уверена, насколько каждый из нас в это поверил.



2

По моему мнению, уроки физкультуры — зло.

Берут кучку подростков, заставляют их раздеваться друг перед другом в раздевалке, велят надевать ужасную одинаковую форму, а затем определяют их способности на основании умения бросать мяч в сетку, в кольцо или друг другу. Это зло.

На третьем уроке я притащилась в раздевалку, бросила спортивную сумку на пол и постаралась не обращать внимания ни на чьи взгляды. Честно говоря, некоторые девочки меня по-настоящему пугали.

Когда я училась в девятом классе, я носила брекеты и у меня было угрей больше, чем я могла сосчитать. Я не красилась. Я не носила короткие шорты. Я никогда не пробовала спиртное и уж конечно не знала, как или зачем людям приходит в голову курить хоть что-то.

На этом уроке я чувствовала себя, как типичный старикашка из дешевых фильмов, который сидит с костылем перед продуктовым магазином и повторяет: «В мое время...» Газировка стоила пять центов. Дети уважали старших. Девятиклассницы не оголяли декольте. И не носили тонги. И — я вытаращила глаза, но держала рот на замке — не загорали так, чтобы на ягодицах осталась надпись «укуси меня».

Мне не с кем было разделить недоумение, так что я держала свое мнение при себе, мысленно сделав заметку, что, возможно, мне стоит поступить так, как сказано в заявлении в Ридинг, и написать об этом в рассказе о моей жизни. Глава первая. О том, что в раздевалке девятиклассниц Темпл-Стерлинга больше бюстгальтеров пуш-ап, чем на распродаже в Victoria’s Secret.

Большинство парней тоже были не лучше. Они вели себя, как подростки из сериалов, прихорашивались и рисовались. Насколько близки были выпускники к колледжу, настолько недалеко эти мальчишки ушли от средней школы. Звать их девятиклассниками просто смешно. Они скорее походили на пятиклассников.

Если мне придется провести с этими детьми два семестра, мне бы хотелось окружить себя более спокойными, теми, которые выглядели и вели себя соответственно возрасту. Обыкновенными. Но таких было очень мало. Думаю, нормальными считаются эти девицы и мальчишки.

Что касается Фостера, то он и близко не подходил под определение нормального. К сожалению, на этом уроке я была его единственной знакомой.

— Эй, Девон! Дев!

Он запрыгал, размахивая руками, когда я вышла из раздевалки. Я глубоко вдохнула и направилась к нему.

На нем была та же физкультурная форма Темпл-Стерлинга, как и на остальных, но даже она сидела не так, как надо. Все мальчики заказали себе шорты побольше, чтобы они закрывали колени или были еще ниже. Шорты Фостера были гораздо выше колен, а он еще и футболку в них заправил, к тому же неровно. Его носки были натянуты как можно выше, а шнурки на кроссовках, на покупке которых настояла моя мама, были завязаны большими бантиками.

Я поняла — какой-то школьной интуицией, чутьем ученицы выпускного класса — поняла, что никто не будет третировать Фостера. Никто не станет бросать его учебники на землю после уроков. Никто не будет выдергивать из-под него стул в столовой.

— Эй, Фостер!


Парочка девиц поблизости махали Фостеру. Фостер, немного смущенный, помахал им в ответ. Они захихикали, но наверняка не потому, что считали Фостера милым.

Что эти дети будут делать, так это смеяться над ним, и почему-то мне тоже это было неприятно. Как сделать так, чтобы люди не смеялись над тобой? Как заставить их воспринимать тебя серьезно?

Вести себя круто. Быть как все. ...Подружиться с Фонзи [3]. Черт его знает.

Я бросила Фостеру раздраженное «привет», а затем подошла и встала под баскетбольное кольцо, пытаясь незаметно отгородиться от него. Мне хотелось сохранить свою взрослую загадочность, но довольно трудно казаться взрослой и искушенной, когда оказываешься в хлопковых трусах в раздевалке, полной девушек с девизом «укуси меня» на попе.

Фостер, все так же подпрыгивая, подошел ко мне.

— Эй, Дев, ты уже всех видела? Со всеми познакомилась?

Я поняла, что он имеет в виду других девятиклассников.

— Ох... нет.

— Ты не разговариваешь с девчонками в раздевалке?

— Нет.

— Даже с Грейси Хольтцер? Ты не видела Грейси Хольтцер?

Он указал на ту, которая, должно быть, считалась местной королевой: девушку, чьи волосы были так старательно выпрямлены, что ни один завиток не смел выбиться из каштановой гривы. Она перебросила эти шелковистые волосы через плечо и застенчиво улыбнулась группе мальчишек, стоявших рядом.

— Даже с Грейси Хольтцер, — ответила я, поглядывая на Фостера. Он смотрел на Грейси Хольтцер не так, как другие парни. Они разве что не поджигали себя, лишь бы привлечь ее внимание. Фостер, однако, поглядывал на нее, как смотрел на осиное гнездо на карнизе нашего сарая. В его взгляде любопытство мешалось со страхом.

— Давайте-ка все в круг! — крикнул, появляясь из своего кабинета, мистер Селлерс и, хлопая в ладоши, отправился в центр зала. Остальные ученики подошли туда и образовали вокруг него большой круг, к которому я покорно примкнула, таща на буксире Фостера.

Девушки громко шептались друг с другом, в то время как мистер Селлерс начал рассказывать план занятий на осенний семестр. Я пыталась прислушиваться к нему, лишь бы не слушать о последних советах из «Космо», но мое внимание, по иронии судьбы, было нарушено, когда весь шепот резко стих. Я посмотрела на ребят в кругу и поняла, что все взгляды устремлены на дверь.

Там стояла очень знакомая фигура. Любой ученик Темпл-Стерлинга, вероятно, мог бы узнать его в очереди, даже без украшающего грудь ярко-красного номера 25.

Я вернулась мыслями к туалетным кабинкам — там, под словами «Темпл-Стерлинг гордится своим лучшим игроком Америки», под строчкой «захватывающая и неожиданная возможность», находилось черно-белое изображение этого лица.

Я никогда не видела Эзру Линли вблизи. У нас не было общих уроков. Я всегда находилась на трибунах, а он на поле.

Он не был толстошеим и краснолицым, как некоторые футболисты, но не был и худым. Довольно сильный, чтобы противостоять тэклу [4], но достаточно легкий, чтобы бежать так, как он это умел. И моя мама сказала бы, что у него хорошие кости. Красиво очерченный подбородок и великолепная линия носа, но в целом, беззастенчиво оценивая его вместе с остальным классом, я чувствовала, что в его лице чего-то не хватает. Правильные черты присутствовали, но в глазах не было блеска, а уголки губ, где у Кэса, казалось, всегда таилась улыбка, у Эзры были как-то опущены.

После неловкой паузы мистер Селлерс ожил.

— Эзра! Тренер сказал, что ты нам присоединишься! Переодевайся быстрее. Мы только начали.

Эзра посмотрел на мистера Селлерса взглядом, который говорил, что ни для кого он торопиться не собирается. Двадцать пять пар глаз следили, как он прогулочным шагом идет к раздевалке. Когда я перевела взгляд обратно на мистера Селлерса, он ничуть не выглядел раздраженным поведением Эзры. На самом деле, когда он поймал мой взгляд, то робко улыбнулся мне, словно говоря: «Мальчишки всегда остаются мальчишками!»

Я закатила глаза.

Сегодняшнее занятие, как сообщил мистер Селлерс, начнется с разминки. Первым блоком шел футбол. Так что, после обучения тому, как правильно держать мяч (некоторые из парней обменялись понимающими взглядами), мы должны были выбрать напарника и тренироваться делать передачи.

Была сумасшедшая борьба за партнеров. Большинство девушек расхватали их ближайшие друзья, но лишь немногие разделились в пару мальчик-девочка и хихикали, общаясь с некоторыми новичками.

Я осмотрелась вокруг. Ученики быстро поделились на пары. Я завидела вышедшего из раздевалки Эзру и зашагала к нему.

— Привет, — сказала я, подойдя. — Я Девон.

Я протянула ему руку. Секунду он смотрел на нее, прежде чем кратко пожать.

Он не представился. Конечно, я уже знала его, но это было отталкивающим. Тем не менее это лучше, чем оказаться в паре с Фостером, который был моим единственным другом, — выбор, который, как я ясно видела, мог закончиться тем, что Фостер засветит мне в лицо футбольным мячом и сломает нос в стиле Марсии Брэди [5].

— Хочешь быть моей парой? — спросила я, придавая немного оживленности голосу. — Выпускникам надо… держаться вместе?

Эзра уставился на меня:

— Ты учишься в двенадцатом классе?

Хотелось думать, что я выгляжу немного более взрослой, чем остальные девушки в зале. Но с другой стороны, на фоне большинства этих девиц я, вероятно, выглядела максимум лет на четырнадцать.

— Да. Я учусь в двенадцатом классе.

Секунду он оценивал меня, а затем сказал:

— Сходи за мячом.

— Сам сходи, — ответила я. Кем он себя возомнил? И кем посчитал меня, если уж на то пошло, — какой-то футбольной фанаткой, желающей погреться в лучах его славы?

Эзра смотрел на меня без всякого выражения, и я почувствовала, что меня проверяют, а я не знаю критерия.