Дети времени

«Мы им покажем! – откликается Бьянка столь же решительно. – Вы – самые быстрые, самые сильные, самые хитрые. Вы – защитники нашего мира. Если вы не справитесь, тогда мы все словно и не жили. Все наши Понимания станут прахом. Я прошу вас все время помнить о плане. Я знаю, что некоторые испытывают неуверенность и сомнения. Сейчас для этого не время. Величайшие умы нашего народа сошлись на том, что вам надо сделать необходимое, – и это нужно для того, чтобы мы остались теми, кто мы есть».

«Мы понимаем».

Порция знает, что громадная туша корабля-ковчега, затмевающая звезды, приближается. Другие отряды уже начали действовать.

«Удачной охоты!» – желает им всем Бьянка.

Повсюду начинают работать орбитальные орудия паутины. Каждое представляет собой один кусок материала – камень, поднятый космическим лифтом или пойманный в пространстве и удерживаемый в сети под громадным напряжением. И стопор внезапно убирают, запуская снаряд на огромной скорости в вакуум, в сторону корабля.

«Но крошечные», – думает Порция.

Те громадные глыбы, которые она видела, – ничто рядом с кораблем-ковчегом. Наверняка его корпус укреплен против таких снарядов.

Однако пауки не просто бросают камни. Запущенные снаряды служат нескольким целям, но в основном они – просто отвлекающий момент.

Порция чувствует, как вокруг нее натягивается паутина.

«Убедитесь, что ваши тросы свернуты как следует, – сигналит она своим товарищам. – Это будет резко».

Спустя считаные секунды она с отрядом выброшена в пространство по касательной, которая пересечется с траекторией «Гильгамеша», выходящего на стационарную орбиту.

Сначала она инстинктивно поджимает лапы: прилив ужаса затапливает ее разум, грозя его поглотить. А потом срабатывает подготовка – и она начинает проверять своих солдат. Они расходятся в своем полете к месту встречи с «Гильгамешем», но по-прежнему присоединены к центральной оси, составляя вращающееся колесо – одно из многих, которые сейчас несутся к кораблю.

Лазеры ковчега сжигают первые несколько камней: взрывной нагрев в точно рассчитанной точке заставляет их улетать с дороги. Другие камни врезаются в бока корабля, отскакивая или впечатываясь. Порция видит как минимум одну тонкую струю воздуха, потерянного от удачного – или неудачного – удара.

А потом она и ее команда готовятся к столкновению. По радио ей приходят посекундные указания от вычислительных колоний на орбитальной паутине, которые должны помочь им замедлить подлет с помощью маленьких ракетных двигателей со скудным запасом топлива. Порция прекрасно понимает, что это, скорее всего, станет дорогой без возврата. Если они потерпят неудачу, то возвращаться будет некуда.

Она затормозила настолько, насколько смогла, и выпустила дополнительный отрезок троса, чтобы оказаться дальше от сестер. Она разводит лапы и надеется, что смогла в достаточной степени погасить скорость.

Она приземляется неудачно, не сумев ухватиться крючьями, закрепленными на ее изолирующих перчатках, и отлетает от корпуса «Гильгамеша». Другим ее товарищам повезло больше, и, ухватившись шестью лапами, они подтягивают ближе своих заблудших собратьев, включая Порцию. Одной из их отделения не повезло еще сильнее: она приземлилась под углом и разбила маску. Она умирает, мучительно дергая лапами, – и ее беспомощные крики доходят до ее спутников по металлическому корпусу.

Горевать некогда. Ее труп приматывают к корпусу куском паутины – и они продвигаются дальше. Им ведь надо воевать.

«Мы им покажем, – думает Порция. – Мы им покажем, как они не правы».





7.5 Маневры




– Камни! Они бросают в нас камни! – изумленно провозгласил Карст. – Это каменный век с выходом в космос!

Один из пультов замигал и погас, а остальные начали покрываться зловещими янтарными огнями.

– Карст, у нас не военный корабль! – огрызнулась Лейн срывающимся голосом. – «Гильгамеш» не рассчитывался ни на какие нагрузки, за исключением разгона и торможения, и уж точно не на удары…

– У нас пробоина в грузовом, – доложил Альпаш таким голосом, словно кто-то попрал его святыни. – Внутренние двери… – Секунду, похоже, было не ясно, что там с дверями, но потом он договорил: – Загерметизированы, секция отрезана. У нас… потери груза…

– Груз и так в вакууме – или почти что. Разгерметизация не должна причинить ущерб, – вмешалась Вайтес.

– У нас повреждены сорок девять камер, – сообщил ей Альпаш. – От ударов и от скачков напряжения в результате повреждений. Сорок девять.

Никому не захотелось это обсуждать. Полсотни погибших от одного попадания. Пустяк по сравнению с общим грузовым манифестом. Однако ужасает, если вспомнить, что стоит за словом «груз».

– Мы на орбите, в ста восьмидесяти километрах от паутины, – сказал Карст. – Нам надо ответить. Они станут снова швырять в нас камни.

– Станут ли? – внес свою жалкую лепту Холстен.

– Может, они перезаряжаются.

– Какие еще повреждения получены? – спросила Вайтес.

– Я… не знаю, – признался Альпаш. – Датчики на корпусе… ненадежны, а часть вообще отказала. Кажется, основные системы не повреждены, но другие участки корпуса могли стать слабее… наши системы отслеживания отказов были изменены так, чтобы сосредоточиться на экстренных ситуациях и важнейших участках.

Иначе говоря, они просто не смогли обеспечить работу всей сети.

– Мы можем переместить лазеры, – объявил Карст так, словно это естественно вытекало из сказанного. Возможно, в голове Карста это так и было.

– Думаю, переместить корабль было бы несколько легче, – сообщила ему Лейн. – Просто разверни его так, чтобы противоастероидные установки нацелились на паутину. На орбите наша ориентировка значения не имеет.


Карст заморгал: похоже, ему трудно было расстаться с мыслью о том, что носовая часть должна находиться впереди, – но потом кивнул.

– Ну, тогда давай начинать. Насколько долго?

– Зависит от реагирования систем. Может понадобиться какой-то ремонт.

– У нас может не быть…

– Отвали, Карст. Мы тобой в одной лодке, в буквальном смысле. Я сделаю это настолько быстро, насколько возможно.

– Ага, ладно.

Карст поморщился, видимо, вспомнив, что его положение временного командующего изменилось с пробуждением Лейн.

Постаревшая женщина уселась перед одним из работающих пультов. Ее сразу окружило несколько членов племени, готовых выполнять ее распоряжения. Холстен подумал, что выглядит она ужасно усталой, и в то же время он ощущал в ней прежнюю энергию. Время сражалось с Лейн за власть над этим согбенным, хрупким телом – но пока время проигрывало.

– Мы просто не сможем прожечь себе путь к власти на планете, – отметила Вайтес.

– Еще как сможем! – упрямо возразил Карст. – Серьезно: мы же можем сжечь всю паутину, просто послать ее на хер в космос как дырявый… носок, типа. – И тут же добавил: – Заткнись, Холстен! – когда ему показалось, что классицист намерен возмутиться таким сравнением.

– Карст, проверь, пожалуйста, заряд противоастероидной установки, – терпеливо предложила Вайтес.

Карст нахмурился:

– Ну, так мы ее подзарядим.

– Направив на это всю энергию, которая сейчас обеспечивает работу жизнеобеспечения или защитной оболочки реактора, – согласилась Вайтес. – Но даже если у тебя все получится, что дальше? Что насчет планеты, Карст?

– Планеты? – недоуменно заморгал он.

– Ты планировал просто спуститься туда на шаттле и поднять флаг? Если низкая орбита так выглядит, то что ты рассчитываешь найти на планете? Ты там тоже все лазером выжжешь? Или возьмешь деструктор или винтовку? А сколько у тебя зарядов?

– Я уже распорядился, чтобы разбудили отряд безопасников и кое-кого из поддержки, – не желал сдаваться Карст. – Мы спустимся и создадим плацдарм, построим базу, начнем расширять территорию. Мы будем жечь ублюдков. А что еще мы можем сделать? Никто не говорил, что все будет просто. Никто не говорил, что все решится за один день.

– Ну, до этого и правда может дойти, – признала Вайтес. – И если дойдет, я останусь наверху и буду координировать наступательные действия – и удачи тебе. Однако я надеюсь, что найдется более эффективный способ решить нашу проблему с вредителями. Лейн, мне понадобится как минимум одна работающая лаборатория в полном моем распоряжении и доступ к старым файлам – всем, которые у нас еще остались о Земле.

– И каков будет план? – осведомилась Лейн, не глядя на нее.

– Сварить подарочек для п-п… для тех, внизу. – На этот раз запинка Вайтес была настольно заметной, что на нее все обратили внимание. – Думаю, что вполне возможно составить токсин, который работал бы против членистоногих – разъедал бы им экзоскелет или дыхательную систему, но не оказывал бы отрицательного воздействия на нас. Ведь если предполагать, что они произошли от земных пауков, они совершенно иная форма жизни, нежели мы. Они не похожи на нас, ничем.

Слушая их, Холстен отметил слишком сильное ударение на этих последних фразах. Ему вспомнились обрывки сообщений на имперском С. Это говорила сама Керн или кто-то просто собезьянничал, повторяя ее слова?

Наверное, в конечном итоге это не имело значения. Геноцид – это геноцид. Он вспомнил о Старой Империи, которая была настолько цивилизованной, что в итоге отравила свой родной мир. «И вот мы явились сюда и собираемся разнести в клочья экосистему этой новой планеты».

Никто на него не обращал внимания, особенно потому что он не озвучивал эти приходящие ему в голову мысли, так что он нашел пульт, показавшийся ему полурабочим, и включил систему связи.

Как он и ожидал, в эфире было множество передач в широком диапазоне, исходивших от планеты. В результате разрушения Сторожевого Обиталища теперь ни одно из них не было четким – возможно, в итоге спутник просто служил мощным ретранслятором для всей планеты. Однако сама зеленая планета кипела короткими непонятными сообщениями.

В этот момент ему захотелось придумать нечто удивительное – идеальное послание, которое каким-то образом принесло бы понимание, дало всем какие-то варианты выхода. Однако грубая арифметика Вайтес с ее заключенными не давала ему свободы. «Мы не можем доверять им. Они не могут доверять нам. Обоюдные попытки уничтожения – единственный логичный результат». Он вспомнил о мечтах человечества – и Старой Империи, и нового – войти в контакт с каким-то внеземным разумом, таким, какого еще никто никогда не встречал. «А зачем? Почему нам вообще этого хотелось? Мы же не сможем общаться – а даже если и смогли бы, то все равно оказались бы теми самыми двумя заключенными, вынужденными верить и рисковать – или обрекать другого в попытке хоть как-то уберечь собственную шкуру».

А потом пришло новое сообщение – с планеты прямо на корабль, более слабое, чем раньше, но ведь оно больше не передавалось через спутник в качестве ретранслятора. Одно слово на Имперском С, но с совершенно ясным значением.

«Промахнулись».

Холстен уставился на экран, несколько раз открыл и закрыл рот, собираясь окликнуть остальных, а потом просто отправил простое сообщение на той же частоте.

«Доктор Аврана Керн?»

«Я же говорила, чтобы вы не приближались!» – тут же пришел злобный ответ.

Холстен действовал стремительно, осознавая, что сейчас ведет переговоры не от лица «Гильгамеша», но в качестве последнего классициста Земли, столкнувшегося с нарождающейся историей. «У нас нет выбора. Нам необходимо сойти с корабля. Нам нужна планета».

«Я отправила вас на планету, неблагодарные вы обезьяны!»

Передача шла с планеты, мощно выбиваясь из мешанины других сигналов.

«Не пригодна для жизни, – ответил он. – Доктор Керн, вы человек. Мы – люди. Мы – последние люди. Пожалуйста, позвольте нам приземлиться. У нас нет выбора. Нам нельзя повернуть назад».

«Человечество – это не так уж и хорошо, – дала мрачный ответ Керн. – И потом – ты думаешь, решения принимаю я? Я только советник, и им не понравилось то решение, которое для вас предпочла бы я. У них свои способы решать проблемы. Убирайтесь».

«Доктор Керн, мы не блефуем, у нас действительно нет выбора. – Однако ничего не изменилось: он не мог до нее достучаться. – А можно мне поговорить с Элизой?»

«Если от Элизы что-то и оставалось, вы это только что уничтожили, – отозвалась Керн. – Прощайте, обезьяны».