Дети времени

– И когда именно это произойдет?

– Не знаю.

– А сколько уже это длится?

Он получал немало информации по одному только выражению ее лица.

– Самый длительный срок пребывания вне стазиса составил два года.

Холстен глубоко вздохнул.

– Попробую угадать: вам приходится размораживать все больше и больше народа, да? Грузовое хранение выходит из строя.

– Мы делаем все, что можем! – огрызнулась она обиженно.

Холстен кивнул самому себе: «Они не справляются. Все становится только хуже».

– Тогда где…

– Послушай! – повернулась к нему его сопровождающая. На ее значке было написано «Терата» – еще одно мертвое, потерянное имя. – Я здесь не для того, чтобы отвечать на твои вопросы. У меня есть несделанная работа.

Холстен развел руки, стараясь ее успокоить:

– Поставь себя на мое место.

– Друг, у меня достаточно проблем на моем собственном месте. И вообще, что в тебе такого? С чего особое отношение?

Он чуть было не ответил: «Разве ты не знаешь, кто я?», словно считая себя знаменитостью, но в итоге просто пожал плечами:

– Я никто. Просто старик.

Они прошли мимо комнаты, где сидело человек десять детей: настолько неожиданная картина, что Холстен встал как вкопанный и уставился на них. Им было лет по восемь-девять, и они сидели на полу с планшетами на коленях и смотрели на экран.

На экране была Лейн. При виде нее Холстен поперхнулся.

Там было и еще кое-что: трехмерные модели, картинки… кажется, с планами «Гилли». Их учили. Это были будущие инженеры.

Не-Терата потянула Холстена за руку, но он шагнул в класс. Ученики пихали друг друга, перешептывались, глазели на него – но все его внимание сосредоточилось на экране. Лейн объясняла какую-то операцию: на примере и с помощью большой диаграммы демонстрировала, как провести некий ремонт. На экране она была старше: не главный инженер, не королева-воительница, просто… Иза Лейн, вечно пытающаяся добиться наилучшего результата с теми дряными инструментами, какие ей подсовывает вселенная.

– Откуда они?.. – Холстен указал на уже фатально отвлекшихся детей. – Откуда они взялись?

– Друг, если ты не знаешь этого, то я тебе объяснять не собираюсь, – ехидно заявила ему не-Терата, а кое-кто из детей заухмылялись.

– Нет, но серьезно…

– Это наши дети, конечно, – резко сказала она. – А ты что подумал? Как иначе нам обеспечить работы?

– А… груз? – спросил он, думая о людях, застрявших вне стазиса на месяцы, на годы.

К тому моменту ей удалось вытащить его из класса, строгим взмахом руки вернув внимание детей к экрану.

– У нас строгий контроль рождаемости, – сообщила она ему, добавив: – Мы ведь все-таки на корабле, – словно это была какая-то мантра. – Если нам нужен свежий материал из груза, мы его берем, но в остальном любое излишнее производство…

Здесь ее четкий, профессиональный тон дал сбой, так неожиданно коснувшись личной боли, что Холстен даже споткнулся, сопереживая.

– Эмбрионы замораживают до будущей потребности, – закончила она и нахмурилась, стараясь скрыть свое смущение. – Эмбрион до определенной стадии развития хранить проще, чем полное человеческое существо.

Это опять прозвучало как затверженный урок, с которым она выросла.

– Извини, я…

– Мы пришли.

Они оказались у связистов. Пока Холстен не остановился на пороге, он не понимал, куда именно они идут.

– Но что?..

– Просто заходи.

Не-Терата довольно сильно пихнула его вперед – и ушла.

Холстен довольно долго стоял перед дверью, почему-то опасаясь перешагнуть через порог, пока наконец люк сам не откатился в сторону – и он встретился взглядом с находившейся внутри женщиной.

Он не знал, чего ожидать. Он думал, там может вообще не оказаться никого живого – только лицо на экране, возможно, бывшее посмертной маской Лейн… и возможно, с налетом Гюина и Авраны Керн и кто-знает-кого-еще, болтающегося в системе. Если же нет, то он безумно боялся, что его взгляд упадет на нечто похожее на то, во что превратился Гюин: на иссохшего лича, который когда-то был человеком, а теперь поддерживается механизмами корабля, на создание, слившееся с ними и таящее в своем съеживающемся черепе мечты о бессмертии. Увидеть когда-то знакомую женщину, обрезанную до такого состояния, было бы очень неприятно. А еще хуже, если за открывшейся дверью его будет ждать вообще кто-то другой.


Но это оказалась Лейн – Иза Лейн. Она постарела, конечно. Сейчас она, наверное, стала лет на пятнадцать старше него: ветеран долгой битвы с энтропией и враждебной компьютерной инвазией, с которой ей с момента их расставания то и дело приходилось бороться. Лишние пятнадцать лет для жителей Старой Империи были бы практически ничем. Все легенды о той прежней эпохе говорили, что древние жили гораздо дольше отведенного природой срока. Однако в эти скудные времена еще пятнадцать лет превратили Лейн в старуху.

Она не была древней или ветхой – пока нет. Она превратилась в работоспособную женщину на закате сил, стоящую перед неминуемым упадком, который с каждым днем будет лишать ее способностей. Она стала грузнее, а ее лицо расписал всеобщий человеческий язык трудностей и забот. Ее длинные седые волосы были стянуты на затылке в строгий пучок. Он еще никогда не видел ее с длинными волосами. Тем не менее это была Лейн: знакомая ему женщина, состарившаяся моментально с его точки зрения, но за целую жизнь для нее самой. В нем поднялась волна чувств просто при виде ее лица: морщины и увядание попытались скрыть от него знакомые черты – но не смогли.

– Ну надо же, старик! – чуть слышно сказала она.

Казалось, его возраст поразил ее так же сильно, как его – ее.

На ней был корабельный костюм с сорванным именем, протершийся на локтях и с заплатками на коленях. Сношенный до лохмотьев второй костюм был наброшен ей на плечи, превратившись в подобие шали, и она задумчиво мяла его край, не отрывая от Холстена взгляда.

Холстен перешагнул через порог и обвел взглядом рубку, отметив два темных экрана и один выдранный с корнем, однако остальные посты, похоже, работали.

– А ты времени не теряла.

По ее лицу скользнуло непонятное выражение.

– И все, да? Так много времени прошло – и все те же шутливые фразочки?

Он посмотрел ей в глаза.

– Во-первых, «так много времени» не проходило. Во-вторых, это ты всегда отделывалась шутливыми фразочками, а не я.

Он проговорил это с улыбкой, потому что именно такие подколки ему очень хотелось от нее услышать, но она молча воззрилась на него словно на призрака.

– Ты не изменился. – Говоря это, она не скрывала, что понимает, насколько эта фраза дурацкая, но ей все-таки необходимо было ее произнести. Холстен Мейсон, историк, уже пережил все свои истории. Он здесь, ковыляет сквозь пространство и время, ошибаясь и демонстрируя слабости: единственная устойчивая точка в движущейся вселенной. – А, черт! Иди сюда, Холстен. Просто иди сюда!

Он не ожидал слез – только не от нее. Он не ожидал, что она притянет его к себе с яростной силой, не ожидал, что плечи у нее будут трястись, пока она старается справиться с собой.

Она отстранила его – и он подумал, насколько странной должна быть эта ситуация для нее. Насколько нормально для него встретить старую подругу и обнаружить, что она изменилась и постарела, и искать в ее морщинистом лице ту женщину, которой она была, – и насколько больно, должно быть, ей пытаться найти в его неизменившихся чертах того старика, которым он когда-то может стать.

– Да, – сказала она наконец. – Я времени не теряла. Все мы времени не теряли. Ты даже не представляешь себе, как тебе повезло лететь грузом.

– Так расскажи, – предложил он ей.

– Что?

– Расскажи, что происходит. Пожалуйста, хоть кто-то пусть хоть что-то мне расскажет!

Она осторожно устроилась на бывшем месте Гюина и жестом предложила ему сесть.

– Что? Доложить ситуацию? Ты новый капитан? Классицисту не нравится оставаться в неведении?

И это было так похоже на старую… молодую… Лейн, что он улыбнулся.

– Классицисту не нравится, – подтвердил он. – Но если серьезно… из всех людей, оставшихся в… на корабле, я доверяю именно тебе. Но ты… я не знаю, что именно ты делаешь с кораблем, Лейн. Не знаю, что ты делаешь с этими… твоими людьми.

– Ты решил, что я стала, как он.

В именах здесь нужды не было.

– Ну… я засомневался.

– Гюин затрахал компьютер, – бросила она. – Весь его бред с загрузкой – все получилось примерно так, как я и говорила. Каждый раз, когда он пытался вырасти там, внутри, это отключало все новые системы «Гилли». То есть я вот о чем: человеческий разум – это туева хуча данных, а там за место сражались четыре или пять отдельных неполных копий. Так что я принялась за дело, пытаясь их свернуть. Пытаясь сохранить работу главных систем: держать груз охлажденным, не давать реактору перегреваться. Помнишь: именно такой был план, когда ты засыпал.

– План казался удачным. Помню, ты сказала, что и сама скоро войдешь в стазис, – отметил Холстен.

– Так было по плану, – подтвердила она. – Только возникли осложнения. То есть нам нужно было найти грузовое место для гюиновских психов. Карст повеселился, отлавливая их и кладя на лед. Но к этому моменту часть из них уже помогали моим ребятам, стабилизируя работу техники. А Гюин… гребаный архипелаг Гюинов, растянувшийся по системе, – все время вырывался, пытался себя скопировать, пожирал все больше места. Мы чистили, изолировали и напускали на ублюдка вирусы, но он уже серьезно так окопался. А когда моя команда наладила работу и я в них поверила, то заснула, как и собиралась. И я установила себе будильник. А когда я снова проснулась, ситуация ухудшилась.

– По-прежнему Гюин?

– Ага, по-прежнему он, вцепился своими гребаными электронными руками и ногами, но мои люди обнаружили, что еще и другое дерьмо тоже идет вразнос. – Холстен всегда находил сквернословие Лейн немного шокирующим, но одновременно запретно-привлекательным. Теперь на ее увядших губах оно звучало так, словно она все эти годы в нем практиковалась, чтобы достичь нужного уровня горькой усталости. – Начались проблемы с потерей груза, и начались отказы других систем, уже не из-за Гюина и его придурочных отражений. У нас все это время был враг пострашнее, Холстен. Мы просто тешили себя надеждой, что с ним справились.

– Пауки? – тут же вопросил Холстен, внезапно вообразив себе корабль, заполоненный какими-то безбилетниками с зеленой планеты, каким бы невозможным это ни казалось.

Лейн посмотрела на него с досадой.

– Время, старик. Этому кораблю почти две с половиной тысячи лет. Все ломается. Именно времени у нас сейчас не остается. – Она потерла лицо. Этот жест заставил ее казаться моложе, а не старше, словно она стерла сейчас все лишние годы. – Каждый раз мне казалось, что я справилась. Я отправлялась спать, но постоянно случалось еще что-то. Моя исходная команда… мы пытались работать посменно, тянули время. Работы было просто слишком много. Я уже потеряла счет тому, сколько поколений техников успело смениться под моим руководством. И масса людей не желали снова засыпать. Стоит увидеть несколько отказавших стазис-камер…

Холстен содрогнулся.

– А ты не думала о… о загрузке?

Она бросила на него быстрый взгляд.