Дети времени

«Так устроена жизнь».

Сначала спор с Бьянкой и теперь эта полемика… Порция просто не может этого выдержать. У нее такое чувство, что ее любимое Большое Гнездо атакуют со всех сторон – и причем в основном те, кому следовало быть ее союзниками.

«Жизнь устроена так, как мы ее устраиваем. – Его поза резко изменяется, и он отступает в сторону и дальше от нее, ослабляя туго натянутую хищническую связь, которая нарастала между ними. – Ты недавно спрашивала про мое открытие. Мой великий проект».

Принимая его игру, Порция спускается со своего насеста, нога за ногу, но по-прежнему держась далеко от него.

«Да?» – вопрошает она своими педипальпами.

«Я создал новую форму химической архитектуры».

Его манера коренным образом изменилась по сравнению с недавней страстностью. Теперь он кажется равнодушным, чисто интеллектуальным.

«Для чего?»

Она подползает ближе, и он снова отступает – не убегая от нее, но следуя по все той же созданной им невидимой паутине.

«Для чего угодно. Ни для чего. Сама по себе моя новая архитектура не несет инструкций, приказов. Она не задает муравьям заданий или поведения».

«Тогда какой от нее прок?»

Он останавливается и снова смотрит на нее, приманив так близко.

«Она способна делать что угодно. Вторичную архитектуру можно распределить по колонии для работы с первичной. И еще одну, и еще. Колонии можно давать новое задание мгновенно, и ее члены будут изменяться со скоростью запаха, проходящего от муравья к муравью. Различные касты могут получать разные инструкции, позволяя колонии выполнять разнообразные задачи одновременно. Когда моя архитектура будет установлена, все колонии станет можно перестраивать для любого нового задания так часто, как понадобится. Эффективность механических работ повысится в десять раз. Наша способность вести расчеты увеличится как минимум в сто раз, а может, и в тысячу, в зависимости от экономности вторичной архитектуры».

Потрясенная Порция застывает неподвижно. Она достаточно хорошо знает, как работают органические технологии ее народа, чтобы понять масштаб его предложения. Если это осуществимо, тогда Фабиану удастся преодолеть главный ограничивающий фактор, который сейчас имеется в Храме и мешает осуществить план Посланника. С развития ее вида будет снят тормоз.

«Ты обладаешь этим Пониманием уже сейчас?»

«Да. Первичная архитектура на самом деле удивительно проста. Создание сложного из простого – это основа идеи. Это как плетение паутины. У меня также есть система конструирования любой вторичной архитектуры, пригодной для любого необходимого задания. Это как язык, лаконичный математический язык. – Он делает несколько шажков вперед, словно дразня ее. – Тебе понравится. Он также прекрасен, как первое Послание».

«Ты должен немедленно передать мне это Понимание!»

Секунду Порция испытывает сильнейшее желание совокупиться с ним, вобрать в себя его генетический материал вместе с новым Пониманием, немедленно создать новое поколение, которое будет править миром. Но, возможно, лучше пусть он дистиллирует свое новое знание, чтобы ей можно было его выпить и понять самой, а не передавать потомству… хотя такая мысль ее путает. Как будет выглядеть мир, когда Фабиан вручит ей секрет, открывающий будущее?

Он ничего не говорит. Шаркающие лапы и дрожащие педипальпы заставляют предположить странную робость.

«Фабиан, ты должен передать это Понимание, – повторяет она. – Не представляю себе, как ты решился рисковать собой, когда обладаешь таким знанием».

Он подошел совсем близко – встал почти между ее передними лапами. Он почти вдвое меньше нее: слабее, медлительнее, уязвимее – и в то же время он настолько ценен!

«Настолько не похож на остальных моих собратьев? – Он словно читает ее мысли. – Но это не так, или, по крайней мере, ты не знаешь, так ли это. Сколько Пониманий угасает ежедневно?»

«Ни одно из них не равно твоему», – моментально отвечает она.

«Ты этого не можешь знать. В этом-то и проблема невежества. Ты не можешь точно оценить масштабы того, в чем ты невежественна. Я этого не сделаю».

Она отшатывается.

«Объяснись!»

«Оно умрет вместе со мной. Я не стану дистиллировать это Понимание. Я предприму шаги к тому, чтобы его нельзя было забрать насильно».

Конечно: уже созданы химические контрмеры на такой случай.

«Почему ты так поступаешь?»

Фабиан смотрит ей прямо в глаза.

«Или».

«Или что?» – торопит его она.

«Ты – верховная жрица Большого Гнезда. Думаю, ни одна самка не превосходит тебя по влиятельности», – отмечает Фабиан, продолжая пристально за ней наблюдать.

«Ты хочешь спариться?..» – неуверенно начинает Порция. Она все еще не может понять, чего он, балованный самец, может хотеть, чего не получил бы, просто попросив.

«Нет. Я хочу, чтобы ты пошла к членам своего дома и в Храм, и к другим матриархам Большого Гнезда и сказала им, что у вас будет новый закон. Скажи им, что убийство самца должно стать для них таким же отвратительным, как и убийство самки. Скажи им, что мои братья достойны того, чтобы жить».

Она замирает на месте. Да, в прошлом бывали безумные философы, выдвигавшие такую идею в качестве разминки для ума, – и существуют города, где после мора самцы взяли на себя многие задачи и так от них и не были отстранены. Но это не в Большом Гнезде, а обычаи Большого Гнезда – истинные, это избранный путь Посланника.

В ней борются биология и обычаи. В ее разуме есть уголок, где таится нановирус, и он говорит ей, что все представители ее вида – родня, что они подобны ей так, как никакие иные существа, но в то же время груз общественного уклада заглушает этот голос. У самцов есть свое место: она это знает.

«Не глупи. Нельзя приравнивать невежественного ползуна-самца к таким, как ты. Конечно, тебя оберегают и ценят за твои способности. Вполне естественно вознаграждать достойных. Однако большая часть самцов ниже нас, они – избыточны. Какой от них прок? Для чего они нужны? Ты – исключительный самец. Нечто женское попало в твою яйцеклетку, сделав тебя таким. Однако ты не можешь рассчитывать на то, что мои сестры станут слепо распространять подобное отношение на всех самцов города только из-за тебя. Что мы станем с ними делать?»


«Дайте им работу. Найдите их сильные стороны. Обучите их. Используйте их».

Похоже, Фабиан этот вопрос уже обдумывал.

«Использовать их как кого? Какая от них может быть польза?»

«Вы этого не узнаете, если не попробуете».

Она раздраженно встает на дыбы, заставляя его испуганно пятиться. Она не стала бы наносить ему удар, но решила попробовать использовать его внезапный испуг как аргумент в этом споре. Остановившись напротив нее у дальней стены, он кажется еще более решительным.

«Ты просишь о том, что противоречит естеству», – заявляет она ему строго, взяв себя в руки.

«Все, что мы делаем, противоречит естеству. Если бы мы ценили естественное, то по-прежнему охотились бы на плевунов в диком лесу – или стали бы жертвой в челюстях муравьев, а не покорили бы этот мир. Мы превратили неестественное в достоинство».

Она понимает, что не сможет отвечать спокойно, и выбегает из помещения, чуть не сбивая Фабиана с ног.

«Ты изменишь свое решение, – говорит она ему, задержавшись в дверях, чтобы отбить ритм своего гнева. – Ты откажешься от этой глупой мечты».

Фабиан провожает ее взглядом, и глаза его мятежно горят.





* * *


Ему нельзя просто уйти из дома. Искренне заботясь о его безопасности, Порция распорядилась, чтобы Фабиана никуда не отпускали. Она не считает это тюремным заключением: просто самцу не подобает бродить на свободе. Ценные самцы, заручившиеся покровительством влиятельных самок, должны состоять при них – или невидимыми трудиться на благо вышестоящих. Других самцов предпочитают не видеть и не вспоминать о них.

Фабиан мечется по своей лаборатории, понимая, что ему необходимо найти выход – но страшась сделать этот безвозвратный шаг. Если он уйдет сейчас, после этой конфронтации с Порцией, он оставит позади все, что ему знакомо. Любознательность встроена в геном пауков, но у самцов она не поощряется. Фабиан борется с вековым давлением социальной среды.

Наконец он справляется с робостью и отправляет химический сигнал. Вскоре этот запах улавливает группа муравьев из колоний по обслуживанию города, которые проходят поблизости в своих нескончаемых трудах. Фабиан уже перепрограммировал всю их колонию, установив свою главную архитектуру. Никто этого не заметил, потому что вторичные структуры, направляющие деятельность колонии, функционально идентичны тем, которые привили муравьям много поколений тому назад (хотя и немного более изящно построены). Однако теперь выделенные Фабианом феромоны внушают этим муравьям новое поведение, приводя к тканой стене его помещения, где они прорезают аккуратное выходное отверстие, сквозь которое он может удалиться. Когда их работа закончена, он снова возвращает их к исходной программе, и они идут по своим делам, не сохранив ни единого следа диверсии. В эти последние месяцы Фабиан усердно проверял свое открытие, сделав объектом эксперимента все Большое Гнездо.

Он слушал новости, которые постоянно ходят по дому. Он знает, кто огорчает Порцию, кто недавно пытался изменить мировой порядок (помимо его самого). Он самец – он будет уязвим с того момента, как выйдет из дома. Он знает, куда ему нужно попасть, но боится отправляться в этот путь один. Ему нужен опекун. Ему нужна самка – как бы он ни сожалел об этом.

Идеальная самка для Фабиана должна иметь три особенности: она должна быть интеллектуально полезна, будучи значимой единицей сама по себе, она должна быть в таком трудном положении, чтобы с ней смог договариваться даже самец, и она не должна хотеть с ним спариться или еще как-либо ему повредить. В отношении этого последнего фактора ему придется рискнуть. Два первых критерия уже указали ему на потенциальную спутницу. Он знает, из-за кого Порция больше всего волновалась.

Фабиан намерен навестить Бьянку.

Он останавливается на полпути вниз от дома и оборачивается на его сложный комплекс висячих комнат и шатров. Секунду он колеблется: не следует ли положиться на защиту его стен и отказаться от своих амбиций? И что подумает Порция, обнаружив его исчезновение? Она воплощает в себе все то, что он намерен свергнуть, – и тем не менее она ему симпатична и внушает уважение к себе… и всегда о нем заботилась. Все, чего он достиг, стало возможно только благодаря тому, что ему дала Порция.

Но нет: именно от таких даров он и должен отказаться. Жизнь, которая целиком зависит от прихоти другого, – это вообще не жизнь. Его всегда удивляло то, как много самцов смотрят на это иначе, наслаждаются своим роскошным рабством.

Предыдущие вылазки позволили ему заложить фундамент, а если он куда-то не попадал сам, то отправлял туда своих заместителей. Его новая химическая архитектура позволила ему использовать муравьев в качестве посыльных, так что одни колонии перепрограммировали другие. Никто не подозревает, насколько далеко все зашло.

Он совратил тюремную колонию сравнительно недавно, проложив дорогу для своего бунта. И вот теперь, когда он туда приходит, муравьи у входа в туннель выступают вперед, шевеля усиками и угрожающе раздвигая мандибулы. Он выделяет яркий простой запах, который служит черным ходом в их социальную структуру, – и они моментально оказываются в его власти. Быстро изменяя обонятельные подсказки, он перекраивает их поведение очень четко и определенно. Охранники туннеля поворачиваются и уходят к себе в муравейник, передавая своим товарищам его измененную архитектуру по цепочке. Фабиан следует за ними, словно они – его почетный эскорт.

Он не сразу находит камеру Бьянки: тут находятся и другие заключенные. В Большом Гнезде сроки ареста не бывают длительными: самцов казнят, а самок изгоняют – но, по мере ужесточения догматичной власти Храма, число тех, кто оказывается зажатым в его кулаке, только растет. Не имея возможности поручить муравьям поиск определенной личности, Фабиан остро ощущает уходящее время: его уже должны были хватиться, но никто не смог бы догадаться, каким станет его конечная цель.

Одновременно он уже начинает думать о том, что ему следовало каким-то образом добыть образец тканей Бьянки, с помощью которого можно было бы запрограммировать муравья на поиски источника. Фабиан часто думает сразу о нескольких вещах – просто чтобы экономить время.

А потом он вваливается в камеру Бьянки. Она взвивается на дыбы, испугавшись и разозлившись, и ему кажется, что она готова убить его, даже не выслушав.

«Я здесь с предложением», – поспешно отстукивает он.

«Тебя прислала Порция?»

Бьянка полна подозрений.

«Наши с Порцией пути разошлись».

«Я тебя знаю. Ты ее креатура, один из ее самцов».

Фабиан собирается с духом. Ему необходимо это произнести, чтобы это стало реальностью.

«Я не ее. Я свой собственный».

Бьянка внимательно за ним наблюдает, словно за дичью, которая ведет себя неожиданным образом.

«Да неужели?»

«Я намереваюсь сегодня ночью уйти из Большого Гнезда, – говорит он ей. – Я отправлюсь в Семь Деревьев».

«Почему?»