Дети времени

Голос снова заговорил: жалобный шепот на родном языке, так что только Холстену было понятно, что он говорит: «Я человек. Я должна быть человеком. Я система? Я загрузка? От меня хоть что-то осталось? Почему я не ощущаю своего тела? Почему не могу открыть глаза?»

– Та вторая штука, которая Элиза, – она говорила о какой-то иной помощи, – прошептала Лейн, хотя, конечно, даже шепот мог быть услышан. – Нельзя ли попросить ее…

– Я вам помогу, – сказала Керн, снова перейдя на их язык. – Я помогу вам улететь. В вашем распоряжении вся вселенная, за исключением этой моей планеты. Можете отправляться куда угодно.

– Но мы не можем… – запротестовал Гюин.

Теперь его прервала Лейн:

– Контроль снова у меня. Проверка всех систем. – Понадобилась напряженная минута, чтобы убедиться в том, что как минимум корабельный компьютер говорит ей, что все продолжает работать. – Тут есть новые данные. На нас только вывалили целую кучу всего. Это… «Гильгамеш» опознал звездные карты. Мейсон, я получила что-то на этой твоей тарабарщине.

Холстен всмотрелся в путаницу данных.

– Я… э… не уверен, но это связано со звездными картами. Это… кажется, это… – У него пересохло во рту. – Другие проекты по терраформированию?.. Кажется, нам дали ключи к следующей системе. Нам указаны цели.

Он не стал озвучивать то, что подумал, понимая, что эта штука его слушает: «Она продала своих соседей. Она дает нам взятку, чтобы мы улетели».

– По-моему… где-то здесь могут быть даже коды допуска.

– Насколько это далеко? – вопросил Гюин.

– Меньше двух световых лет, – энергично отозвалась Вайтес. – Всего-то в одном шаге.

В долгом напряженном молчании они ждали решения Гюина. Лицо Авраны Керн снова вернулось на часть экранов, гневно глядя на них, дергаясь, искажаясь, формируясь заново.





2.6 Столица




Переговоры с местными прошли достаточно хорошо – теперь, когда Порция и ее спутники доказали свое превосходство: облеченные властью аборигены выделили трем путешественникам самца в качестве проводника по землям, лежащим севернее. Он оказался чуть мельче того самца, который сопровождает Порцию, но характер у него совершенно иной: смелый на грани нахальства, по оценке Порции. У него есть имя: зовите его Фабианом. Порция хоть и знает, что самцы дают себе имена, но у нее крайне редко возникает нужда знать хоть одно, даже при той концентрации представителей этого пола, которую можно обнаружить в Большом Гнезде. Она делает предположение, что в небольшом семейном объединении, таком как здесь, самцы более самостоятельны и потому более умелы и более независимо мыслят. Тем не менее она находит его дерзость отталкивающей. У Бьянки он, похоже, таких чувств не вызывает, и на пути на север Порция ловит Фабиана за брачным танцем, робко предлагающим в дар свою сперму. Бьянка пока не продемонстрировала готовность принять его предложение, однако Порция подмечает, что ее спутница его не гонит.

У самой Порции позади несколько кладок: самки редко покидают Большое Гнездо, не продолжив свой род, – к тому же, по ее ощущениям, это поведение отвлекает их от главной задачи. С другой стороны, Бьянка вышла ради нее на бой и, возможно, считает игру с этим новым самцом своим вознаграждением. Порции остается только надеяться, что Бьянка сможет сдерживать свои желания. С точки зрения дипломатии было бы лучше, чтобы Фабиан не оказался убитым и сожранным в порыве страсти.

Им не нужно идти далеко в северном направлении, чтобы увидеть, что именно растет там, на краю территории, привлекшей внимание Большого Гнезда. Вскоре они уже перебираются через завалы из деревьев, на чьих стволах видны следы почернения, обгрызания и на удивление ровных разрезов: часто эти стволы старательно разделены на куски. Нередко вырыта и вся корневая система, чтобы нового роста не возникло. Лес находится под массированным нападением, его края обкусывают. Фабиан сообщает, что помнит время, когда деревьев было больше. Расчистка земли продолжается из года в год, и унаследованное Фабианом Понимание подсказывает, что сейчас она идет быстрее, чем во времена его матери.

За этим неровным краем другие деревья – чужеродные деревья – стоят раздельными группами. Они небольшие, приземистые и узловатые, с мясистыми листьями и стволами, бугрящимися от выростов. Увеличенное расстояние между рощицами служит для предотвращения пожаров: с этим способом пауки очень хорошо знакомы. На их планете содержание кислорода выше, чем на Земле, и вызванные молниями пожары – это постоянная угроза.

То, что они видят, – не природное образование. Это – масштабная плантация, и трудящиеся на ней работники хорошо видны. Куда бы Порция ни бросила взгляд, она видит все новых, а если посмотреть за квадраты рощиц, то можно различить кучу с крутыми склонами, явно верхнюю часть колонии владельцев плантации, основные помещения которой скрываются под землей. Облако дыма висит над ней словно ненастье.

Родичи Порции прекрасно знают, что они – не единственные хозяева этого мира. Хотя они не могут знать, как именно нановирус тысячелетиями изменял здесь жизнь, они разделяют эту планету с некими видами, которые воспринимаются ими как нечто большее, чем животные. Плевуны – представители нижней части спектра, едва отошедшие от состояния животной природы, однако если заглянуть в их маленькие слабовидящие глаза, становится видно, что это – существо разумное, а следовательно, опасное.

Западные океаны, на которые выходит Большое Гнездо Порции, – это территория ротоногих, с которыми ее народ поддерживает осторожные ритуализированные отношения. Их предки были свирепыми и изобретательными охотниками с беспрецедентно острым зрением и смертоносным естественным оружием. Они жили колониями, где бытовали контракты на жизненную территорию. Они также оказались благоприятной средой для вируса и развивались параллельно с народом Порции. Возможно, из-за водной среды обитания, а возможно, потому, что они по природе своей склонны дожидаться появления добычи, их общество, по меркам Порции, простое и примитивное, однако этим двум видам не из-за чего конкурировать, так что на литорали они порой обмениваются дарами – плоды земли за плоды моря.

Гораздо большую озабоченность вызывают муравьи.

Порция понимает природу муравьев. Рядом с Большим Гнездом имеются их колонии, и у нее есть как личный, так и генетически закодированный опыт, на который можно опираться. Согласно коллективному опыту Большого Гнезда колонии муравьев – непростые соседи. С ними надо обходиться решительно: если их не трогать, они обязательно станут расширяться в ущерб всем тем видам, которыми сами муравьи не интересуются, и в их число, естественно, войдет и вид, к которому принадлежит сама Порция. Они могут быть уничтожены – в ее унаследованных Пониманиях содержатся хроники подобных конфликтов, – но война даже с небольшой колонией затратна и невыгодна. В качестве альтернативы их можно размещать и ограничивать, тщательно манипулируя их решениями.

Порция знает, что муравьи не похожи ни на ее народ, ни на плевунов, ни на ротоногов с западных отмелей. Она знает, что с отдельными муравьями нельзя договариваться или общаться, им даже угрожать нельзя. Ее понимание неизбежно ограничено, но близко к истине. Каждый муравей сам по себе не мыслит. Он обладает сложным набором реакций, основанных на широком диапазоне стимулов, многие из которых представляют собой химические сообщения, созданные другими муравьями в ответ на какие-то еще события. Внутри колонии нет разума, но имеется такая иерархия взаимодействующих и взаимозависимых инстинктов, что Порции представляется, будто за действиями и реакциями колонии стоит некая сущность.

С муравьями нановирус одновременно потерпел поражение и добился успеха. В системе реактивного принятия решений вирус создал стратегию экспериментов и исследований, которая близка к строгим научным методам, однако она не привела к возникновению интеллекта, который бы опознали люди или пауки. Муравьиные колонии эволюционируют и приспосабливаются, организуют новые касты, исследуют и используют ресурсы, создают новые технологии, совершенствуют их и устанавливают между ними связи – и все это без вмешательства чего-то похожего на сознание. Здесь нет коллективного разума – есть только громадный и гибкий механизм биологической дифференциации, самосовершествующееся устройство, предназначенное для поддержания самого себя. Оно не понимает, как именно работает то, что оно делает, однако постоянно расширяет свой поведенческий репертуар и опирается на те найденные методом проб и ошибок пути, которые оказываются плодотворными.

Порция понимает все это довольно смутно, но она знает, как муравьи действуют, а как – нет. Она знает, что муравьи по отдельности не могут создавать новое, а вот колония каким-то странным образом способна принимать нечто похожее на обоснованное решение. Применение силы и вознаграждения, сужение доступных колонии вариантов таким образом, чтобы предпочтительным стал именно тот, который желателен паукам, могут привести к тому, что колония примет границы своей территории и свое место в мире – и даже станет полезным партнером. Колонии – идеальные сторонники теории игр: они будут сотрудничать в том случае, если этот образ действия менее затратен и более полезен, чем другие стратегии, такие как война с тотальным геноцидом.

Колонии, с которыми она уже знакома – рядом с Большим Гнездом, – конечно, раз в десять меньше той, которую она сейчас наблюдает. Фабиан объясняет, что когда-то здесь было несколько враждующих колоний, но одна стала доминирующей. Вместо того чтобы довести более слабых соседей до вымирания, главенствующая колония включила их в собственную стратегию выживания, позволив сохраниться, но сделав своими частями, используя пищу, которую они собирают, и технологии, которые они разработали. Это – первое сверхгосударство планеты.

У Порции и ее спутников идет короткий возбужденный разговор. Эта сверхколония достаточно далека от Большого Гнезда, чтобы в настоящий момент ему угрожать, однако пауки способны заглянуть вперед и увидеть, что само ее существование в этом месте угрожает будущему их народа. Необходимо найти решение – но, чтобы оставшиеся дома родичи Порции могли продумать подобный план, им понадобится вся информация, какую она только сможет им доставить.

Им придется продолжить свое путешествие по землям муравьев.

Фабиан на удивление полезен. Он сам заходил дальше этого места: на самом деле такие походы в обычае его семьи. Это опасно, но они выработали способы свести к минимуму риск возникновения тревоги, и, когда добычи бывает мало, кладовые муравьев становятся последним средством спасения.

Прибыл новый отряд муравьев: они явились за древесиной. Пауки отступают в лес и смотрят, как насекомые принимаются разделять уже поваленные стволы на куски подходящего размера, используя кислоту и силу своих челюстей. Порция быстро замечает нечто новое: касту, которой она никогда раньше не видела. Ветки меньшего размера отделяют и уносят с виду непримечательные рабочие особи, а вот стволами занимаются муравьи с длинными изогнутыми мандибулами с зазубренной внутренней поверхностью. Они захватывают ими окружность ствола и чуть сдвигают ротовые части относительно друг друга, все углубляя и углубляя бороздку, чтобы отделить кругляш. Однако эти мандибулы не появились из яйца вместе с самим муравьем. Они сверкают на солнце незнакомым Порции блеском: жесткие зазубренные насадки, на удивление быстро раскусывающие и распиливающие дерево на части.

Возглавляемые Фабианом пауки нападают на заготавливающий древесину отряд муравьев, быстро и умело загоняя в ловушку и убивая. Потом они их обезглавливают и расчленяют, добывая ароматические железы. Эти муравьи мельче Порции – от пятнадцати до тридцати сантиметров в длину, – а при схватке один на один пауки оказываются сильнее и быстрее и сражаются более умело. Им только необходимо избежать общей тревоги, чтобы против них не мобилизовали большие отряды.

Муравьи общаются главным образом с помощью феромонов: острое химическое чутье Порции ощущает их скопление в воздухе. Путешественники используют запах муравьев для того, чтобы замаскировать свой собственный, а отсеченные головы забирают с собой, закрепив на брюхе. В экстремальной ситуации они смогут отвлечь внимание с помощью этих зловещих марионеток, манипулируя мертвыми усиками своих жертв в имитации общения.

Они перемещаются быстро. Их жертв вскоре хватятся, но первоначально реакция будет направлена туда, где они недавно были, а не туда, где они сейчас. Их дорога идет поверху. Они перемещаются по верхним ветвям муравьиной плантации, а у очередной противопожарной полосы один из них перебегает участок земли с нитью, которая становится основой временного моста. Спрятав собственный запах, они двигаются над головами муравьев и вне зоны их внимания.


Фабиан демонстрирует, что наросты на стволах выращиваемых муравьями деревьев можно пробивать клыком, выпуская сладкую питательную жидкость, похожую вкусом на падь тлей, которую муравьи обожают. Эта сельскохозяйственная плантация – явно полезный секрет, так что Порция заносит увиденное в список наблюдений, чтобы включить в отчет по возвращении домой.

Пока же они двигаются по направлению к куче главной колонии, избегая муравьев там, где можно, и быстро убивая их, где нельзя. Каждая небольшая тревога будет вносить вклад в общую настороженность всего гнезда до тех пор, пока значительные группы насекомых не будут отправлены на поиск незваных гостей, чье присутствие будет определено неотвратимой внутренней логикой колонии.

Цель Порции – обследование центральной кучи колонии, которая обещает новые тайны. Днем над некоторыми ее участками воздух мерцает, а из невысоких труб поднимаются струи дыма. По ночам часть муравьиных входов тускло светится.

В темноте своего жилища муравьи разводят огонь в богатой кислородом атмосфере. Пламя зажигают с помощью экзотермической реакции веществ, вырабатываемых некоторыми кастами. Сложная система внутренних переходов использует перепады температур, разгоняя воздушные потоки: согревая, охлаждая и обогащая кислородом их гнезда. А еще муравьи применяют огонь для расчистки земли и в качестве оружия.

Мир Порции – базовая геология, существовавшая до терраформирования, – богат неглубокими залежами металлов, а муравьи закапываются в землю, строя свои жилища. В этой колонии многие века горения привели к производству древесного угля, а случайные плавки были систематизированы до создания инструментов. Слепой часовщик хорошо поработал.

Входить в муравейник Порция не осмеливается, и ее тянет уйти с уже собранной информацией. Однако любопытство гонит ее вперед. На самом верху кучи, под нависшей пеленой дыма, находится шпиль, который блестит на солнце так ярко, что притягивает взгляд. Как и все ее сородичи, ее тянет исследовать все новое. Этот отражающий свет маяк служит вершиной муравейника, и Порции хочется узнать, что это такое.

Порция находит для своего отряда разведчиков наблюдательный пункт на плантации, которая расположена у самого муравейника, и анализирует пути, по которым следуют цепочки рабочих муравьев. В мозге, который заставил сильно увеличиться нижнюю сторону ее тела, идут процессы, которые опознала бы ее крошечная предшественница: создается внутренняя карта мира, которая затем раскладывается так, чтобы найти оптимальный путь туда, куда ей нужно попасть.

«Я пойду одна, – инструктирует она Бьянку. – Если я не вернусь, ты должна будешь идти домой и доложить».

Бьянка понимает.

Порция спускается по нити с дерева, служившего ей наблюдательным пунктом, и пускается в путь по маршруту, который она так долго составляла. Муравьи следуют определенными тропами, которые их постоянное движение вытоптало до ровных гладких дорог, обеспечивающих самые удобные подходы. Порция прокладывает осторожный, аккуратный путь между этими магистралями. Она передвигается прерывисто – останавливаясь, дрожа, а потом скользя дальше, оценивая легкие порывы ветерка и следя, чтобы ее продвижение совпадало с ними, словно она сама просто очень большой кусок переносимого ветром мусора. Вибрация ее движений тонет в энтропии окружающей среды. Замаскировав свой запах, она может пробираться мимо почти слепых муравьев, словно невидимка.

Когда Порция добирается до самого муравейника, дорога становится более сложной и опасной. Ее тщательно составленный план претерпевает постоянные уточнения, и несколько раз ее чуть было не обнаруживают. Один раз она использует отделенную голову одной из своих жертв для мимолетного поддельного контакта, чтобы сбить с толку бродячего уборщика, который уделил ей слишком много внимания.

Ее осторожное продвижение заняло многие часы – и солнце зашло. Закат приводит к снижению муравьиной деятельности и облегчает ей путь: только теперь она добирается до вершины.

Там муравьи воздвигли невысокий шпиль, как уже было видно издали, а на нем оказывается нечто новое: светлый кристалл, который прозрачно поблескивает в лунном свете. Она понятия не имеет, для чего он нужен, и потому выжидает в надежде, что сами муравьи ей это покажут.

Когда луна начинает опускаться к горизонту, они так и делают. Внезапно на вершину муравейника выползает множество муравьев, так что Порции приходится быстро отступать – и не останавливаться, пока не найдется такое место, которое они не собираются занимать, а для этого приходится спуститься довольно далеко по склону. Насекомые создают ковер, сеть из своих тел, соприкасаясь усиками и лапками. Порция в недоумении.

Кажется, будто они чего-то ждут: по крайней мере, так она интерпретирует их поведение. Оно не типично для муравьев. Ее это тревожит.

А потом еще одно насекомое вылезает из небольшой дыры у основания шпиля и забирается на него. Один усик он направляет на кристалл, а второй – вниз, чтобы соприкоснуться с массой, собравшейся под ним. Большие круглые глаза Порции собирают по максимуму лунный свет и фокусируются на этом новом пришельце – этом маленьком непримечательном муравье. У него на усиках протез, как и у дровосеков, но, в отличие от них, это чашечка из того же материала (металла, но Порция этого не знает), так что этот муравей касается кристалла тоненькой, нежной волосинкой-проволочкой.

И на глазах у Порции муравьи начинают танцевать.

Она никогда ничего подобного не видела. По всему муравьиному ковру пробегает дрожь, источником которой, похоже, служит контакт между металлическим щупиком и кристаллом, откуда движение распространяется по собравшейся толпе. Муравьи находятся в постоянном волнообразном движении, и каждый передает соседям какое-то ритмическое послание, которым поглощено все собрание.

Порция наблюдает за этим в тихом недоумении.

Она не математик. Она не улавливает арифметические прогрессии, ряды и преобразования, которые воплощаются в волнах движения, пробегающих по муравьям (как не улавливают их и сами муравьи), однако она способна заметить, что тут есть некая закономерность: в том, что она видит, присутствует некий смысл.

Она старается интерпретировать увиденное на основе собственного опыта и того опыта, который унаследовала, но в истории ее мира не обнаруживается ничего похожего. Муравьи тоже это ощущают. Их постоянное исследование возможностей привело к этому единичному контакту с чем-то огромным и нематериальным, и колония перерабатывает получаемую информацию и пытается найти ей применение – все больше и больше мощностей биологической обработки данных уделяется этой задаче, все больше и больше муравьев дрожат в такт волнам далекого радиосигнала.

Сосредоточившись на попытке найти смысл и закономерность в развертывающейся перед ней сцене, Порция жадным взглядом выхватывает еще один элемент и задумывается: «Это важно?»

Народ Порции, подобно людям, склонен видеть закономерности – порой там, где их нет. В результате этого она быстро находит связь, сочтя временной фактор слишком явным, чтобы быть случайностью. Когда сборище муравьев распадается и поспешно уходит – без предупреждения и все разом, – в этот момент путешественник, та быстро движущаяся звезда, путь которой по небу она часто наблюдала, уходит за горизонт.

Тут она составляет план – быстро и без раздумий. Она заинтригована, а ее раса стремится исследовать все новое, точно также, как и муравьи, хотя и совершенно иными способами.

Как только большинство муравьев ушли, она осторожно приближается к шпилю, стараясь не включить какой-нибудь сигнал тревоги. Подняв педипальпы, она позволяет ветерку колыхать ими, оценивая его силу и направление и подстраивая под него свои движения.

Она поднимается осторожно, пядь за пядью, пока не оказывается перед кристаллом. Он не кажется особо большим – по крайней мере, для нее.

Она начинает ткать сложную шелковую упаковку, придерживая ее задними лапами. Она остро ощущает, что находится в самом центре огромной колонии. Ошибка на этом этапе станет фатальной.

Она почти опоздала. Ее присутствие – за счет вибрации, создаваемой ее работой, – обнаружено. Из дырки у основания шпиля внезапно выскакивает тот мелкий муравей, который возглавлял сборище, и прикасается к одной из ее лап обнаженным усиком.

Он тут же сигналит тревогу: выделяет вещество, полное возмущения и ярости от присутствия чужака, вторгшегося сюда. Распространяемый запах ловят стражи туннелей и другие касты, остававшиеся вблизи поверхности. Сообщение идет дальше и усиливается.

Порция падает на оказавшегося под ней муравья и убивает одним укусом, отделяя его голову, как и у остальных, – хоть и знает, что здесь блефовать не получится. Вместо этого она снова влезает на шпиль, стараясь оказаться как можно выше, и срывает с него кристалл.

Она закрепляет оба трофея паутиной под брюхом, пока муравьи выбираются на поверхность муравейника. Она видит множество особей с инструментами и модификациями, но у нее внезапно пропало желание их исследовать.

Она прыгает. Свободный прыжок со шпиля привел бы ее прямо к муравьям, где ее жестоко зафиксировали бы, искусали и разодрали на части заживо. Однако в высшей точке прыжка ее задние лапы выбрасывают тщательно упакованную ткань, которая расправляется между ними тонким полотном, ловя тот ветер, который Порция недавно тщательно оценивала.

Ветер не относит ее прямо к Бьянке и остальным, но этим она управлять не в состоянии. В этот момент ей важно только вырваться, спланировав над головами разъяренных насекомых, которые вздымают свои заключенные в металл мандибулы и пытаются понять, куда она делась.

Потомки будут рассказывать историю о том, как Порция вошла в муравьиный храм и выкрала глаз их бога.





2.7 Исход