Давший клятву

«Ох, Адолин!» – мысленно воскликнула Шаллан. Он выдумал теорию, которая ему нравилась, и теперь не собирался от нее отказываться. Это была распространенная ошибка, о которой предупреждали в ее научных книгах.

Кое в чем Адолин все же был прав – вряд ли убийство великого князя оказалось простой случайностью. Нет признаков того, чтобы кто-то использовал осколочный клинок Садеаса, Клятвенник. Даже слухов – и тех нет.

«Может, вторая смерть – своего рода приманка? – подумала Шаллан, снова листая отчет. – Попытка выставить все случайным нападением?» Нет, это было слишком сложно – и у нее имелось не больше доказательств своей теории, чем у Адолина.

Это заставило ее задуматься. Может, все обратили внимание на эти две смерти, потому что убитые были важными светлоглазыми. Может, были и другие убийства, которых они не заметили, потому что несчастье приключилось с менее значимыми персонами? Если какого-нибудь нищего нашли в пресловутом переулке за пивной, разве кто-нибудь упомянул бы о таком? Даже если бы его убили ударом ножа в глаз?

«Нужно выбраться туда и поглядеть, что я смогу найти». Она только собралась сказать, что ей, наверное, пора лечь спать, как Адолин уже встал и потянулся.

– Думаю, мы сделали с этим все, что могли, – заявил он, кивком указывая на отчет. – По крайней мере, на сегодня.

– Ага, – согласилась Шаллан и притворилась, что зевает. – Наверное.

– Итак… – проговорил Адолин и перевел дух. – Есть… кое-что еще.

Шаллан нахмурилась. Что-то еще? Почему у него вдруг сделался такой вид, будто он приготовился к чему-то сложному?

«Он разорвет нашу помолвку!» – завопил внутренний голос, но Шаллан придушила его и засунула в дальний угол, где ему было самое место.

– Ладно, это нелегко, – пробормотал Адолин. – Шаллан, не хочу тебя обидеть. Но… помнишь, как я заставил тебя попробовать мужскую еду?

– Мм, да. Если в ближайшие дни мой язык будет особенно чувствителен к перцу, я стану винить тебя.

– Шаллан, есть кое-что похожее, что нам надо обсудить. Кое-что относительно тебя, что мы просто не можем игнорировать.

– Я…

«Я убила моих родителей. Я воткнула матери меч в грудь, а отца задушила, пока пела ему песню».

– Ты, – выговорил Адолин, – владеешь осколочным клинком.

«Я не хотела ее убивать. Мне пришлось. Мне пришлось!»

Адолин схватил ее за плечи, и она, вздрогнув, сосредоточилась на нем. Он… ухмылялся?

– Шаллан, у тебя есть осколочный клинок! Новый! Это невероятно. Я годами мечтал о том, чтобы заполучить собственный клинок. Множество мужчин мечтает об этом всю жизнь, и их мечтам не суждено сбыться. А у тебя он есть!

– Ну так это хорошо, да? – уточнила Шаллан. Адолин схватил ее так, что руки оказались плотно прижаты к телу.

– Конечно хорошо! – Адолин отпустил ее. – Но ты женщина.

– Тебе подсказал макияж или платье? А-а, все дело в груди, не так ли? Вечно она нас выдает.

– Шаллан, я серьезно.

– Знаю, – ответила она, успокаиваясь. – Да, Узор может превращаться в осколочный клинок. Я не понимаю, какое отношение это имеет к чему-то еще. Я не могу его отдать… Буреотец, ты хочешь научить меня пользоваться им, верно?

Он ухмыльнулся:

– Ты упомянула, что Ясна тоже была Сияющей. Женщины с осколочными клинками. Это странно, но мы не можем просто игнорировать такое. А как насчет доспеха? Он у тебя тоже где-то припрятан?

– По крайней мере, я о таком не знаю. – Сердце Шаллан колотилось, кожа похолодела, мышцы напряглись. Она боролась со своими ощущениями. – Я не знаю, откуда берутся доспехи.

– Я в курсе, что это не женственно, но кому какое дело? У тебя есть меч; ты должна знать, как им пользоваться, а традиции пускай идут в Преисподнюю. Вот, я это сказал. – Он перевел дух. – Я имею в виду, что у мостовичка есть клинок, а он ведь темноглазый. То есть был темноглазым. Так или иначе, большой разницы не вижу.

«Спасибо, – подумала Шаллан, – что приравнял всех женщин к крестьянам». Но она придержала язык. Момент явно был важным для Адолина, и он изо всех сил пытался быть человеком широких взглядов.

Но… думать о том, что она сделала, было больно. Держать оружие в руке будет хуже. Гораздо хуже.

Девушка хотела спрятаться. Но не могла. Эта правда отказалась покинуть ее разум. Может, попробовать объяснить?

– Да, ты прав, но…

– Отлично! – воскликнул Адолин. – Отлично. Я приготовил защиту для лезвия, чтобы мы друг друга не поранили. Я оставил их на посту охраны. Сейчас принесу.

Миг спустя он уже вышел. Шаллан протянула руку к нему, и возражения умерли у нее на губах. Она поджала пальцы и поднесла руку к груди, где грохотало сердце.

– Мм, – загудел Узор. – Это хорошо. Это надо сделать.

Шаллан медленно прошлась через комнату к зеркальцу, которое повесила на стену. Посмотрела на себя: глаза широко распахнуты, волосы в полнейшем беспорядке. Девушка начала дышать быстро и прерывисто.

– Я не могу… Узор, я не могу быть этим человеком. Я просто не могу орудовать мечом. Притворяться блистательной дамой-рыцарем на башне, за которой кто-то должен следовать.

Узор тихонько загудел в тональности, которую она привыкла считать смятением, растерянностью, охватывающей существо одного вида, когда оно пытается постичь разум другого.


По лицу Шаллан тек пот, и, пока она глядела на себя, по виску сбежала капля. Что она ожидала увидеть в зеркале? Мысль о том, что она может сорваться в присутствии Адолина, усилила ее напряжение. Все ее мышцы натянулись, а поле зрения стало сужаться. Девушка видела лишь то, что располагалось прямо перед нею, и хотелось убежать, куда-нибудь уйти. «Хочу оказаться далеко отсюда. Нет. Нет, просто хочу оказаться кем-то другим».

Она метнулась прочь от зеркала и трясущимися руками отыскала свой альбом. Шаллан вырывала страницы, чтобы добраться до чистой, а потом вцепилась в свой угольный карандаш.

Приблизился Узор – парящий шар из переменчивых линий, жужжащий от беспокойства.

– Шаллан? Что случилось?

«Я ведь могу спрятаться, – думала она, рисуя в лихорадочном темпе. – Шаллан может сбежать и оставить кое-кого вместо себя».

– Это потому, что ты меня ненавидишь, – мягко проговорил Узор. – Я могу умереть. Или уйти. К тебе пришлют кого-то другого для уз.

В комнате послышался нарастающий высокий вой, и Шаллан не сразу поняла, что рождается он в ее собственной глотке. Каждое слово Узора было ножом в бок. «Нет, пожалуйста. Просто рисуй».

Вуаль. Вуаль без проблем возьмет в руки меч. У нее нет сломленной души Шаллан, она не убивала своих родителей. Она справится с этим.

Нет. Что сделает Адолин, если вернется и обнаружит в этой комнате совершенно чужую женщину? Он не знает про Вуаль. Линии, которые она рисовала, неровные и лишенные изящества из-за того, что карандаш дрожал, быстро приняли облик ее собственного лица. Но с волосами, собранными в узел. Эта женщина вела себя с достоинством, она не была такой взбалмошной, как Шаллан, не совершала непреднамеренно глупых поступков.

Эту женщину никто не прятал от мира. Она была достаточно крепкой и сильной, чтобы владеть этим мечом. Она была… как Ясна.

Да, неуловимая улыбка Ясны, хладнокровие и уверенность в себе. Шаллан обрисовала собственное лицо этими идеалами, создав его чуть более жесткую версию. Сможет… сможет ли она стать этой женщиной?

«Мне придется», – подумала Шаллан, втягивая буресвет из сумки, а потом выдыхая его облаком вокруг себя. Когда перемена свершилась, она встала. Ее сердцебиение замедлилось, девушка вытерла пот со лба и, спокойно расстегнув безопасный рукав, отбросила в сторону дурацкий кошель, надетый на кисть руки, а потом закатала рукав, разоблачив эту самую кисть, все еще в перчатке.

Сойдет. Адолин ведь не ждет, что она переоденется в наряд для тренировочного боя. Она собрала волосы в узел и закрепила шпильками из сумки.

Когда Адолин вернулся в комнату миг спустя, он обнаружил женщину, которая держалась с достоинством, спокойно и была… не совсем Шаллан Давар. «Ее зовут светлость Сияющая, – подумала Шаллан. – Ее будут называть только по титулу».

Адолин принес два длинных тонких куска металла, которые каким-то образом могли сплавляться с передней частью осколочного клинка, делая его менее опасным для использования в учебном бою. Сияющая изучила их критическим взглядом, а потом отвела руку в сторону, призывая Узор. Возник клинок длиной почти с нее.

– Узор, – объяснила она, – может изменять форму и способен затупить свой край до такой степени, чтобы он стал безопасным. Мне не потребуется такое неуклюжее устройство.

И действительно, край Узора пошел рябью и потускнел.

– Клянусь бурей, это удобно. Но мне все же понадобится одна из этих штук. – Адолин призвал собственный клинок – ему на это понадобилось десять ударов сердца, во время которых он повернул голову и посмотрел на нее.

Шаллан проследила за его взглядом и поняла, что в новом облике увеличила свой бюст. Не для него, разумеется. Она просто сделала себя больше похожей на Ясну.

Наконец-то появился меч Адолина. У него было более толстое лезвие, чем у ее оружия, заостренная часть была извилистой, а тупую украшали изысканные кристаллические выступы. Он приладил защиту к острому краю меча.

Сияющая выставила одну ногу вперед, а клинок подняла на уровень головы, держа двумя руками.

– Ого! – воскликнул Адолин. – Неплохо.

– Шаллан не зря провела так много времени, рисуя вас всех.

Адолин задумчиво кивнул. Он подошел и потянулся к ней, выставив большой палец и еще два. Она думала, принц поправит захват, но вместо этого Адолин прижал пальцы к ее ключице и чуть толкнул.

Сияющая попятилась и едва не упала.

– Боевая стойка, – объяснил Адолин, – это не просто великолепный вид на поле боя. Она объединяет в себе положение ног, центр тяжести и контроль над боем.

– Учту. И как же мне ее улучшить?

– Я пытаюсь это определить. Все, с кем мне раньше приходилось работать, пользовались мечом с юных лет. Я спрашиваю себя, как бы Зайхель изменил мое обучение, если бы я даже не прикасался к оружию до него.

– Судя по тому, что я о нем слышала, – съязвила Сияющая, – все бы зависело от наличия поблизости годных крыш, с которых можно спрыгнуть.

– Так он обучает владельца доспеха, – возразил Адолин. – А это клинок. Стоит ли мне обучить тебя дуэльным приемам? Или я должен показать тебе, как сражаются в армии?

– Светлорд Холин, меня устроит знание того, как не отсечь себе какой-нибудь придаток.

– Светлорд Холин?!

«Слишком официально. Точно». Сияющей полагалось так себя вести, но она могла себе позволить некоторую фамильярность. Ясна так поступала.

– Я всего лишь, – пояснила Сияющая, – пыталась проявить должное уважение скромного ученика по отношению к учителю.

Адолин хмыкнул:

– Да ладно. Нам этого не надо. Но послушай, вот что мы можем сделать с этой боевой стойкой…

На протяжении следующего часа Адолин дюжину раз вносил изменения в положение ее кистей, ее ступней и плеч. Он выбрал для нее базовую боевую стойку, которую она могла в конечном счете изменить, превратив в несколько официальных стоек – вроде тех, что относились к стилю ветра, который, по словам Адолина, полагался не столько на силу или длину рук, сколько на подвижность и мастерство.