Чёрные сердца
Часть 49 из 109 Информация о книге
Он не мог… Крохотный луч надежды пролился на него. Может, он действительно мёртв. Может, он этого не делал. Как пробуждение от ужасного сна, в котором ты сделал нечто ужасное, и нет пути назад — может, всё это было лишь в его голове. Может, на самом деле он мёртв неделями, месяцами, со времени того самого пожара на острове Мангаан. С тех пор он проводил время в каком-то чистилище виртуальной реальности, разбираясь со своими чувствами к Блэку, к Мири, к тому, как сильно он облажался в тех немногих сферах жизни, которые действительно имели для него значение… «Нет», — сказал голос. Ник застыл. Его разум застыл. Всё в нём застыло. Его разум начал носиться по кругу, как только эхо того голоса стихло. …он был мёртв. Он был мёртв всё это время. Теперь, когда он готовился отпустить свою жизнь и по-настоящему двинуться дальше, его отослали в эту хижину, вместе с призраком Даледжема, дублёром его души, тем, что осталось от чего человеческой совести. Может, Даледжем тоже мёртв. Может, он даже был ангелом… «Нет», — повторил голос. В этот раз Ника это разозлило. Даледжем. Видящий действительно был мёртв вместе с ним? Если он не мёртв, то почему Ник его видел? Почему он сделал Даледжема своим духовным наставником, стражем, или кем он там был, бл*дь? При жизни Ник не знал этого видящего. Почему его совесть решила прийти к нему в облике Даледжема, с которым он едва обменялся парой слов, и который при жизни вызывал у него лишь негодование? Может, это тоже часть послания. Может, всё дело в его негодовании в адрес тех, у кого всё складывалось лучше, у кого были все те вещи, которые Ник хотел… «НЕТ». Голос перебил мысленный монолог Ника, раскроив его надвое. Это лишило его дара речи. Хуже того, это заставило его осознать боль. Хуже того, молчание опять вернуло образы, воспоминания. Всплыло лицо Кико, и он содрогнулся где-то в этой темноте, отворачиваясь. Лицо Мири… С его губ сорвался крик. Крик причинял боль, всё за ним причиняло боль, но не такую, как промелькнувшее лицо его лучшей подруги. Его горло, лёгкие, грудь горели, и из него вырвался звук. Он кричал и не мог остановиться, уверенный, что его горло кровоточило от крика, уверенный, что его тело раздиралось на куски… — ЭЙ! Глаза Ника распахнулись. Грубые ладони удерживали его за плечи. Тёплые, сильные как металл, даже на его твёрдой плоти, они надёжно удерживали его и как будто помогали обрести опору в своей стабильности. Ладони не трясли его, но он всё равно чувствовал себя так, будто пережил встряску. Серьёзно, он чувствовал себя так, будто из него выдрали гравитацию. Он чувствовал, что ладони удерживают его на Земле, каким-то образом оставляют его здесь, не дают улететь к солнцу. Он хватал ртом воздух. Он не мог видеть. Он смотрел вверх, стараясь что-нибудь увидеть, ощущая тошноту от боли. Слезы навернулись на его глаза. Он совершенно ослеп. Он не знал, как долго он сидел там, ничего не говоря. Он постепенно осознал, что смотрел на размытые очертания смуглых рук, хватал ртом воздух, моргал. Боль в его груди была столь интенсивной, что он не мог пошевелиться. Он каждой унцией себя сосредоточился на том, чтобы повелеть этой боли уйти. Ладони разминали его мышцы, но он едва ощущал это сквозь боль. Те ладони всё ещё удерживали его на Земле, или в аду, или где там он находился… это всё, что имело значение. — Эй, — тише повторил голос. — Ты можешь говорить? Можешь сказать мне что-нибудь? Ник постарался думать. Он старался думать, сформировать слова. В конце концов, он смог лишь покачать головой. Ладони продолжили массировать его плечи, а теперь и его спину. — Ладно, — произнёс голос. — Ладно. Всё хорошо. Ник оказался в объятиях этих рук, которые были ещё сильнее ладоней. Ладони продолжали массировать его руки, его ладони, его плечи, его ноги, его грудь… Он постарался расслабиться под этими пальцами и ладонями. Он постарался расслабиться, прислоняясь к груди, которая каким-то образом появилась позади него. Он закрыл глаза, положил голову на то плечо, посмотрел на потолок с узором из отсветов пламени, и хватал ртом воздух. Каждый вдох ощущался как выжигающее клеймо в его горле. Всё в этой сцене было знакомым. Это происходило ранее? Сколько раз? Сколько лиц застыло в его сознании? Мысли вновь пробудили боль, вновь ослепили его, делая всё только хуже. Но его вопрос лишь повторялся… когда он осознал, что его челюсти опять разъединены тем же странным металлом, который сковывал его запястья и лодыжки. Сколько раз? Сколько раз это происходило до сих пор? Сколько он пробыл в этой хижине? Сколько раз? Глава 16 Другая тюрьма Я ходила туда-сюда по пустой, холодной камере с каменными полами. Я чувствовала себя животным, запертым в клетке. Я и была животным, запертым в клетке. Я считала шаги от одного края квадратного пола до другого, хоть уже сосчитала их несколько сотен раз. Семь шагов от койки до противоположной стены. Девять шагов от задней части камеры до двери. Четыре шага от койки до туалета. Семь с половиной шагов от туалета до противоположной стены. Впервые очнувшись здесь, я попыталась отодрать металлический корпус кровати от цементного пола. Я не могла сдвинуть его, даже используя обломок камня, чтобы попытаться сдвинуть зажимные гайки, которыми койка крепилась к металлическим пластинам. Я сдёрнула тонкий, по большей части бесполезный матрас. Я положила матрас на место, попыталась поспать. Я проверила одно-единственное окно, зарешёченную дверь. Я кричала. Я кричала очень громко, и через окно, и через дверь в мою камеру. Я прислушивалась к тому, что находилось снаружи. Я слышала птиц, лающих вдалеке собак, людей, говоривших на других языках… не на английском. Русский? Украинский? Польский? Я по-прежнему понятия не имела, как я здесь очутилась. Я пыталась задавать вопросы всякий раз, когда кто-то приближался к моей камере. Я пыталась использовать свой свет, чтобы надавить на них и заставить отпереть дверь. Я кричала на них, когда не могла заставить свой свет работать, когда срабатывал ошейник на моей шее и бил меня током до такой степени, что я падала на колени, стискивая металлический ободок. Я снова кричала — скорее от ярости, нежели от боли.