Чёрные сердца
Часть 48 из 109 Информация о книге
А может, не совсем обеспокоило, но… — Ты осознаешь, что говорил совсем как ты прежний, — сказал Даледжем. — Вот только что, ты говорил совсем как Ник, мужчина, которого я знал прежде. Ты же осознаешь это, да? Наоко моргнул, нахмурившись. — Я не он… — сердито начал он. Проигнорировав его, Джем заглушил его слова. — Я задаюсь вопросом, как ты миришься с этим, — произнёс Даледжем чуть громче. — С тем, как ты обошёлся с Кико, когда видел её в последний раз. Я задаюсь вопросом, что ты думаешь об этом теперь, учитывая то, что сейчас ты, похоже, наконец-то ясно вспомнил Кико как личность… а не просто как очередной символ, который ты разрушил, чтобы насолить Блэку. Воцарилось молчание. В это время Наоко уставился на видящего. Его разум ощущался совершенно тёмным… пустым. Вся его сущность как будто опустела. Умолкла. …словно какую-то его часть стёрли. Дело не в том, что он пытался подобрать слова. Он не искал решения, не пытался решить какую-то проблему в уме. Он не испытывал сложностей. Он не пытался понять. Он не играл в игры. Он даже не врал себе, не пытался избежать какой-то неприятной правды. Он никогда не испытывал этого. Это новое. Всё в нём просто… исчезло. Через несколько секунд он не мог видеть. Всё вокруг него померкло… Должно быть, он отключился. Должно быть, он по-настоящему отключился… но в какой-то момент опять пришёл в сознание. Он осознавал пустоту. Не так он обычно думал о пустоте. Обычно он воспринимал пустоты как отсутствие чего-либо, как места, лишённые света, лишённые присутствия, лишённые чувства, но это другое. Вместо онемения его грудь взорвалась резкой, сокрушающей болью… Боль ощущалась странно отдалённой. Как будто она происходила в другой вселенной, в другом измерении. Такое чувство, будто какая-то его часть естественным образом ломалась. Он не мог пошевелиться. Бл*дь, он не мог пошевелиться… или видеть. Всё, что осталось — это боль, чёрный и кроваво-красный уголь в его груди. Он видел себя издалека, видел себя, окутанного этой болью. Теперь боль стала ближе. Его сердце болело. Его сердце и грудь болели. Они болели так сильно, что он не мог говорить, не мог пошевелиться. Ему не нужно дышать, но что-то в его грудной клетке сжалось так сильно, что он чувствовал, будто всё равно может задохнуться. Будто его грудь может смяться и сокрушить все за его рёбрами, все, что оставалось за его грудиной. До него дошло, что он мёртв. Это чувство вызвало некий резонанс. Как минимум, оно казалось истинным, более реальным, чем всё, что было до сих пор. Он умер в какой-то момент того бардака в Сан-Франциско. Может, он умер ранее, на острове Мангаан. Эта мысль сдавила его грудь. Она причиняла такую боль, от которой его разум снова опустел, и ушло то внезапное беглое осознание смерти. Но осознание постепенно вернулось. Мог ли он на самом деле быть мёртв всё это время? Вампир, Ник… … всё это какая-то фикция, созданная его разумом в минуты или часы после смерти? Он читал про клинические смерти. Очевидно, многие из тех, кто пережил подобное, описывали свои галлюцинации (или что это было) как нечто крайне яркое. Они также говорили, что эти переживания длились намного дольше времени, в течение которого человек действительно был мёртв. Всё это — лишь его попытки избежать суровой реальности его собственной смерти? В таком сценарии превращение в вампира будет его собственноручно созданным адом, его предсмертным кошмаром, пока он переваривал тот факт, что его жизнь закончилась. Это всё какое-то искажённое видение его собственных сожалений, что он не сделал до смерти многое из того, что хотел? Если так, то он выбрал весьма извращённый способ сдохнуть. Он воображал себя в каком-то мстительном, жестоком, морально развращённом и наполненном гневом аду, как будто он одержим демоном, который цеплялся лишь за темнейшие желания в самых бессознательных уголках разума Наоко. Вместо того чтобы полностью угаснуть или идти к свету, как говорили другие… Он вынужден смотреть, как кто-то другой завладел его телом. Он вынужден смотреть, как этот кто-то действовал через него; чувствовать его желание сделать определённые вещи; чувствовать, как он реализовывает эти вещи, когда никто его не остановил… Он ахнул, закрыв глаза, но это не помогло. Он пытался подавить образы, которые хотели нахлынуть. В этот раз не сработало. Лицо Кико встало перед его глазами. Он видел её бледное лицо, круги под глазами от долгих часов работы, улыбку, когда она смеялась над чем-то, что он ей сказал. Это было до острова Мангаан. Они устроили спарринг в главном спортзале на Калифорния-стрит. Её идея. Они кружили друг вокруг друга на ринге. Он помнил тот день и их спарринг. Он позвал её на свидание, а она свела всё к шутке. Она сказала, что он напоминал ей её брата, и это заставило его содрогнуться. Кико также пошутила, что на самом деле Ник заинтересован не в ней. Мири. Она имела в виду Мири. В то время это разозлило его и пристыдило. Он был так уверен, что она ошибается. Он не знал, как возразить ей, не угодив в ещё более нелепое положение, так что ничего не сказал. Это задело его чувства. Он помнил блеск в её глазах и то, как она шутила об этом… Образ её обнажённого, окровавленного тела, покрытого укусами… Он закричал. Уставился на её бледную плоть, в комнате, заляпанной кровью. Извращённое удовлетворение согрело его живот, и ярость, казалось, ненадолго насытилась. Ярость, которая на самом деле нацелена не на неё, не на Кико. Как и говорил Даледжем, она была пустышкой. Она была бл*дской пустышкой… его друг. Та, кого он любил, даже если и не был в неё влюблён. Он едва воспринимал её как живого человека, организуя эту сцену. Он стёр её как личность из своего сознания. Он стёр их всех. Всё, что имело значение — это Блэк. Всё, что было важно — послать сообщение этому куску дерьма, дать ему знать, что он придёт по его душу… Ник снова закричал. Как только он начал, он уже не мог остановиться. Он понятия не имел, слышал ли этот крик кто-нибудь, кроме его самого. Он кричал, пока не заболело горло, лёгкие, глаза. Его грудь полыхнула болью, разрываясь на куски, пока он смотрел в эту пустоту. Боже, он хотел умереть. Он так сильно хотел умереть. Он хотел прямо сейчас пойти к свету. Он даже добровольно пошёл бы во тьму, если там ему самое место. Всё лучше, чем находиться здесь. Всё лучше, чем перспектива жить вот так… возможно, вечно. Быть мёртвым — это единственный оставшийся вариант, который имел смысл. Он не мог сделать эти вещи. Бл*дь, он не мог сделать эти вещи.