Чейзер. Крутой вираж
Часть 49 из 70 Информация о книге
Мак вжался в Лайзу и заставил ее принять его член на половину длины. – А-а-а… – Тебе не нравится? Только скажи мне, – шептали на ухо, – скажи, и я прекращу делать это. Не нравится? Конечно, не нравится. И нравится – сильно, очень… Лайза продолжала стонать и молчать. – Два… Молодец, хорошая девочка, – он вышел из нее и на этот раз вошел до конца. – Плохая, раз позволяю тебе такое, – хрипела она в ответ – горела, содрогалась, стонала, возбуждалась так сильно, как никогда. – Ты мне еще и не такое позволишь. Ты мне все позволишь. Три. В ее попке он задержался на несколько секунд, затем вышел; Лайзу вновь развернули к стене спиной, тут же вошли по полной – на этот раз классически – и задвигались быстро, жестко, размеренно и поучительно. – Хорошо чувствуешь меня, запоминаешь? Запоминает ли она его? Да она свое имя забыла, а его помнит. – Да… да… За ее спиной протиснулась рука; ягодицы напористо раздвинули, горячий палец несколько секунд помассировал запретный вход, затем ласково скользнул в разогретую попку. – Да, вот так… так ты будешь чувствовать меня еще лучше. О да, теперь она чувствовала его со всех сторон – щетину на своей щеке, лацканы куртки на голой груди, трущуюся о клитор рубашку, скользкий и здоровый орудующий член во влагалище, а также горячий палец в попке. – Что… ты… делаешь… – Беру тебя. Так… чтобы стало понятно… к кому тебе завтра идти… Темп нарастал, жар тоже – ей больше не мешали ни его куртка, ни рубашка: сознание подстегивал тот факт, что он одет, а она нет. Жесткий мужчина, грубый, прекрасный: он берет все, что ему хочется, он не тратит время на слова – действует… Лайза достигла разрядки так шумно, как никогда прежде, – содрогаясь, успела подумать, что этот безумный хрип запомнят все соседи и даже консьерж снизу, но моментально забыла о тревогах: цеплялась за жаркое и стальное мужское тело, обмякла, почувствовала, как от переизбытка эмоций по щекам текут слезы. Мак закончил несколькими мгновениями позже – зарычал и принялся врубаться глубоко, мощно, сильно. А когда спазмы прошли, какое-то время стоял, прижавшись к женщине, которая только что приняла его, – вдыхал ее запах, хрипло дышал. Затем отстранился, не отрывая взгляда от ее лица, запрятал все еще напряженное и стоящее вертикально достоинство в брюки, застегнул ремень и спросил жестко: – Запомнила, кому звонить завтра? – Да. – Запомнила, что я существую? Ему бесполезно говорить, что она не забывала. – Да. – Жду звонка завтра, – бросил он на прощанье и, прежде чем уйти, уточнил: – Это было не свидание. «Не их последнее свидание», – он имел в виду. Как только дверь за визитером закрылась, Лайза со стоном обмякла, опустила голову, уперлась руками в ватные колени и почувствовала, что дрожит. Вот так Чейзер напоминает о своем существовании. Именно так. Испорченные трусики лежали на полу, вокруг них валялись срезанные пуговицы; по ее ногам текла смешанная с собственными соками сперма. Забудь его после этого. * * * Покинув ее квартиру вечером, он явился к ней ночью – во сне. Лайзе приснилось, что он пришел, как приходит человек, ищущий любви, тепла, заботы, лег, положил голову на живот и долго оставался рядом. Она гладила короткие черные волосы со всей любовью, на которую была способна, зная, что она нужна, а Мак исходил волнами счастья, в которых она купалась, на которых качалась, по которым плыла. И еще ни разу до того – ни во сне, ни наяву – она не ощущала, что нужна кому-то так сильно. Мак пришел, как кот, которого ни разу не касалась добрая рука, как мужчина с истосковавшимся по нежности сердцем, как человек, который умрет, если не сделает хотя бы одного глотка из чистого родника любви. И она поила его, поила всю ночь. А наутро поняла. Элли была права: с последней (ей больше не хотелось называть ее «последней») встречи она мучила и себя, и Мака. Им обоим нужна была эта правда, и ей самой – не меньше. Нет, она не перестала бояться, но вдруг увидела все кристально ясно и четко: им придется поговорить, а иначе никак, тупик. Ей обязательно нужно сказать ему: «Я твоя женщина, и я из будущего», – ей необходимо увидеть в этот момент его глаза. Любит? Не любит? Вот тогда все и поймет. А может, поймет позже. За завтраком Лайза вдруг поняла и то, какой именно эта встреча должна быть, увидела, что все должно пройти так и никак иначе: они проведут вместе день, целый день. Проснутся вместе, вместе позавтракают, затем прогуляются по магазинам, сходят в кафе или ресторан, съездят на автодром, а затем тихо посидят перед телевизором. Проведут этот день так, как, возможно, провели бы его в той, «старой» ветке, и пусть это будет ее драгоценный подарок самой себе. Она и Мак – совсем как когда-то. И да, на двадцать четыре часа она расслабится, позволит себе быть свободной и беззаботной, она выбросит прочь чувство вины и не будет думать о том, что произойдет позже, – вот не будет она думать об этом, честное слово, не будет, и всё! А будет впитывать присутствие Мака, будет радоваться каждой его улыбке, окутает его нежностью, будет ласковее солнышка, будет окружать его любовью, как во сне. Ее подарок. Ее самой себе прощальный (за это слово она едва не стукнула себя по голове) подарок. Отставив тарелку в сторону, Лайза несколько секунд колебалась, затем протянула руку к телефону. Разговор вышел коротким и содержательным: – Готова встретиться? – Готова. – Когда и где? – У тебя дома. Я приеду вечером, и мне нужно, чтобы ты был свободен ровно сутки. – Сутки? Тишина. Обдумывание. За короткую паузу она успела вновь распереживаться и накрутить себя. – У тебя нет времени? – Для тебя – есть, – усмешка. – Для тебя я найду и больше. Наверное, ему предстоит отодвинуть какие-то дела; от сердца тут же откололся наросший лед. – Приезжай, я буду ждать. – Приеду. Вечером. – Все, до встречи. Короткие гудки отбоя. Как ни странно, но в этот день ей удалось переделать все запланированные дела: встретиться с отделочной бригадой, передать им инструкции и указания, отыскать Лию Валонски и поговорить с ней (успешно), докупить в холодильник продуктов, убраться в квартире и даже отдохнуть после. И все это время Лайза ощущала себя как в угаре, пьяной без вина – чувствовала приближение нового дня так тонко, как узники, чья казнь назначена на утро, чувствуют приближение рассвета. То будет еще один переломный день в ее жизни, то будет очередная точка поворота судьбы. Она вздохнула. И когда уже начнется спокойная размеренная жизнь, в которой не нужно будет бояться слова «завтра»? Наверное, не скоро. Когда часы показали начало восьмого, она принялась собираться. Позже тем же вечером она лежала в постели рядом с Маком, утомленная бесконечно нежным занятием любовью – она попросила его быть нежным, и он был, – касалась теплого мужского плеча пальцами и гнала мысли прочь. Двумя часами ранее он встретил ее в собственной прихожей поцелуем, ни о чем не стал спрашивать, молча отозвался на немую просьбу о ласке, прежде чем начал раздевать, долго и внимательно смотрел в глаза. – Все хорошо? Ее внутренний раздрай он чувствовал кожей, беспокоился. – Хорошо. Просто будь со мной. – Я есть. – И люби меня, ладно? Люби, как будто я… твоя. Вместо ответа он любил ее. Сначала в гостиной на диване, затем в ванной с теплой водой долго держал в объятьях, нежно мыл, ласкал, уткнувшись носом в мокрую макушку, просто был рядом. Наверное, ему хотелось спросить, что происходит, почему она такая напряженная, что именно гнетет ее, но вопросов Мак задавать не стал – знал, они еще поговорят. Вместо этого он пытался помочь ей расслабиться.